Химера

– Но если есть дверь, то должен быть и ключ?

– Да, ключ был. Его вручили самому уважаемому и достойному из тех, кто остался. А чтобы их потомки ничего не забыли, пришельцы перед уходом оставили им послание. Вероятно, вы знаете о гигантских рисунках на Перуанском плато Наска, которые можно увидеть только из космоса. Среди геометрических фигур, очертаний животных, растений и людей, которые имеют определенный смысл, есть и изображение двери в горе Хай-Марка.

– Однако я слышала, что это послание никто не может разгадать.

– Не удивительно, ведь даже ключ от двери был утерян. И язык, на котором было написано послание, давным-давно умер. Как и множество других языков, на которых разговаривали народы, некогда населяющие планету. Их тоже никто не может расшифровать сейчас.

– Просто страсти Христовы, – зябко поежилась Евгения. – А вы сами никогда не были на том плато, где люди встречались с духами?

– Я нет. Но когда люди спустились с горы Хай Марка, чтобы обосноваться в более благодатном и удобном для жизни месте, мой предок еще раз поднялся на ее вершину. Как он рассказывал позднее, из любопытства. Он приложил ухо к каменной двери, надеясь что-нибудь расслышать за ней. Но ничего, кроме тишины, не услышал. Правда, это была, как он вспоминал потом, не простая, а космическая тишина. Он уверял, что никогда не хотел бы услышать ее еще раз. Она повергла моего предка в ужас, а он был не робкого десятка, как говорят люди. И он завещал своим потомкам не только не подходить к этой двери, но даже не думать о космических путешествиях. «Они не для земных духов, эти странствования по Вселенной», – говорил мой предок даже на смертном одре. И я свято чту его завет. Я не был на горе Хай Марка и никогда не поднимусь на нее. Я никогда не буду искать ключ, которым можно открыть эту дверь. И я никогда не покину Землю, даже ненадолго. Я родился на этой планете, и я умру здесь. И буду счастлив, поверьте, Женя.

Фергюс задумчиво посмотрел в глаза женщины и спросил:

– Вы считаете, что я просто боюсь?

– Я считаю, что вы Фергюс, – тихо ответила она. – Сильная личность. В отличие от меня и мне подобных благородных, но слабых натур. Но вы благотворно на меня влияете. И я попытаюсь исправиться.

Эльф не успел ответить. Зажглось электронное табло, и стюардесса объявила, что пассажиры должны пристегнуть ремни. Самолет начал снижаться, подлетая к столице Перу.

Здание аэропорта Лимы Jorge Chavez было облачено в стекло, как в броню, и сверкало под перуанским солнцем, словно алмаз, слепя глаза. Расстояние до города не превышало шести километров, и автобусы службы Airport express сновали, как мошки, подъезжая и отъезжая каждые двадцать минут. Такси было еще больше.

Однако на экскурсию в Лиму они не поехали, не желая тратить времени. Дорога в древний священный город Чичен Ица вела через столицу штата Юкатан город Мерида, расположенный в Мексике, на побережье Мексиканского залива. Между Лимой и Меридой пролегало почти четыре тысячи километров. Один город находился в Южной Америке, другой – в Северной Америке. Их разделял Панамский канал, соединяющий Тихий и Атлантический океаны. На этот раз предусмотрительность Фергюса увела его слишком далеко от конечного пункта назначения. Глядя на усталые лица Альфа и Евгении, он впервые пожалел об этом.

– Нам предстоит еще один перелет, – почти виновато пояснил Фергюс. – Вы можете пока погулять вокруг аэропорта, а я узнаю, когда рейс в Мериду.

Женщина с мальчиком охотно последовали его совету. Фергюс подошел к airport reception. И в этот момент он интуитивно почувствовал опасность. Он словно ощутил ее запах в воздухе, хотя внешних признаков не было никаких.

Эльф надвинул широкополую шляпу, которую почти никогда не снимал из той же предосторожности, глубже на голову, чтобы скрыть лицо. И вовремя. Из VIP-зала аэропорта вышла группа мужчин и прошла к выходу мрачной молчаливой процессией, которая наводила на мысли о бренности человеческой жизни. Все мужчины были в черных костюмах, со строгими отчужденными лицами. Когда они проходили рядом с Фергюсом, он перестал даже думать, чтобы невзначай не выдать себя какой-нибудь мыслью.

Эльф сразу узнал их. Это были эльбст Роналд, кобольд Джеррик и рарог Мичура. Их сопровождали, взяв в плотное кольцо, через которое не смогла бы прошмыгнуть и мышь, появись она невзначай в аэропорту, несколько рарогов, выполнявших роль bodyguards.

У здания аэропорта духов поджидали тонированные бронированные мерседесы, напоминающие изготовившихся к прыжку черных гепардов, и джипы марки Land rover, больше похожие на военные бронетранспортеры, для полного сходства не хватало только пушек и пулеметов. Но, насколько знал Фергюс, они были и не нужны. Люди, рискнувшие напасть на эту кавалькаду, были заранее обречены, независимо от их численности и вооружения.

Духи расселись по машинам, и кавалькада тронулась. Она производила внушительное и одновременно гнетущее впечатление. Словно по дороге полз, извиваясь, внушающий ужас гигантский черный змей.

Проводив колонну взглядом, Фергюс облегченно перевел дух. Он подумал, что его предосторожность едва не привела к обратному результату. Если бы он взял авиабилеты не в Лиму, а в Мехико, этой встречи в аэропорту не произошло бы. И то, что все закончилось благополучно, если вдуматься, просто счастливая случайность.

Но чем духи были так озабочены? Фергюс напрасно спрашивал себя об этом. Ответа у него не находилось, и он даже не догадывался.

Однако не было уже и повода для беспокойства. Вскоре объявили посадку на рейс до Мериды. И они улетели в сторону, противоположной той, куда направились члены Совета ХIII.

А потому Фергюс выбросил тревожные мысли из головы.

Глава 17

В Сеуле Алву и сопровождавшего ее Филиппа ждало страшное, во всяком случае, для эльфийки, разочарование. Уже в аэропорту Incheon они узнали, что над океаном бесследно пропал самолет, в котором должен был находиться Фергюс. И мальчик, сын Катрионы и Лахлана, в бессильной ярости подумала Алва.

В сущности, это было именно к тому, к чему она стремилась. Незаконнорожденный сын ее мужа погиб. Но эльфийка, терзаемая ревностью и жаждой мести, страстно желала, чтобы мальчик умер от ее рук. И, кроме того, она хотела быть уверенной, что он умер. Однажды Фергюс уже обманул всех. Алве, также поверившей в его гибель, теперь были нужны неоспоримые доказательства.

Алва со злобой и одновременно растерянно смотрела на невозмутимо-спокойное красивое лицо Филиппа. И до крови кусала губы, не зная, как и на ком выместить владевшую ею ярость. Наконец она приняла решение.

– Я устала, – заявила она. – У меня в голове туман от многочасового перелета. Ничего не соображаю. Надо снять номер в отеле. Займись этим.

Филипп вскоре вернулся.

– В трех минутах от аэропорта есть неплохой отель, Best Western Premier, – сказал он. – Имеет фитнес-центр, крытое поле для гольфа, массажный кабинет.

– То, что мне надо, – с облегчением вздохнула Алва. – Хороший массажист вернет мне жизнь. Ну, что замер, как соляной столб? Ты не жена Лота.

– Кто это? – озадаченно спросил Филипп.

– Тебе знать не обязательно, – хихикнула Алва. Она хорошо знала библейскую легенду о Содоме и Гоморре, осуждающую разврат. И полагала, что люди лицемерят, делая вид, что страшатся гнева своего целомудренного Бога, и, тем не менее, предаваясь разнузданным утехам плоти. Эльфы в этом отношении никогда не лицемерили. В былые дни они дважды в год, в дни весеннего и осеннего равноденствия, собирались на острове Эйлин Мор и всю ночь, до рассвета, танцевали, пели и предавались любви, прославляя свое божество, Великую Эльфийку. Во всяком случае, так было, пока люди не построили на острове свой маяк. Алва, как и Фергюс, не могла простить им этого, но по другой причине. Люди лишили ее большого, пусть и редкого, по мнению эльфийки, сексуального удовольствия. Впрочем, она с лихвой компенсировала утрату, перебравшись в Париж.

Алва и Филипп сняли один номер на двоих. Как только они вошли в комнату, Алва прижалась к рарогу бедрами и начала медленно и плавно извиваться, возбуждая его. Танец длился недолго. Филипп подхватил ее и донес на руках до кровати. Почти сорвал с нее одежду, быстро обнажился сам. Поцелуев не было. Их тела мгновенно сплелись в клубок, рычащий и стонущий. В этом коротком, но бурном акте любви Алва выплеснула всю свою ярость. Когда Филипп, содрогнувшись в последний раз, откинулся на спину, она была почти умиротворена.

– Секс лучшее средство от всех неприятностей, – хриплым, еще не остывшим после яростной схватки, голосом произнесла Алва. – Ты так не считаешь, Филипп?

– Не понимаю тебя, – ответил тот, тяжело дыша. – У тебя неприятности?

– Я всегда прихожу в бешенство, когда кто-то не платит по счету, который я ему выставила, – объяснила Алва. – Фергюс… Он должен был умереть от моей руки. Медленно и мучительно. Авиакатастрофа – слишком легкая смерть.

– Почему ты его так ненавидишь? – равнодушно спросил рарог. – Он ведь тоже эльф, как и ты.

– А ты любишь всех рарогов?

– Я не люблю никого, – ответил Филипп. – Кроме самого себя. Как и ты, впрочем, насколько я уже сумел понять.

– Ошибаешься, – промурлыкала Алва, прижимаясь своей грудью к его животу и медленно опускаясь ниже. – Я очень и очень неравнодушна к тебе, рарог.

– Пока я доставляю тебе удовольствие, – сказал Филипп. – А когда перестану, ты возненавидишь и меня. Фергюс был твоим любовником?

Алва даже рассмеялась от неожиданности, едва не откусив мужское достоинство рарога. Тот взвыл от боли.

– Какие глупости! – воскликнула она. Подняла голову и затуманенными от похоти глазами посмотрела на рарога. – Да ты ревнуешь, дурачок!

Филипп, не отвечая, рывком притянул ее к себе. И они снова сплелись в стонущий клубок из тел, рук и ног…

Спустя некоторое время, в душе, нежась под теплыми струями воды, водопадом стекавшими по ее телу, Алва лениво размышляла, как ей поступить. Можно было вернуться в Париж с Филиппом и весело провести там несколько дней и ночей, пока рарог ей не наскучит, как многие из тех, кто был до него. Но этому могли воспрепятствовать муж и Джеррик, да и сам Филипп был способен воспротивиться, и об этом не следовало забывать. Рароги – непредсказуемые существа.

Но можно было притвориться, что она, Алва, не верит в гибель Фергюса в авиакатастрофе. И посвятить те же несколько дней мнимому расследованию этого происшествия. И при этом периодически затаскивать Филиппа в свою постель, пользуясь привилегированным положением его временного командира и вытекающими отсюда правами. «Периодически» могло варьироваться в зависимости от ее желаний. И это было очень удобно.

В глазах Алвы второй вариант почти не имел изъянов. Кроме одного – она должна была убедить Филиппа, что действительно не верит в гибель Фергюса. А поэтому расследование, которое они будут вести, должно выглядеть настоящим. По крайней мере, в глазах рарога. А это могло быть утомительным.

Алва тихо мурлыкала, вытираясь мягким полотенцем. Она все тщательно взвесила. И пришла к выводу, что тело Филиппа стоит того, чтобы сыграть эту комедию. В конце концов, «весь мир театр…». Так, кажется, говорил один эльф, которого люди считают своим великим поэтом. Но Катриона, ее бывшая неверная подруга, однажды доказала ей, что он эльф. Алва уже не помнила ее доводов, да это было и не важно. И тот поэт, и сама Катриона уже умерли, а она, Алва, нет. И важно только это. Потому что пока она существует, она хочет получать удовольствие от жизни. И на другое не согласна. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на что-то другое.

Приняв решение, Алва накинула ворсистый халат, в котором она выглядела как очаровательная пушистая рыжая кошечка, и вышла из душевой комнаты. Филипп спал, утомленный любовью. Он лежал, абсолютно голый, поверх одеяла. Какое-то время она любовалась его красивым телом. И поняла, что приняла правильное решение. Ради такого тела можно было стать не только актрисой, но и проституткой, если бы не нашлось иного способа заполучить его в свою постель. Алва не видела ничего предосудительного в этом древнейшем в мире ремесле. По здравому размышлению, ее брак – та же самая проституция, только узаконенная. И намного лучше оплачиваемая. Намного лучше. Именно поэтому она и не разводилась с Лахланом.

Как всегда, при мысли о муже настроение Алвы испортилось. Она грубо толкнула рарога. Тот открыл глаза, из которых еще не ушла сонная дымка.