Проклятие Гермеса Трисмегиста

Мышевский. Мало ли что я говорил! Возможно, у меня были на то свои причины.

Родион. Сначала подсадили отца на тему, а теперь заявляете, что все это чушь? Не такой я лох! Средневековые алхимики умели превращать металл в золото.

Мышевский. Большинство из них были шарлатанами, если не хуже. Я могу, Родион, открыть вам один фокус, с помощью которого они обманывали людей. Брали кусок меди. На глазах у толпы расплавляли его, произнося таинственные заклинания и размахивая волшебной палочкой. Когда металл затвердевал, он казался по цвету похожим на золото. Но только казался! Все дело было в волшебной палочке.

Родион. Я вам не верю!

Мышевский. И напрасно. Видите ли, эта самая палочка изготовлялась из дерева и была на четверть полой. В эту пустоту помещали кусочки олова и залепляли воском. А когда лже-алхимик подносил палочку к расплавленному металлу, воск тоже плавился. И олово попадало в кипящую медь. А будет вам известно, Родион, что сплав меди и олова обладает характерным цветом и блеском, который можно принять за золото. Если человек не обладает познаниями в химии, ему легко ошибиться. Сама же палочка сгорала, не оставляя никаких улик. Все было шито-крыто. Ловкость рук – и никакого мошенничества. И зрители довольны, и алхимики сыты.

Родион. Святые сосиски! А вы не можете ошибаться?

Мышевский. Время, конечно, покажет. Но зачем ждать? Ведь деньги нужны вам сейчас, насколько я понимаю. И вы их можете получить немедленно. Вам это интересно?

Родион. Очень, Андрей Сигизмундович. Но что мне придется для этого сделать? Ограбить ваш банк?

Мышевский. А вы не теряете чувства юмора, Родион. Это похвально! Но грабить банк вам не придется. Достаточно будет поговорить со своим отцом.

Родион. О чем?

Мышевский. О чем может говорить безмерно любимый сын со своим обожаемым отцом? О наследстве, разумеется!

Родион. О наследстве? Да мой отец обычный совок! Все, что он нажил за свою жизнь – на этих книжных полках.

Мышевский. Вы заблуждаетесь, Родион. У вашего отца есть нечто, за что можно получить хорошие деньги.

Родион. (С надеждой). И что же это?

Мышевский. Да эта вот квартира.

Родион. (Разочарованно). А-а, забудьте!

Мышевский. Это почему же?

Родион. Не так давно отца уже грузили на эту тему. Предлагали хорошие бабки. Он отказался. И пригрозил спустить с лестницы любого, кто еще заикнется об этом. Или что-то вроде этого.

Мышевский. Я знаю об этом.

Родион. Тогда о чем речь?

Мышевский. Меняются времена, меняются и обстоятельства.

Родион. Это из серии «в одну реку не войдешь дважды» и прочей философской байды? Но вы плохо знаете моего отца. Если он что-то решил, то кранты. Он ведь истинный философ, может довольствоваться малым.

Мышевский. Тогда и вы живите в ожидании его смерти. Но не обещаю, что мое предложение останется в силе надолго. Эта квартира интересует меня исключительно как реликвия. Но в этом городе есть и другие памятники архитектуры. Чьи владельцы не настолько узколобы.

Родион. Но чем я виноват?

Мышевский. Только тем, что не хотите искать решения проблемы. А уподобляетесь страусу, который чуть что – прячет голову в песок. И ни о чем не думает.

Родион. Я хочу!

Мышевский. Об этом я догадываюсь. Вопрос, что вы хотите? Денег? Я уже сказал, что просто так вы их от меня больше не получите. И, кстати, очень скоро наступает срок возврата ссуды банку. Вы готовы к этому?

Родион. Но я надеялся…

Мышевский. (Мягко). Что я прощу вам этот долг?

Родион. А почему бы и нет? Ведь это я уговорил отца…

Мышевский. (Резко меняя тон, грубо). Не ври, сынок! Я точно знаю, ты даже не заговаривал с отцом о спиритическом сеансе. Тебе было не до этого. Ты торопился потратить мои деньги. Ведь ты обманул меня. Сказал, что отец советуется с тобой, прежде чем принять решение. На самом деле отец считает тебя слишком юным и глупым, чтобы прислушиваться к твоему мнению.

Родион. Вот байда!

Мышевский. Ты обиделся? И желаешь, чтобы я извинился перед тобой?

Родион. В общем-то, да.

Мышевский. Нет ничего проще. Верни мне мои деньги. И я принесу свои извинения. Я, Мышевский! Тебе, Родиону Голышкину. Потому что я уважаю людей, которые платят по своим счетам.

Родион. А нельзя ли как-то иначе?

Мышевский. Это как?

Родион. Вы не извиняетесь. А я не плачу. Ну, не то чтобы совсем не плачу. Но вы даете мне отсрочку.

Мышевский. И на сколько?

Родион. Ну… Как бы это сказать…

Огранович. Вот речь истинно любящего сына! Он не может признаться, что все его надежды на будущее связаны со смертью отца.

Мышевский. Молчать, когда я говорю!.. Так я жду, Родион.

Родион. Я не знаю! Святые сосиски! Прошу вас!

Мышевский. Вот это совсем другое дело, сынок. Любой, кто просит у меня пощады, может надеяться на помилование. Тот, кто сопротивляется, будет уничтожен. Запомни это!

Родион. Я запомню! Обещаю! Но что мне делать сейчас? Посоветуйте!

Мышевский. Проще простого. Видишь вот этих двух милых людей?

Родион. Этих?! Они не кажутся мне милыми.

Мышевский. А кем же они тебе кажутся?

Родион. Скорее они похожи на крыс. Сытых и наглых.

Мышевский. Может быть, ты и прав. Но это мои крысы. И это я их откормил. Поэтому они сделают все, что я им прикажу.