Химера

Майор Лихобабенко удовлетворенно кивнул.

– А ее спутник? Молодой и черноволосый?

– О нем ни слуха, ни духа. Как будто он растворился в океане. Но это пока не важно. Нам главное поймать большую рыбу. А прилипалу мы найдем где-нибудь поблизости, я уверен. Он от нее так просто не отстанет, особенно теперь, когда она стала богатой вдовой.

– Да ты романтик, Жиль. Вот уж не ожидал!

– Я реалист, Антон. И слишком хорошо знаю этот безумный мир.

– Боюсь, мы с тобой оба очень плохо знаем тот мир, в котором живет наша Алва Эльф, – задумчиво произнес майор Лихобабенко, сам не понимая, насколько он прав.

Жиль Дидье что-то раздраженно буркнул, а потом сказал:

– Надо ехать в Париж.

– Звучит заманчиво. А что мы там будем делать?

– Рыбачить. Ты никогда не увлекался рыбной ловлей?

– Я вырос в морском городе, но рыбу видел только на прилавке магазина, – признался майор. – И то издали. У мамы на нее аллергия.

– Придется пристраститься. Мы не можем себе позволить пропустить эту рыбалку. Опасаюсь, что Алва Эльф слишком крупная и опасная рыба для наших парижских коллег.

– Ты прав, – согласился майор. – Мы с тобой хорошо знаем, на что она способна. А они – нет.

– Тогда поспеши, – посоветовал Жиль Дидье и язвительно добавил: – К сожалению, тебе придется сменить этот очаровательный халат на свой костюм. Скажи, почему в России такие плохие портные?

Сам француз щеголял в костюме от Pierre Cardin, который превосходно на нем сидел, несмотря на его гороподобную фигуру, потому что был сшит на заказ.

Когда майор переоделся, Жиль Дидье окинул его критическим взглядом, но промолчал, скрыв улыбку. Несмотря ни на что, тщедушный и некрасивый русский нравился ему, подобно тому, как были по душе чумазые серые воробышки, яростно чирикающие на улице в раннее солнечное утро. Они были забавными, а день обещал быть хорошим. Поэтому Жиль Дидье всегда улыбался, увидев воробьев и заслышав их жизнерадостный гомон. Примерно такое же чувство он испытывал при взгляде на Антона Лихобабенко.

– Ты не возражаешь против моей малышки? – спросил Жиль Дидье, когда они вошли в лифт, чтобы спуститься на первый этаж гостиницы.

– С нами едет кто-то еще? – не понял майор.

– Я имею в виду свою Sherpa, – пояснил с улыбкой француз. – Сэкономим время. Да и в Париже она нам пригодится. Не надо будет постоянно искать такси. И, кроме того, я с ней уже так сроднился, что буду скучать, если она останется в Лионе.

– Я тебя понимаю, – кивнул майор. – Будь у меня такой джип, я бы тоже по нему скучал. Во Владивостоке, с его холмами и ухабами, ему бы цены не было.

– Моя малышка предпочитает ровные дороги, – заметил Жиль Дидье. – А я не против такой привередливости. Зато она не требует норковой шубы и бриллиантов, как жены моих коллег по Интерполу.

И Антон Лихобабенко понял, что Жиль Дидье, как и он, тоже пока не женат. Но если ему мешало присутствие мамы в однокомнатной квартире, то французу – его страсть к джипу Renault Sherpa. И кто знает, чья проблема была более неразрешимой.

– До Парижа пятьсот километров, – сказал Жиль Дидье, забравшись в джип. – Если у тебя есть деньги на штрафы дорожной полиции, то мы может там быть уже через четыре часа.

– А если нет? – осторожно спросил майор Лихобабенко.

– Тогда мне придется козырять своими документами, – ответил Жиль Дидье, широко ухмыляясь. – И на дорогу уйдут пять часов.

– Второй вариант мне нравится больше, – с облегчением вздохнул майор..

– Тогда на нем и остановимся, – сказал француз. – А пока мы с моей малышкой можем предложить тебе небольшую экскурсию по Лиону. Если ты не возражаешь.

– Буду только рад.

– Тогда смотри по сторонам, а я буду рассказывать, – предложил Жиь Дидье. Они уже ехали по улицам Лиона. – Наш город расположен на слиянии двух рек – Роны и Соны. Его основали древние кельты. Может быть, ты даже читал трактат «О реках», который приписывают Плутарху.

– Не довелось, – коротко ответил майор Лихобабенко. И из вежливости добавил: – К сожалению.

– Тогда я тебе перескажу его в двух словах, как сам запомнил. Согласно легенде, когда на одном из окрестных холмов был заложен первый камень в основание будущего города, неожиданно со всех сторон налетело множество воронов. Поэтому город было решено назвать Лугдун, что в переводе означает «холм ворона» или «воронья гора». А намного позже от латинского Lugdunum произошло современное название – Лион.

– Все так просто? А где поражающая воображение мистика?

– Зимой в Лионе температура может меняться на десяток градусов в течение дня. А летом – даже на двадцать. И часто бывают туманы. Куда уж мистичнее, ты не находишь?

– Даже кровь в жилах стынет, – кивнул майор Лихобабенко. – Но история любого города для меня – это его жители, а не стены, и тем более погода.

– В Лионе жил Франсуа Рабле. А братья Люмьер, родоначальники кинематографа, похоронены на местном кладбище. Не говоря уже о том, что пару сотен лет назад сама Дева Марии спасла город от чумы. Только не спрашивай меня, при каких обстоятельствах. В благодарность за свое чудесное спасение местные жители каждый год в начале декабря празднуют F?te des lumiеres. На окна ставят свечи, а на городских улицах зажигают тысячи ламп, фонарей и светильников. В эти дни город посещает до трёх миллионов туристов!

– Сама Дева Мария затерялась бы в этой толпе, – с невинным видом произнес майор Лихобабенко. Ему нравилось поддразнивать своего французского коллегу. Он испытывал при этом такое ощущение, словно входил в клетку с тигром с намерением засунуть свою голову в его пасть.

Жиль Дидье бросил на него насмешливый взгляд и сказал:

– Не знаю, что случилось бы с Девой Марией, то ты бы точно затерялся. Уж больно ты мал, старина.

Майор Лихобабенко кисло улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.

Они миновали H?tel-Dieu de Lyon на набережной Роны.

– В этом Лионском Божьем доме Франсуа Рабле работал врачом, а заодно писал свой роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», – пояснил Жиль Дидье. – Помню, меня позабавило его замечание о том, что старых пьяниц встречаешь чаще, чем старых врачей. Судя по всему, этот парень знал, о чем говорит.

Вершину большого купола венчало скульптурное изображение трёх ангелов, держащих земной шар.

А затем они увидели три холма, окружавшие город – Fourviеre, Croix-Rousse и Duchеre. И это значило, что они покинули Лион, в котором едва ли не каждый камень мостовой был частицей истории. Казалось, что за городской чертой даже воздух был иной. Во всяком случае, не такой пыльный.

До Парижа они добрались только к вечеру.

Глава 18

Сенегамбии уже не было. Просуществовав всего несколько лет, конфедерация распалась на прежние суверенные государства – Сенегал и Гамбию. Местность, которая интересовала Фергюса, оказалась на территории республики Гамбия. Это была самая маленькая континентальная страна Африки площадью чуть более 11 000 квадратных километров и населением менее двух миллионов человек. В столице этого крошечного государства городе Банжул насчитывалось всего 60 тысяч жителей. Но в 27 киломатрах от Банжула был построен международный аэропорт с современным терминалом, который мог принимать любые самолеты.

– Когда-то аэропорт Юндум даже привлек внимание НАСА, он должен был служить запасным аэродромом для многоразовых космических кораблей типа «шаттл», – проинформировал деда Альф, когда они устало шли через терминал к выходу. Многочасовые перелеты из Владивостока в Москву и из Москвы в Гамбию на примерно равные расстояния порядком утомили их.

– Для страны, основным источником доходов которой ялвяется экспорт арахиса, это было, вероятно, весьма лестно, – сухо заметил Фергюс. – Но думаю, выход к Атлантическому океану для нее более важен. А протекающая через ее территорию с востока на запад река Гамбия – это просто подарок природы. Она берет начало в горах Фута-Джаллон на территории Гвинеи и впадает в океан.

– Мы поплывем по реке? – оживился Альф.

– Не знаю, – ответил Фергюс. – Это решит наш проводник. Надеюсь, он встречает нас.