Проклятие Гермеса Трисмегиста

Голышкин. Всего одна. Но, признаться, она так мало похожа на женщину…

Ольга. Это мне нравится. Значит, никто не обидится, что главная роль досталась мне. Ох, уж эта женская зависть! Вы бы знали, Сталвер Ударпятович, сколько я от нее натерпелась!

Голышкин. Обычный удел красивой женщины.

Ольга. А вы исправляетесь, профессор! Таким вы мне нравитесь больше. Продолжайте, продолжайте в том же духе! И кто знает, какая награда вас ждет.

Голышкин. Вы вдохновляете меня, Оля! Позвольте поцеловать вашу ручку?

Ольга. Ну что вы, профессор! Перестаньте! Кстати, мне нужно… как это говорится в приличном обществе? Попудрить носик! Можете меня не провожать. Я знаю, где в вашей квартире ванная комната. И где ваш кабинет.

Голышкин. Конечно, конечно! Но помните, мы вас ждем!

Ольга. Я так скоро, как только смогу.

Ольга входит в одну из дверей. Свет в прихожей гаснет, но освещается кабинет, в котором в ожидании хозяина беседуют Огранович, Выхухолев и Мышевский.

Огранович. Не скажу ничего за синагогу, но лично я встречала гексаграмму на фасаде базилики Санта-Кроче во Флоренции. Это было во время моего первого свадебного путешествия. Прекрасное старинное здание, скажу я вам! Построено то ли в тринадцатом, то ли пятнадцатом веке.

Выхухолев. Вы и его кому-то помогли продать?

Огранович. О, если бы! Участвовать в подобной сделке – заветная мечта любого нотариуса. Все равно как для часовщика – отладить механизм Биг Бена, если часы вдруг испортятся.

Выхухолев. Или для вора ограбить Форт Нокс.

Огранович. Базилика Санта-Кроче! Это такая францисканская готическая церковь в форме египетского Т-образного креста. Смешно!

Выхухолев. Что смешного в церкви, не понимаю?

Огранович. Смешно, что я все это запомнила. Из моей памяти почти стерлось лицо моего первого мужа. И уж тем более то, как мы с ним во Флоренции коротали наш медовый месяц. Но зато я не забыла, что в этой базилике похоронены Галилео Галилей, Микеланджело Буонарроти, Макиавелли и Россини. Спрашивается, с чего бы это?

Выхухолев. Это-то как раз понятно. Желание иметь даже косвенное отношение к сонму великих людей. Заурядная мания величия. Банальный диагноз в психиатрии.

Огранович. Все-то и всегда тебе понятно, кровельщик! Скучно с тобой.

Выхухолев. Все, кроме одного. Почему именно этой геометрической фигуре придается столь большое значение? Что означают эти два треугольника, наложенные друг на друга?

Огранович. А мне почем знать? Я нотариус, а не алхимик.

Мышевский. По одной из теорий, гексаграмма обозначает устройство человеческого общества. Треугольник, направленный вверх – это распределение власти в нем. Верхняя часть – элита, нижняя – толпа.

Выхухолев. А треугольник, направленный вниз?

Мышевский. Это распределение знаний в обществе. Элите принадлежат целостные знания, а толпе – разрозненные, фрагментарные.

Огранович. Геноцид какой-то! Еще не хватало, чтобы разделение шло по расовому или половому признаку.

Выхухолев. А вам есть чего бояться, Елена Павловна? Мне всегда казалось, нотариусы так часто ходят по лезвию бритвы, что чувство страха у них атрофировано.

Огранович. Каждому из нас есть чего бояться, господин Выхухолев. Даже вам, психиатрам, неустрашимым исследователям темной стороны человеческой сущности.

Мышевский. Кстати, гексаграмма, по некоторым сведениям, означает еще и соединение мужского и женского начал. Треугольник, направленный углом вверх – это мужское начало. Углом вниз…

В кабинет входит Голышкин и проходит за свой стол, садится.

Мышевский. Предлагаю спросить у самого профессора, почему он выбрал гексаграмму. Пролейте свет, Сталвер Ударпятович, а то мы бродим в потемках.

Голышкин. Извольте! Все очень просто. В алхимии гексаграмма символизирует философский камень. Ведь она составлена из двух противоположных треугольников, олицетворяющих единство противоположностей.

Входит Родион.

Родион. А еще гексаграмма Соломона предохраняет от Лилит. Это такой ужасный иудейский демон, который ночью похищает детей. Полный отстой! Помню, однажды в детстве отец рассказал мне эту байду на ночь. Потом я очень долго мочился в постель от страха. Отец уходил из моей спальни, думая, что я заснул, и выключал свет. С его, философской точки зрения, так он воспитывал во мне мужество. И я оставался один на один с чудовищем с огненными глазами. Оно пялилось на меня из темного угла…

Голышкин. А еще воспитанные дети здороваются, войдя в комнату, полную незнакомых людей.

Родион. Отец все никак не может смириться с тем, что я вырос. Но в одном он прав. В любом возрасте надо быть вежливым. Приношу мои извинения! Приветствую всех, кто собрался сегодня отпраздновать День взятия Бастилии. Он же – день граненого стакана. Он же – день гудков. Он же…

Входит Ольга. Общее оживление. Все поворачиваются к ней. Мужчины встают.

Ольга. (Кокетливо). Вы меня не потеряли?

Родион. (Радостно). Здравствуйте, Оля!

Голышкин. (Возмущенно). Какая она тебе Оля, мальчишка?!

Ольга. Сталвер Ударпятович, может быть, вы познакомите девушку со своими гостями? А то как-то неудобно, в самом деле.

Голышкин. Простите меня, Ольга Алексеевна. Вы абсолютно правы. Никому не интересна наша семейная сцена. Позвольте вам представить моих гостей. Господин Мышевский. Я бы сказал, вдохновитель всего действа.

Мышевский. Господин Мышевский – это слишком официально для нашего небольшого круга. Зовите меня Андрей Сигизмундович. А лучше просто Андрей. Отчество у меня – язык сломаешь. Спасибо папе.

Ольга. Тогда просто Оля.

Голышкин. Друзья господина Мышевского…

Выхухолев. Сергей.

Ольга. Очень приятно. Оля!

Голышкин. А это Елена Павловна!

Огранович. И никаких Лен, пожалуйста! Не люблю я этой привычки называть всех по именам, без различия возраста и званий. Лена, Лена! Словно собачку кличут. Я тем и отличаюсь от любой дворовой суки, что знаю, кто был мой отец.

Родион. А меня можете звать Родион Сталверович. Я родной сын профессора Голышкина. Прошу любить и жаловать.

Мышевский. Если позволите, уважаемый Родион Сталверович, любить мы будем все-таки Ольгу Алексеевну. А вас только жаловать.

Родион. Ясен перец! Я и сам ее люблю.