Человэльф

– Так не так – перетакивать не будем, – заявила Катриона. – Так, кажется, говорят люди?

– Они много что говорят, – проявил свою нелояльность к роду человеческому Борис. – И не всегда это истина.

– Да и что нам Гекуба, – улыбнулась Катриона. – Меня волнует один-единственный представитель этого рода. А именно ты. Надеюсь, ты не расист?

– Вот еще, – возмущенно воскликнул Борис. – Никогда им не был.

– Значит, ты сможешь ужиться с эльфами?

– Легко, – заявил он с апломбом. – И, мне кажется, даже более того.

– Только кажется? – насмешливо посмотрела на него Катриона. – Перекреститься не хочешь?

– Я уверен, – возразил Борис. – Могу в этом поклясться. Есть у вас, эльфов, какая-нибудь самая страшная клятва?

– У нас есть контракт, который ты должен подписать, – Катриона перестала улыбаться. – Иначе тебе придется вернуться домой. И забыть об острове Эйлин Мор, эльфах, духах. Не подписав контракта, ты не можешь работать главным смотрителем маяка, расположенного на территории суверенного государства Эльфландия. Когда ты прочитаешь его, сам поймешь, почему. Контракт стандартный. Но в нем есть пункт, запрещающий рассказывать, кому бы то ни было, обо всем, с чем ты столкнешься в своей работе. В том числе, разумеется, под строжайшим запретом любое упоминание о духах природы. Этой тайне миллионы лет. И не тебе, Борис Смирнов, доведется раскрыть ее людям.

– Но если я не подпишу этот контракт…

– Опять то самое если…

– Тогда я смогу все рассказать людям? Все, что узнал от тебя сейчас.

– Тогда да. Но тогда мне придется тебя убить. А затем и себя.

– И ты… Сделаешь это?

– У меня не будет другого выхода.

– Но он у тебя был. Как я понимаю, ты могла сначала дать мне контракт на подпись, а потом уже все рассказать.

– Могла. Но я хотела, чтобы ты сделал осознанный выбор. А не по принуждению.

– Выбор между чем и чем?

– Между людьми и… мной.

Катриона произнесла это очень тихо, почти шепотом. Но Борис услышал.

– Где этот ваш пресловутый контракт? – сказал он. – Я хочу его подписать.

Катриона вышла из комнаты, но быстро вернулась. В руках она держала плотный лист гербовой бумаги с водяными знаками, на котором был отпечатан какой-то текст, и ручку. И то, и другое она протянула Борису.

– Читай и подписывай. Или… не подписывай.

Борис удивленно посмотрел на нее.

– Вот так все просто? – спросил он. – Ни тебе ужасных клятв, ни автографа собственной кровью?

– Не путай средневековую человеческую схоластику с реальностью современной жизни, – рассмеялась Катриона. – Ты, кажется, не понял главного. Мы, духи, вовсе не нечистая сила, которой люди пугают друг друга испокон века. Мы – другое. Может быть, пока даже недоступное вашему пониманию. Ведь вы еще почти дети, если смотреть с точки зрения эволюции. И прожитых вами веков.

Борис взял ручку и подписал контракт, не читая.

– В таком случае, – сказал он, – я на вашей стороне. В принципе, это единственное, что меня удерживало. Бабушка всегда меня предупреждала, чтобы я не вздумал продать свою душу нечистому, какую бы цену тот не предлагал. Ты меня успокоила.

– То ли еще будет, – улыбнулась Катриона. – Мы, эльфийки, умеем быть благодарными. А ты, я надеюсь, заслужишь благодарность нашего народа. Во всяком случае, начало многообещающее.

– А кроме подписи, контракты у вас ничем больше не скрепляют? – спросил невинным тоном Борис.

– Это еще чем? – удивилась Катриона.

– Например, поцелуем.

– В первый раз об этом слышу, – покраснела Катриона. – Но на всякий случай внимательно перечитаю инструкции. Все может быть. Но это чуть позже. А сейчас я спешу. Мне надо зарегистрировать документ в правительственной канцелярии. Ты слышал млита Сибатора. Он ждет. Поверь, он не забывает своих приказов, какими бы нелепыми они ни были.

– А когда ты вернешься?

– Завтра вечером. Я предпочитаю путешествовать в сумерках. Ты же помнишь нашу общую нелюбовь к солнцу. Оно превращает меня в уродину.

– Ничто на свете не может тебя обезобразить, Катриона. – заверил ее Борис. – Во всяком случае, в моих глазах.

– Поживем – увидим, – философски заметила девушка. – А пока не будем рисковать. Я вернусь завтра вечером. Ты будешь меня ждать?

Впервые в жизни Катриона не кокетничала, задавая этот вопрос. И ждала ответ с замиранием сердца.

Глава 24

Сибатор покинул остров Эйлин Мор очень довольный собой. Весь путь по морю до своего адмиральского фрегата он насвистывал веселый мотивчик из «Королевы чардаша». По-немецки название оперетты звучало более выразительно – «Die Csardasfurstin». Когда-то, лет сто тому назад, он был приглашен эльбстом Роналдом в Берлинский театр оперетты, и, разумеется, не смог отказаться, хотя охотнее провел бы вечер в кабаке или в одном из солдатских борделей, которыми так славился Берлин того времени. Шла Первая мировая война, к началу которой приложил свою мощную длань он, млит Сибатор, выполняя поручение Совета ХIII. Сербский националист Гаврило Принцип, убивший в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда, что и послужило поводом для войны, в которую были вовлечены 38 из существовавших в то время в мире 59 независимых государств, многое мог бы порассказать об этом, если бы Сибатор заранее не позаботился о том, чтобы этого не случилось. Млит всегда с удовольствием вспоминал, что за четыре года сражений были убиты и умерли от ран 9,5 миллионов человек, более 20 миллионов ранены, а 3,5 миллиона остались калеками. Кровь немцев уже второй год рекой лилась на фронтах, а в Берлинском театре оперетты в тот вечер в роли звезды варьете Сильвы Вареску, созданной венгерским композитором Имре Кальмана, блистала еще более знаменитая Фрицци Массари. Прелестные ножки актрисы вызвали у млита неподдельный восторг. За те два года, что спектакль не сходил со сцены Берлинского театра оперетты, Сибатор посмотрел его не менее десятка раз, уже без стесняющего его эльбста Роналда, и даже запомнил по нескольку строк из разных арий, которыми Фрицци Массари услаждала слух зрителей, а он принимал их на свой счет. И сейчас Сибатор тихо, как ему казалось, и ужасно фальшиво напевал:

«Там в горах, в алмазном блеске снегов,

Я росла цветком альпийских лугов…»

Десятивесельная шлюпка стремительно неслась по воде. Весла в руках моряков равномерно опускались и поднимались, повинуясь командам сержанта Дерека. Сержант смотрел на него такими преданными глазами, что разомлевший от приятных воспоминаний Сибатор даже решил не подвергать его дисциплинарному взысканию за своеволие, как собирался. Он здраво рассудил, что преданность не купишь за деньги, и тем более не добьешься ее наказаниями. А Катриона, и уж точно человек, не стоили того, чтобы из-за них терять лояльность такого бравого моряка, как сержант Дерек.

Приняв такое решение, адмирал, еще более воодушевленный, продолжал напевать:

«Там небес голубой шатёр,

Там венчает лёд вершины гор…»

Корабль быстро вырастал в размерах. На его мачте гордо реял адмиральский флажок. Сибатор любил свой фрегат, в том числе и за его славное прошлое. Эти лёгкие и быстроходные суда применялись еще в ХVII веке для рейдов в проливе Ла-Манш дюнкеркскими корсарами, которых поддерживало испанское правительства. Фрегаты препятствовали рыболовству и торговле Республики семь объединённых провинций в годы ее борьбы за независимость, контролировали торговые пути, использовались для связи, несли разведку, участвовали в блокаде портов, сопровождали конвои. Эти трёхмачтовые корабли с полным парусным вооружением, с одной или двумя, открытой и закрытой, орудийными палубами честно заслужили тот почет, который им оказывали военные моряки всего мира. И адмирал Сибатор, пусть он и был млит, не стал среди них исключением. Помимо прочего, его собственный фрегат почти два века тому назад был построен для одного из русских императоров и был достоин того, чтобы его избрал для себя один из самых видных членов Совета ХIII.

Шлюпка подошла к борту судна, и ее подняли на палубу. Млит милостиво кивнул сержанту Дереку и важно, с чувством собственного достоинства, проследовал в свою адмиральскую каюту. Он был приверженцем зримого авторитета власти. И считал, что от того, как он будет держать себя с подчиненными, зависит их отношение не только к нему, но и к Совету ХIII. Малейшее отступление от устава не допускалось в принципе. Любой из моряков, не опустивший глаз при виде адмирала и не замерший по стойке «смирно», мог быть подвергнут жестокому наказанию. Флот всегда славился своей дисциплиной. Адмирал Сибатор на своем корабле довел ее до апофеоза.

Но когда млит в своей каюте увидел Грайогэйра, который развалился в одном из кресел, он не вспылил, как можно было от него ожидать, а приветливо улыбнулся. Начальник охраны посольства Эльфландии не только был сейчас его союзником, но в последнее время стал пользоваться доверием самого эльбста Роналда, а это уже был совсем другой расклад взаимоотношений. Гном Грайогэйр становился не подчиненным, а в чем-то даже равным ему, млиту Сибатору. Как это ни тяжко было признать. Но адмирал, несмотря на всю свою кажущуюся недалекость, хорошо умел скрывать истинные чувства.

– Грайогэйр, можешь меня поздравить, – пророкотал он. – Я прекрасно справился со своей ролью. Не хуже Фрицци Массари, клянусь ее ножками!