Я тебя… никогда!

Что же будет со мной, когда плод разовьётся, превратится в настоящего младенца, а любовные ристалища будут окончательно исключены из семейного меню?

Страшно даже подумать…

Сегодня у жены не болит голова, таинственным образом исчезла тошнота. Настроение на высоте, яркий румянец. Теперь не отвертится. Мой день.

Мысли таинственным образом оказываются в Инкиных трусиках, в которых припарковано влажное, истекающее любовными соками мохнатое чудо.

Что-то засела занозой в дурной голове шальная мыслишка, заставляющая кровь пульсировать со свистом в ушах, проталкивая её под неимоверным давлением вниз живота. За что она там зацепилась, интересно? Как бы выковырнуть эту свербящую думу из воспалённого мозга, чтобы жизнь не портила?

– А не испить ли нам с тобой кофейку, графиня? Помнится, намедни в потайном уголке заваривала ты мне божественный напиток. От крепости, аромата и букета вкусов у меня до сих пор мурашки по телу.

– Дурак. Ты на что намекаешь? Просто ты был такой несчастный, потерянный, вот и сплясала. Это экспромт был. Больше так не получится. Вдохновение.

– Значит, мимолётное увлечение, минутная страсть? Теперь не привлекаю? Отработанный материал, годный лишь на антрекоты.

– Не знаю. Желанием не горю. Но попробовать можно.

Надеюсь, со здоровьем жены всё будет в порядке.

Мы бесимся на узкой скрипящей кровати как малые котята, разве что не мурлычем. Мельком вглядываюсь в её лицо, вижу обворожительные зелёные глаза, полные любви и обожания. Во всяком случае, мне это видится именно так.

Что это на самом деле, наверное, не суждено узнать никогда.

Возимся, наслаждаясь озорной близостью и тесным родством, которое теперь скреплено развивающимся в чреве плодом, а сами наблюдаем внимательно друг за другом, думаем об одном и том же – о будущем и настоящем наших семейных отношений. Каждый о своём.

Неведомо нам, что на уме у человека, с которым живёшь. Приписываем ему в грёзах свои, а не его мысли, чувства, слова, эмоции. Обманываем сам себя, выдавая желаемое за действительное. Живём с выдуманным человеком и радуемся до поры, пока он по-настоящему не проявится.

Азарт, вожделение и фантазии живут сами по себе, выдавая иллюзии страсти за деятельность ума.

Лотерея. В азартных играх выигравших нет. На большом отрезке времени все в итоге проигравшие. Исключений не предвидится. Желаешь иметь предсказуемый выигрыш – открой карты. Может, тогда…

Нет ничего проще и дешевле честности. Но ум не для того дан, чтобы отдавать, для того, чтобы хитрить, обманывать, а главное, брать. Только себе и как можно больше. Не всегда сознательно, чаще по привычке или из вредности. Не со злобы, походя, не задумываясь.

Альтруизм, он, конечно, существует. Для кого-то отдавать – смысл жизни. Но это скорее исключение, чем правило.

В юности, когда не отягощён житейским опытом, ответственность зачастую удовольствие, а не обуза. Желание делиться и отдавать проявляется чаще.

Как приятно встать чуть раньше, пока подружка спит, затопить выстывшую за ночь печь, вскипятить чайник, нарезать бутербродов, сварить молочную кашу, на большой тарелке подать дымящийся ароматный напиток, завтрак в постель.

Разбудил поцелуем, угощаешь, радуешься, глядя в зелёные омуты, переполненные до краёв любовью и нежностью, утопая с головой в этих озёрах, чувствуя, что нет никого на свете родней, хотя и знакомы всего ничего.

А вот зацепила. Да как!

Ещё недавно сам себе ответа дать не мог, нужны ли друг другу, теперь вопрос забылся, и ответ не обсуждается. Конечно, необходимы. Руки сами собой, не спросив обладателя, тянутся к тёплому телу под ночную рубашку.

Руки холодные, не догадался согреть. Прикосновение вызывает негодование, бурю эмоций, но без особенного раздражения. Начинается возня, затем объятия, поцелуи… с головой накрывает страсть, и на несколько десятков минут уносит неведомая сила в иные миры.

Застываю в сладостном предвкушении. Вот оно, милое, дорогое лицо самого близкого на свете человека. Разве можно не заметить его, если каждая чёрточка притягивает внимание, вынуждая прикоснуться.

Губы, не дожидаясь команды, складываются трубочкой, трансформируясь в поцелуй, который встречают другие губы, влажные и ароматные, дарящие восторг и чувство погружения в раствор бесконечного счастья.

Я пью этот благословенный напиток, по всему телу разливается импульс блаженства, внутренний жар и ощущение эйфории. Руки между тем блуждают по известному маршруту, встречая горячие податливые препятствия, отзывающиеся на прикосновение напряжением, чувственной пульсацией и тёплой тягучей влагой.

Грудь подруги набухает, приветствуя прикосновение, маленькие чувствительные соски становятся налитыми вишенками, напрягаются, вибрируют, заводя источник желания и сокращая мышцы упругого пресса.

Инна стонет, выгибаясь всем телом, выражая нетерпение и восторг. Воздух наполняется терпким ароматом, вызывающим неодолимую жажду слияния.

Мир съёживается, вмещаясь без остатка в глубине податливой плоти.

Острые коготки жены больно впиваются мне в спину, рождая яростное желание проникнуть глубже.

Инна торопит, чувствуя приближение финала, двигается в едином со мной ритме. Дыхание её становится прерывистым, огненно-жгучим…

Падаю рядом с ней в полном изнеможении. Наконец-то дождался, получил драгоценный бонус, окрыляющий, дающий желание и силу жить дальше. С меня струями стекает горячий пот. Кажется, он повсюду в супружеской постели.

Инну ещё некоторое время корёжат интенсивные конвульсии, после чего жена затихает, начинает целовать, передавая изо рта в рот накопленное возбуждение.

В колдовских изумрудных глазах с янтарными искорками, делающими их похожими на кошачьи, бегают озорные чертенята… Неужели будет продолжение? Наверное, сегодня моя девочка хочет накормить близостью досыта, чтобы завязать на виртуальном поводке ещё один, самый крепкий, морской узел.

– Желанная,не ешь меня! Ну, пожалуйста!

Дуальность

– Дунаев, Игорь Леонидович, – с поклоном представился немолодой уже, с виду лет сорока пяти или чуть больше, огненно-рыжий мужчина в усах и бороде хорошенькой девушке, стоящей на крыльце его дома.

Удивительно, но глаза у него были молодые, а кожа лица гладкая.

Одет мужчина был в шаровары, наподобие тех, в которых рисуют казаков, пишущих письмо турецкому султану, и клетчатую фланелевую рубаху с длинными рукавами, размера на два шире объёма фигуры, спускающуюся почти до колен. На ногах стоптанные валенки, подшитые кожей, голова покрыта фетровым колпаком невнятного цвета. Этот живописный ансамбль дополняет солдатский ремень с блестящей на солнце бляхой.

– А вот и Ланочка, жиличка твоя. Я тебе рассказывала. Внучка подружки моей, Дарьи Степановны. С детства её знаю. Хорошая девчушка, послушная, смирная. Но с характером. В институт поступила, а в доме, как назло, прислониться негде и уроки готовить тоже. Вот, значит, такая оказия, Игорёк. Нужно приютить. Да она тебе в тягость не будет. Приберёт, когда нужно, обед сготовит. На это она мастерица. Семья-то многодетная. Сызмала девчонок к хозяйственным делам приучают.

Девушка протянула игрушечную ладошку. Игорь Леонидович осмотрел свою руку, вытер о рубаху, попытался поздороваться таким образом. Маленькая ладонь утонула в его пятерне, вызвав тревожную мысль, что может сделать ребёнку больно. Игорь накрыл протянутую руку второй ладонью, улыбнулся во весь рот:

– Милости прошу к нашему шалашу. Вы меня не пугайтесь. Я бука. Волк-одиночка. В гости никого не зову и сам не хожу. Позвольте полюбопытствовать, как ваше полное имя?

– Лана Борисовна Саватейкина. Полное имя тоже Лана. Мама сказала, что оно связано с плодородием. Я тихая. Обещаю, водить никого не буду. А где я буду жить?

– О, в таких хоромах. Отдельный вход. Две комнаты. Мебель. Но удобства и кухня, к сожалению, на моей половине. Ничего, разберёмся.

– Постараюсь вас не стеснить. Тихо буду сидеть, как мышка.

– Ну и чудненько. Такое дело нужно отметить. Сейчас чай поставлю. У меня и баранки есть.

– А я с утра пирожки испекла. С капустой и с мясом. Сейчас принесу. Может, самогоночки, Игорь, как ты думаешь? – спросила соседка, Софья Даниловна.

– Ни к чему. Лишнее это. Ты же знаешь, я не любитель.

Соседка убежала, а Игорь Леонидович стоял разинув рот, не отпуская руку жилички, изучая её силуэт, пытаясь поймать взгляд.