– Я вижу, Ападу, ты уже угостила гостей, – сказал он неожиданно звучным для его крошечного роста голосом. – Надеюсь, ты никого не обидела невниманием?
– Почему ты так говоришь, Ннамди? – с тревогой спросила Ападу, услышав в его голосе нотки вызова.
– Потому что муж твоей сестры, Абрафо, не пьет, – ответил пигмей. – Подай еще один кувшин, Ападу. Поднеси ему.
Абрафо, который сидел с надменным видом на траве в отдалении, презрительно скривил губы. Абангу, не желая ссоры, поспешила ответить за него.
– Не надо, Апудо! Нас не мучает жажда.
Нгояма как будто не замечали пигмея. Давняя вражда, которая существовала между их народами, проникла и в родственные отношения. Абрафо считал, что их семья опозорена. Абангу даже не пыталась ему противоречить. Она и сама думала так же. Любовь к сестре пересиливала расовые предрассудки, когда они встречались после долгой разлуки, но ненадолго.
Фергюс понял, что ему необходимо срочно вмешаться в семейную ссору, если он хочет достичь желаемой цели.
– Ннамди, я хочу помочь вам с Апудо, – сказал он. – Вы станете мужем и женой и сможете вернуться к своему народу.
Пигмей презрительно скривил свои тонкие губы.
– О каком народе ты говоришь, чужеземец? – спросил он с иронией. – О нгояма или о том, который они презрительно называют «люди величиной с кулак»?
– Ты не прав, Ннамди, отвергая мою помощь, – с укоризной сказал Фергюс. – Подумай не о себе, а об Апудо. Она страдает из-за того, что отвергнута своей семьей. И идет на эту жертву только из-за великой любви к тебе.
Ннамди обернулся и пристально посмотрел на Апудо. Она, как провинившийся ребенок, опустила глаза под его взглядом. И тихо произнесла:
– Выслушай его, Ннамди. Прошу тебя.
Пигмей задумался. Гордость в нем боролась с любовью. И любовь победила.
– Хорошо, чужеземец, я приму твою помощь, – гордо сказал он. – Но взамен я тоже окажу тебе услугу. И мы будем квиты.
– Услугу? Мне? – с наигранным удивлением спросил Фергюс. Но сердце его радостно забилось.
– Только не пытайся меня убедить, что ты бескорыстно хочешь помочь нам с Апудо, – ехидно ухмыльнулся Ннамди. – У меня маленькое тело, но не мозг. Не надейся окутать дымом своих слов мой разум. Или я последую совету наших предков, который считали, что лучшее лекарство от дыма – уйти от него.
– Не буду переубеждать тебя, Ннамди, – сухо сказал Фергюс. – Но ты действительно мог бы мне помочь. Покажи мне баобаб, в котором покоится прах Адетоканбо.
– Зачем это тебе, чужеземец? – с искренним удивлением спросил Ннамди.
– Это мой предок, – солгал Фергюс. – Я долго искал его могилу по всему миру. Я хочу воздать ему посмертные почести.
Он знал, что туземцы свято чтут память своих предков, и такое объяснение должно удовлетворить пигмея.
– Ты потомок Адетоканбо? – с невольным страхом произнес Ннамди. Но в его голосе сквозило недоверие.
– А разве Адетоканбо, как и я, не прибыл на африканскую землю из-за моря? – спросил Фергюс. – Что же тебя удивляет?
– Как ты докажешь то, что ты его потомок? – спросил Ннамди.
– Когда Адетоканбо отправлялся в Африку, у него на груди был золотой диск, – ответил Фергюс. – Это наш родовой тотем, который передавался от отца к сыну на протяжении многих поколений. Адетоканбо не мог снять его. Это было табу. С этим диском его должны были похоронить. Ты можешь проверить это, когда мы найдем прах Адетоканбо.
Эти слова почти убедили Ннамди. Тотемы были священны для пигмеев. По их повериям, тотем позволял его владельцу не только превращаться в любое животное, но и делаться невидимым. С его помощью можно было отправить вторую половину своей души, воплощенную в тотеме, с поручением отомстить врагу. И совершать множество других фантастических деяний. Никто из туземцев не рискнул бы лгать, говоря о тотеме. Пигмеи верили в неотвратимость кары, которая незамедлительно последует вслед за этим.
Фергюс шел на большой риск, говоря о своем родстве с Адетоканбо, которого местные племена почитали как божество. Но у него не было другого выхода. Так ему казалось.
– Так ты проводишь меня, Ннамди? – спросил эльф, не сводя глаз с крошечного личика пигмея. Он был уже уверен, что Ннамди знает, в каком из баобабов покоится прах Адетоканбо, и пытался проникнуть в его мозг, чтобы извлечь из него эти сведения. Но в голове пигмея царил хаос, мысли появлялись и исчезали, словно стая встревоженных птиц-носорогов.
– Я покажу тебе баобаб, в котором покоится прах Адетоканбо, но только издали, – неохотно ответил Ннамди. – Того, кто приблизится к нему, ожидает смерть. Это табу, которое завещали моему народу предки.
– Это табу не распространяется на потомков Адетоканбо, – ответил Фергюс. Ему с трудом удавалось сдерживать радость. – И, кроме того, у меня есть тотем, который защищает меня от любых проклятий. Я не могу показать его тебе. Ты можешь ослепнуть. Но если хочешь…
При этих словах Фергюс поднял руку, словно желая достать амулет, висевший у него на шее под рубашкой. Это был обыкновенный медальон с изображением Арлайн, который он никогда не снимал. Но пигмей не мог этого знать.
– Нет! – почти закричал Ннамди и даже прикрыл глаза рукой. – Я верю тебе, чужеземец! Только не ослепляй меня! Умоляю тебя!
– Хорошо, Ннамди, – кивнул Фергюс. – Но мы должны выйти немедленно. Как далеко нам идти?
– Полдня пути, – ответил пигмей. – Если мальчик пойдет с нами. Но лучше оставить его с Апудо. Тогда мы дойдем быстрее.
– Мой внук пойдет со мной, – отверг это предложение Фергюс. – Он тоже потомок Адетоканбо.
– А Абрафо и Абангу? – спросил пигмей. И глаза его злобно блеснули.
Фергюс заметил это. Но отнес ненависть, которую Ннамди не смог скрыть, на счет семейной вражды.
– Они пойдут с нами, но к баобабу я подойду один, – сказал он. – Уверен, они боятся табу не меньше, чем ты.
– Только потомку Адетоканбо не ведом страх, – ответил пигмей. Он повернулся к Апудо и с упреком сказал ей. – Вот видишь, какую цену я должен заплатить, чтобы ты стала моей женой. Неужели нам без этого плохо жилось?
Апудо виновато опустила глаза. Но осталась непреклонной.
– Кто захочет танцевать под музыку львиного рычания? – спросила она. – Я люблю тебя, Ннамди, но я устала быть отверженной. Разве мы живем с тобой? Мы выживаем, как древесные даманы, которые всегда держатся поодиночке. Даже люди – и те счастливее нас. Чужеземец поможет нам изменить нашу жизнь.
– Ты уверена в этом?
– Да, – твердо ответила Апудо.
И Ннамди сдался, буркнув себе под нос:
– Правы были наши предки, когда говорили, что пыль одолевает метлу, а женщина – мужчину.
Он сделал знак Фергюсу и направился в сторону зарослей, из которых появился до этого. Фергюс окликнул Альфа, и они пошли следом. Абрафо поднялся с травы и направился за ними. Последней шла Абангу. Она помахала рукой сестре. Та махнула ей в ответ и окликнула Ннамди, который уже почти скрылся в зарослях.
– Ннамди, солнце мое! Я приготовлю на ужин твои любимые молодые побеги баобаба. Возвращайся скорее! Я уже скучаю!
Ннамди сверкнул глазами, но ничего не ответил. Абрафо презрительно фыркнул. А Фергюс почувствовал легкие угрызения совести. Он одним прикосновением мог разрушить этот мир, который был непрочен, но все-таки существовал и приносил тем, кто в нем жил, радость. То счастье, которое он обещал Апудо и Ннамди, казалось эфемерно и зыбко, как болотистая почва. А опасность, которая им грозила из-за него, Фергюса, была реальной и осязаемой. И разве синица в руках не лучше журавля в небе? Он сам столько настрадался, пока не понял эту простую истину…
Но его собственный мир был сейчас под угрозой. Эта мысль вернула эльфу утраченную на мгновение решимость. И он прибавил шаг, чтобы не отстать от пигмея, который юркой светло-коричневой ящерицей скользил между ветвей.
Альфа очень заинтересовали последние слова Апудо. Он подождал, пока с ним поравняется Абрафо, и спросил: