Человэльф

– Поэтому, как я понимаю, ты и поспешил мне их сообщить, – самым невинным тоном заметил Лахлан. – Чтобы я имел время и возможность опровергнуть их, когда о них узнает Совет тринадцати. Благодарю тебя, достопочтимый Фергюс. Мы, эльфы, должны держаться друг друга.

– Вот именно, – буркнул Фергюс. – Мне сообщили, что пропал без вести новый главный смотритель маяка. Если об этом узнает Совет тринадцати, у тебя могут быть большие неприятности. Это бросает тень на тебя, как на премьер-министра Эльфландии. Могут сказать, что ты не справляешься со своими обязанностями.

– И кто, позволь узнать, сообщил тебе этот факт? – с улыбкой спросил Лахлан.

Эта улыбка очень не понравилась Фергюсу.

– Позволь сохранить в тайне мой источник информации, – ответил он. – Это тебе ничего не даст.

– Разумеется, – согласился Лахлан. – Тот, кто дезинформировал тебя, достопочтимый Фергюс, не стоит того, чтобы знать его имя. Я бы на твоем месте просто прогнал его взашей в следующий раз, когда он принесет тебе, как болтливая сорока на своем куцем хвосте, какие-то лживые слухи.

– Лживые? Ты так полагаешь? – недоверчиво спросил Фергюс.

– Я точно знаю, – снова улыбнулся Лахлан. – Незадолго до твоего прихода мне сообщили, что новый главный смотритель маяка благополучно добрался до острова и приступил к исполнению своих обязанностей.

– И кто это тебе сообщил? – презрительно усмехнулся Фергюс.

– Мой помощник по особым поручениям. Ее зовут Катриона. Возможно, ты встречался с ней. Во всяком случае, она говорила, что да.

Фергюс промолчал. Удар был слишком неожиданным, а потому особенно болезненным. Он собирался привести премьер-министра в замешательство своим известием, запугать жесткими санкциями Совета ХIII, а затем заключить с ним сделку, пообещав сохранить для него пост премьер-министра в обмен на лояльность в вопросе о снятии заклятия с маяка Эйлин Мор, которое не позволяло силам Сопротивления его разрушить. Единственное, что они могли – это убивать смотрителей. Но эти убийства не могли продолжаться вечно. Еще один-два смотрителя – и угроза нависнет уже не над премьер-министром, а над ним, Фергюсом, который до того увлекся местью, что позволил ассоциировать себя с Сопротивлением, передавая его требования Совету ХIII. Эльбст Роналд не настолько глуп, чтобы однажды не суметь свести концы с концами. Кроме того, у Совета ХIII есть еще тайная полиция, которую курирует сам эльбст, не доверяя никому другому. И уж она то, только дай ей в руки кончик ниточки, сумеет распутать весь клубок.

– Катриона? – повторил Фергюс, чтобы выиграть время и прийти в себя. – Да, да, кажется, мы встречались на конгрессе.

И вдруг в его затуманенной голове сверкнула, как спасительный луч света, мысль. На то, чтобы обдумать ее, у Фергюса не было времени, но она казалась удачной. Одним выстрелом он поражал сразу две мишени.

– Кажется, мать этой очаровательной девушки зовут Арлайн? – спросил он как бы между прочим.

И премьер-министр попался в расставленные ему силки.

– Возможно, – ответил он. – Скорее всего, да. Она как-то упоминала имя своей матери в разговоре с моей женой. Кажется, речь шла о декорировании помещений с учетом фэн-шуя.

– Та самая Арлайн? – многозначительно переспросил Фергюс.

Теперь пришел черед волноваться уже премьер-министру. Разумеется, он знакомился с личным делом Катрионы, где было упоминание о ее родственных связях. Но второпях, и не особенно вчитываясь. Было много более важных дел, а Катриону ему рекомендовала жена, которой Лахлан привык слепо доверять.

– Что ты подразумеваешь под «та самая»? – осторожно спросил премьер-министр.

– Отщепенка Арлайн, – глядя на него с нескрываемым сожалением, уточнил Фергюс.

Лоб Лахлана покрылся холодной испариной.

– Я… Я не знал об этом, – пробормотал он.

– Не знал? – нарочито преувеличенно удивился Фргюс.

– То есть, не то, чтобы не знал, но… упустил из виду, – пытался выкрутиться Лахлан, и еще сильнее запутывался в силках.

– И тебе кажется, что эльфы сочтут это за смягчающее вину обстоятельство, когда узнают, что премьер-министр Эльфландии пользуется услугами дочери отщепенки? Той, что опозорила свой народ, спутавшись с человеком? А что хуже всего – родила от него дочь. Эту самую Катриону.

– Но ведь это невозможно, – пробормотал Лахлан. – Чтобы у человека и эльфийки…

– То есть ты об этом никогда не слышал, – заметил Фергюс. – Но, как известно, незнание не освобождает от возмездия. Ты понимаешь, к чему привела тебя твоя беспечность?

Премьер-министр обреченно кивнул. Он и без подсказки Фергюса знал, как будут развиваться дальнейшие события. Народ эльфов возмутится и выразит свой протест, Совет ХIII рассмотрит его и принесет в жертву общественному и своему спокойствию его, Лахлана. И во всем этом будет принимать самое деятельное участие Фергюс, эльф и член Совета ХIII одновременно. А, следовательно, на его, Лахлана, политической карьере уже сейчас можно поставить крест, наподобие того, что втыкают в грудь вампиров люди, перед тем как захоронить их, чтобы те не вышли из своих гробов. Глупое суеверие, но очень эффективный способ выказать свое отношение к покойнику.

– Но, быть может, мать Катрионы уже умерла? – спросил Лахлан скорее себя самого, чем своего собеседника. Это была случайная мысль. Но, высказанная, она обрела очертания надежды. В глазах Лахлана блеснул радостный огонек. Смерть отщепенки снимала пятно позора со всех ее родственников, а, значит, и ответственность за свой проступок с него самого.

– Это вряд ли, – покачал головой Фергюс. – Я бы знал.

– И все-таки я проверю, с твоего разрешения, – уже твердо произнес премьер-министр. – Или без него. Ты же понимаешь, насколько это важно для меня. Да и для Эльфландии тоже.

– Хорошо, – неохотно согласился Фергюс. Он понимал, что отсрочка давала премьер-министру изыскать какой-либо способ уйти от заключения невыгодной для него сделки, в которой Фергюс был так заинтересован. Лахлан в результате этой сделки не приобретал ничего, а только сохранял статус-кво. Он же, Фергюс, мог достичь почти всего, о чем мечтал столько лет. Маяк, воздвигнутый людьми на острове Эйлин Мор, был символом унижения не только народа эльфов, но и лично его, Фергюса. Не будь этого маяка – и Арлайн в далеком прошлом стала бы его женой, а его собственная судьба сложилась бы совсем по-другому. Он был бы счастлив, у него были бы семья и, быть может, любимые, общие с Арлайн, дети. И ему не надо было бы подчиняться прихотям какого-то замшелого эльбста, который возомнил себя владыкой мира духов природы. Фергюс ненавидел эльбста Роналда не намного меньше, чем людей. Но сначала он должен был отомстить людям. И затем уже придет черед эльбста. А потом будут и другие – все те, кто усомнится в его, Фергюса, праве, быть их повелителем, будь то гномы, водяные, лешие, туди, кто угодно.

Но Фергюс также понимал, что протестовать сейчас было бы глупо. Премьер-министр, до смерти перепуганный, мог заартачиться, и продуманный до мелочей план обратился бы в прах. Даже заяц, загнанный в тупик, может обернуться и броситься на своего врага, пусть даже его преследует волк или филин. Лучше дать ему время – на выяснение истины, на раздумья.

Фергюс был уверен, что его новый расчет безошибочен. Арлайн была его вечным проклятием. Теперь она становилась проклятием своей дочери, прижитой ею от человека. И она будет проклятием Лахлана. По-другому быть не могло. Арлайн становится проклятием для всех, с кем соприкасается. Так было, есть и будет. Пока он, Фергюс, не решит иначе.

Фергюс встал со стула и, глядя поверх головы премьер-министра, произнес:

– Когда ты убедишься, премьер-министр, что Арлайн жива, то найди меня. Только поторопись. У тебя есть время до утра. А затем…

Он не договорил. Но этого и не требовалось. Лахлан хорошо его понял.

Глава 13

Их дуэль не закончилась, это понимали и Фергюс, и Лахлан. Противники только слегка оцарапали друг друга, но вся схватка, с непредсказуемым финалом, была еще впереди. Поэтому, расставшись, оба действовали решительно и молниеносно.

Фергюс, выйдя из кабинета премьер-министра, тотчас же телепатически связался с Гриром и потребовал немедленной встречи. Фергюс был воплощение осторожности, Грир – сама беспечность. Поэтому Фергюсу приходилось думать о безопасности за двоих. Сообщение он послал, используя известный только ему и Гриру код.

Лахлан, оставшись один, затребовал из канцелярии личное дело Катрионы и углубился в его изучение. На этот раз он был очень внимателен и вчитывался в каждое слово. Ему не потребовалось много времени, чтобы убедиться в правоте слов Фергюса. Катриона действительно была дочерью Арлайн. Отщепенки Арлайн, опозорившей некогда народ эльфов тем, что она спуталась с человеком и родила от него дочь. Ту самую Катриону, которая сейчас работала на него и считалась подругой его жены Алвы. Лахлан понимал, что это было двойное обвинение, которое ему предъявят. Он поддерживал с дочерью врага народа эльфов не только деловые, но и дружеские связи. Такое нельзя было простить. Как бы покровительственно ни был настроен по отношению к нему эльбст Роналд, но он ничем не сможет помочь, да и не захочет. Идти наперекор целому народу ради него, Лахлана – да такое эльбсту и в голову не придет. Достаточно с него и маяка Эйлин Мор.

Лахлан почувствовал себя жертвенным тельцом. Эльфы, в отличие от многих других духов, никогда и никому не приносили ни человеческих, ни иных жертв, даже Великой Эльфийке. Они отдавали своей прародительнице дань танцами, песнями, плотской любовью. Он, Лахлан, будет первым из эльфов, кого их народ принесет в жертву традициям и своему божеству. Пусть это заклание будет бескровным, но от этого не менее трагическим лично для него, Лахлана. А впоследствии, он был в этом уверен, и для самого народа эльфов. Фергюс, получив после отставки премьер-министра Лахлана безраздельную власть над эльфами, и общественную, и политическую, очень скоро злоупотребит ею.

Целую минуту Лахлан, безвольно понурив голову, жалел себя и свой народ, не отдавая никому предпочтения. И это была минута высшей жертвенности в его жизни. А затем он связался с начальником охраны посольства Эльфландии.

– Грайогэйр, мне нужно встретиться с Арлайн, матерью Катрион, – сказал он. – Это срочно.

Грайогэйр что-то буркнул в ответ. Лахлан по опыту знал, что его приказание будет исполнено беспрекословно.

Фергюс жил в небольшом фешенебельном особняке на Kensington Palace Gardens, расположенной в самом центре Лондона улице длиной чуть более 800 метров, которая считалась одной из самых дорогих в мире. Она была создана в 1840 году как часть парка Кенсингтонского дворца и принадлежала британской короне. Особняки здесь стоили от десятков до сотен миллинов фунтов стерлингов. Когда Фергюс вошел в свой дом, Грир уже поджидал его, сидя в едва освещенной гостиной и попивая коньяк из огромного граненого стакана. Эта нахальная манера Грира входить без стука и разрешения, куда ему заблагорассудится, всегда раздражала Фергюса, но обычно он сдерживал свои эмоции. Грир был ему нужен, при всех его скверных привычках. Поэтому Фергюс даже не поморщился, увидев, что тот откупорил его коллекционную бутылку коньяка и уже наполовину опустошил ее. Он просто включил еще и ее в счет, который со временем собирался предъявить Гриру. В тот день, когда необходимость в нем отпадет.

– Повелитель Фергюс, – ухмыльнулся Грир, увидев его. – Что за срочность? Или я не заслужил права на отдых после той утомительной работенки, которую ты мне задал на этот вечер?

– Нет, – отрезал Фергюс. – Потому что работа не выполнена. Ты обманул меня, Грир. Такое в нашем деле не прощается.

– Я? Обманул? – Грир сразу протрезвел. Была задета его профессиональная гордость убийцы. – Когда и в чем?

– Ты сказал, что с новым главным смотрителем маяка покончено.