Человэльф

– Вот как? – улыбнулась Арлайн. – Именно поэтому ты и приехал? Чтобы я могла лучше узнать тебя?

Лахлану не нравился этот разговор. Он был слишком дружеским. И он мешал ему напрямую перейти к цели его визита.

– Тебе это ни к чему, – почти грубо ответил он. – Мы никогда не станем друзьями.

– Почему же? – спросила Арлайн. Но в ее глазах голубая дымка сменилась темно-фиолетовой.

– Потому что…

Лахлан не договорил. Но лицо его было слишком выразительным, чтобы не понять окончание его фразы.

– Тогда что же тебе от меня надо, премьер-министр? – мягко произнесла Арлайн. – Не забывай, это ты в моем доме, а не я в твоем кабинете.

– Это справедливо, – согласился он. – Но я никогда не вошел бы в этот дом, если бы меня не тревожила судьба Катрионы. Я думаю, что и тебя тоже должно волновать ее будущее.

– Да, несмотря на то, что я погубила свою жизнь, будущее моей дочери волнует меня, – ответила Арлайн. – Ты это хотел услышать?

– Да, – кивнул он. – И лучше мы будет говорить без обиняков. Называть вещи своими именами. Это намного все упростит. И сэкономит мое время.

– Прошу тебя, премьер-министр, – с неуловимой иронией сказала Арлайн. – Говори, как есть.

– Арлайн, ты опозорила свой народ…, – начал Лахлан.

Но Арлайн гневно перебила его.

– Пусть даже так, – сказала она. – Но какое это имеет отношение к моей дочери? Это была моя жизнь. Она живет своей.

– Ты ошибаешься, – Лахлан почувствовал, как в нем начинает расти раздражение. – Ты рассуждаешь, как истинная отщепенка, лишенная корней. Ты презрела свой народ, семью. Но мы ничто без своего народа, без своих близких. Наши корни переплетены, они питаются соками друг друга. Отруби их – и мы зачахнем…

– Не продолжай, премьер-министр, – жестом остановила его красноречие Арлайн. – Пусть я отщепенка, и мой народ отверг меня. Но я… Я не отвергла свой народ. Моя вина только в том, что я полюбила человека. Сожалею ли я об этом, испытываю ли раскаяние – это не твое дело. Сделанного не воротишь. Жизнь не обратишь вспять. И я готова заплатить сполна все, что с меня причитается. Но при чем здесь моя дочь? Она невинна. Она истинная эльфийка – и по рождению, и по духу. За что карать ее? Неужели эльфы стали как люди, и грехи отцов и матерей падают на головы их потомков до четвертого колена? О, Великая Эльфийка! Смилостивься над своим народом!

– Не кощунствуй, Арлайн, – сурово потребовал Лахлан. – И запомни одну простую истину: пока ты жива, Катрионе придется нести с тобой твой тяжкий крест.

– Пока я жива, – прошептала эльфийка, побледнев. – Так вот ты зачем здесь!

– Не говори чепухи, – отрезал Лахлан. – Это ты сказала.

– Да, – покорно согласилась Арлайн.

Они замолчали. С отсыревшего потолка пещеры изредка срывалась тяжелая капля воды и с шумом падала на камни. Лахлан заторопился.

– Подумай над моими словами, – сказал он. – Мне кажется, ты хорошая мать, несмотря на то, что ты…

Он не договорил, попрощался легким наклоном головы и быстро вышел.

Арлайн незрячими глазами смотрела ему вслед. В них фиолетовый туман сменила непроницаемая тьма. Золотые волосы эльфийки потускнели, приняв цвет опавших осенних листьев.

За окнами заурчал мотор автомобиля. Потом все стихло, даже пение вспугнутых птиц. Только слабое эхо падающих капель раздавалось под сумрачными сводами пещеры, которая была домом Арлайн.

Глава 15

Арлайн ждала. Но Катриона не возвращалась, как обещала. Когда миновала полночь, Арлайн поняла, что дочь уже не придет. Она потеряла и ее, как раньше свою семью, свой народ, свою родину. Дочь она любила больше, чем кого-либо из мужчин, бывших в ее жизни. Однако из-за любви к человеку, который промелькнул в ее судьбе, как метеор по ночному небу, не оставив следа и уже почти даже памяти по себе, потеряла и ее. Круг замкнулся. Предопределение свершилось. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. Оставалось только привести его в исполнение.

Арлайн не могла умереть от горя. Вероятно, эльфам это не дано, думала Арлайн, иначе она давно бы уже перешла в мир теней. Но она не хотела умереть от яда, пули, ножа, веревки, под колесами автомобиля – все эти средства, к которым прибегают люди, чтобы покончить жизнь самоубийством, ей казались отвратительными и постыдными. Жизнь эльфов, как и всех духов природы, долгая, во много раз превышает человеческую. Они тоже умирают, но медленно, исподволь, как бы растворяясь в воздухе. Очень старые духи становятся прозрачными, как слеза младенца. Зачастую их даже не приходится хоронить в земле или сжигать на костре…

При этой мысли Арлайн встрепенулась, как подраненная птица. Огонь! Как же она не вспомнила об этом раньше! В пламени сгорает все, и даже духи. В древние-предревние времена те их них, кто уставал от долгой жизни, вставали на край жерла вулкана и бросались вниз, в кипящую лаву. Смерть была мгновенной, безболезненной и неотвратимой. Арлайн слышала об этом от своей матери, когда еще была ребенком. Но забыла. А сейчас вспомнила. И начала перебирать в памяти все известные ей вулканы.

Во времена, когда народ эльфов был молод, по всей земле дымилось множество вулканов. Из них еще и сейчас оставалось свыше тысячи трехсот действующих, периодически извергающих лаву. Вулкан Этна на острове Сицилии, который за последние 3 500 лет извергался более ста пятидесяти раз. Ключевская сопка на Камчатке в России. Мауна Лоа и Калауэа на Гавайских островах в Тихом океане. Вулканы были в Мексике, на Аляске, на острове Росса в Антарктике. Фудзияма на японском острове Хонсю. Ньирагонго в африканских горах Вирунга. Пожалуй, вулкан Гекла в Исландии был ближе всех к ее родному острову Эйлин Мор, но его последнее крупное извержение произошло более полувека назад, почти одновременно с Везувием близ итальянского Неаполя, а нового пока не предвиделось…

Вдруг Арлайн поняла, что обманывает саму себя. Ей ли, многолетней затворнице, бросаться на поиски извергающего лаву вулкана, чтобы покончить счеты с опостылевшей жизнью в его жерле! Если бы она была на это способна, она нашла бы в себе силы и жить. Но в том-то и дело, что жизненные силы ее иссякли, подточенные постоянным унынием и оплакиванием прошлого. Ей был нужен более простой и верный способ.

Дом давил на нее своим сумраком и одиночеством, которым пропитался, казалось, за многие годы ее затворничества от фундамента до крыши. Арлайн отдернула тяжелые портьеры, распахнула окно. Уже близилось утро, но все еще было темно. Луну и звезды скрыли тяжелые мрачные тучи. Где-то в отдалении гремел гром, предвещая грозу. Воздух сгустился, затрудняя дыхание. Грудь Арлайн бурно вздымалась, и все-таки она задыхалась. Она вышла во двор. Это было обычное время ее прогулок. Сейчас никто из соседей не мог ее увидеть, заговорить с ней. Люди спали в своих крошечных домиках, окна которых зияли черными провалами, как пустые глазницы пэн-хоу. Сверкнула молния, и осветила двор мертвенным отблеском.

И внезапно Арлайн поняла, как она может умереть. Молния! Вот что ей надо. Молния – это та же самая огненная лава, только небесная. Это близкая ей по духу субстанция. Всего одна вспышка – и от нее, Арлайн, останется только горсть пепла, которую подхватит ветер и развеет над землей. Это будет красивая и благородная смерть. Пусть она жила среди людей, и даже любила одного из них, осквернив себя этим, но умрет она как настоящая эльфийка. Но для этого ей была нужна помощь Великой Эльфийки. Только праматерь всех эльфов способна приказать небесным духам направить без промаха молнию в свою блудную дочь.

Алрайн вынесла из дома все деревянные предметы, которые нашла, сложила их в беседке, увитой плющом. Получился настоящий алтарь. Огонь вспыхнул сразу, он весело затрещал, пожирая дерево, взбегая по растениям наверх. Вскоре вся беседка пылала, как гигантский жертвенный костер. Арлайн сняла с себя всю одежду. Оставшись нагой, она начала кружить вокруг костра, все убыстряя и убыстряя шаги. Ее волосы растрепались, глаза снова сияли голубым, как небо в солнечный полдень, светом. Она громко причитала:

– О, Великая Эльфийка! Во веки веков благословенно будь твое лоно, породившее некогда народ эльфов! Благословенна будь твоя грудь, вскормившая и продолжающая питать народ эльфов! К тебе взывает одна из великого множества дочерей твоего народа, праматерью которого ты была!

Гроза, приближение которой предвещал далекий гром, разразилась. Молнии били уже одна за другой, но дождя еще не было, только одинокие капли падали на землю. Но они только разжигали пламя костра.

– О, Великая Эльфийка! Упокой мою голову на своих коленях, убаюкивающих в дни его младенчества народ эльфов. Будь милостива ко мне, отвергнутой народом эльфов. Снизойди с высоты своего величия к той, что ничтожнее всех дочерей твоего народа. Верни в свое лоно ту, что отвергли все, но не отвергнешь ты, как истинно любящая мать. Пусть сбудется проклятие твоего народа! И да падет оно на мою голову!

Молния, озарив полнеба, ударила в крышу дома. Сбитый ею флюгер упал на землю. Сухая крыша, лишенная громоотвода, вспыхнула, как спичка. Арлайн, белея гибким красивым телом в предрассветном сумраке, не остановила свой безумный танец, но только возвысила голос.

– О, Великая Эльфийка! Подвластны тебе все силы природы. Сожги меня и мой грех в очищающем небесном пламени! Это я, Арлайн, взываю к тебе! Услышь меня и порази всепроникающей молнией!

Беседка уже почти догорела, изредка вспыхивая и озаряя двор искрами. Зато дом запылал. Языки пламени охватили всю крышу, спустились по стропилам, проникли через открытое окно внутрь, разбежались по комнатам. Арлайн уже не кружилась по двору. Она встала на колени и, подняв руки к небу, шептала:

– Покарай меня молнией! Ибо не в силах больше сносить я проклятие народа твоего. Изнемогла. И да сгину я во веки веков!

Но вместо молнии из небес на землю посыпался град, неожиданный в это время года. Уже не мокрые капли, а осколки льда размером с горошину, подгоняемые порывами ветра, хлестали Арлайн по обнаженному телу, истязая ее плоть и подвергая жестокому испытанию дух.

– О, Великая Эльфийка, и ты против меня! – возопила Арлайн, рыдая. – Тогда я сама покараю себя во славу твою! Духи огня! Примите меня!

Она поднялась с колен и пошла, не замечая, что шагает по раскаленным углям от догоревшего жертвенного костра. Дом был уже весь охвачен огнем снаружи. Он представлял собой огромный факел, стремящийся языками пламени в небеса. Но дверь его была настежь распахнута, как будто в ожидании Арлайн. Казалось, сам Верховный Дух огня звал ее к себе, чтобы слиться с ней в экстазе последнего, прощального танца. И она, как бесстрашная саламандра, шагнула в его разверстую, пышущую нестерпимым жаром, огнедышащую пасть.

И в то же мгновение хлынул искупительный дождь…

Глава 16

Путь до маяка показался Борису восхождением на Голгофу и продлился целую вечность. Скалистый, скудно заросший травой остров Эйлин Мор усеивали камни, скользкие от влаги, опасные и непредсказуемые. Колено, которое Борис ударил при падении, едва сгибалось. Предрассветный туман, внезапно опустившийся на остров, уменьшил видимость на расстояние вытянутой руки. Много раз Борис, отчаявшись, решал, что не сделает больше ни шага. Но, передохнув, снова шел.

Все-таки это не был путь на Голгофу, потому что в завершение его Бориса ждали отдых, завтрак и сон в теплой постели. И как бы ни труден был каждый шаг, но это было лучше, чем сидеть на влажных камнях, дрожа от холода и голода и проклиная свою судьбу в ожидании, пока взойдет солнце.

Когда Борис поднялся на вершину холма и увидел тропинку, которая плавным изгибом вела к каменной ограде, окружавшей маяк, то не смог даже по-настоящему обрадоваться, настолько он обессилел, вымок, продрог и отчаялся. Все это время он был одинок во Вселенной. Но тропинка была проложена людьми. Она приободрила его. Чувство одиночества исчезло. И он даже прибавил шаг.

Он прошел за ограду, в которой зиял пролом, заменяющий ворота. Башня маяка возвышалась над его головой, освещая окрестности, словно гигантский фонарь, забытый на вершине холма каким-то сказочным великаном. Борис подошел к башне, открыл дверь, не считая нужным постучать, и вошел. Внутри шум моря немного утих и приобрел иное звучание, более торжественное и грозное, похожее на исполняемую невидимым оркестром патетическую симфонию. Это уже был другой мир. Не жестокой в своем равнодушии к человеку природы, а тот, который создали люди, отвоевав у нее свое право на существование на этой планете. За каменными стенами башни было тепло, сухо и спокойно.