Проклятие Гермеса Трисмегиста

Голышкин. (Жалобно). Мне тоже не хватает нашей мамы, сынок…

Родион. Что ты сказал? Я не расслышал, прости.

Голышкин. Ничего. Спокойной ночи.

Родион. Ага. И тебе того же по тому же месту!

Родион встает и уходит. Свет гаснет и снова загорается. Голышкин нервно ходит из угла в угол по кабинету, о чем-то размышляя. Раздается телефонный звонок. Луч прожектора выхватывает из темноты в другой части сцены Мышевского с мобильным телефоном в руках.

Мышевский. Доброе утро, профессор. Я не слишком рано?

Голышкин. Ну, что вы, господин Мышевский! В принципе, я еще даже не ложился.

Мышевский. Все обдумываете мое предложение?

Голышкин. Вы угадали.

Мышевский. И что вам мешает принять решение?

Голышкин. Я вам уже говорил – я философ, а не авантюрист.

Мышевский. Я тоже не люблю авантюр, как любой серьезный бизнесмен. Но поверьте мне, это дело иного рода. Авантюрой здесь и не пахнет.

Голышкин. А чем пахнет, позвольте полюбопытствовать?

Мышевский. Золотом. О, что это за запах, профессор! Куда там вашему любимому жасмину… (После паузы). Помните притчу о соколе и вороне? Лучше прожить тридцать лет, утоляя голод свежей кровью, чем триста лет, питаясь падалью.

Голышкин. Может быть, может быть…

Мышевский. В таком случае… Решайтесь, профессор!

Голышкин. Дайте мне еще немного времени.

Мышевский. Зачем?

Голышкин. Всего пять минут. А затем я сам перезвоню вам. И скажу определенно – да или нет.

Мышевский. Хорошо. Пять минут – это не триста лет.

Луч прожектора, освещавший Мышевского, гаснет. Голышкин кладет трубку, сразу же снимает ее и набирает номер. Луч прожектора выхватывает из темноты Ольгу в ночной рубашке.

Ольга. Ох, кто это, в такую рань? Только посмейте сказать, что ошиблись номером!

Голышкин. Это… Профессор Голышкин.

Ольга. Сталвер Ударпятович, это вы? У вас что-то стряслось?

Голышкин. Простите, Ольга Алексеевна, за мой звонок.

Ольга. Все равно мне уже надо было вставать. Рабочий день в поликлинике начинается с восьми утра, будь оно все неладно… Да говорите же наконец, что с вами случилось?

Голышкин. Я подумал… Я хотел спросить… Я вас чем-то обидел сегодня, Ольга Алексеевна? Вы сказали, что не будете приходить ко мне.

Ольга. Ну, что вы, Сталвер Ударпятович. Просто у меня очень много работы. Да вы уже и не нуждаетесь в услугах медсестры.

Голышкин. А вечером, после работы? Не как медсестра… Но как друг… Если вы позволите мне так себя называть.

Ольга. А зачем? Обсуждать вечные проблемы? Как это скучно, Сталвер Ударпятович! Ведь мы об этом говорили. Ваша философия бессмертна. Я, увы, нет.

Голышкин. А если я предложу вам нечто более интересное?

Ольга. И что же? Только, умоляю, не соблазняйте меня звездами в ночном небе. Это чудесно, но… Без-пер-спек-ти-вно. Вы уж извините, профессор!

Голышкин. А, к примеру, спиритический сеанс? Это как, перспективно?

Ольга. (После паузы). Спиритический сеанс, я не ослышалась? Возможно, это могло бы заинтересовать такую девушку, как я.

Голышкин. Так вы… согласны?

Ольга. Пожалуй, не откажусь. И когда случится это волнующее событие?

Голышкин. Очень скоро. Я перезвоню вам, Оля. (Кладет трубку).

Прожектор, освещавший Ольгу, гаснет, затем снова вспыхивает, выхватывая из темноты Мышевского.

Мышевский. Так что вы решили, профессор?

Голышкин. Я согласен.

Мышевский. И… когда?

Голышкин. Мне нужно кое-что подготовить к сеансу. Вас устроит послезавтра?

Мышевский. Разумеется. Вы не возражаете, если я приведу с собой двух своих друзей?

Голышкин. Это было бы даже хорошо. Я как раз думал над тем, где найти недостающих людей. Надо будет составить гексаграмму. А для этого требуются шесть человек.

Мышевский. Как вы сказали? Гексаграмму?

Голышкин. Да. Шестиконечная звезда Соломона – это лучшая геометрическая фигура для спиритического сеанса. Разумеется, можно рассадить всех так, чтобы вышла пентаграмма. Тогда для сеанса потребуется лишь пять человек. Но эффект может быть ослаблен. Впрочем, к чему вам все эти подробности? Важен результат, насколько я понимаю.

Мышевский. Вы правы, профессор. Все остальное абсолютно не важно.

Свет гаснет. В темноте звучат гудки отбоя.

Вспыхивает свет.

Раздается звонок в дверь. Голышкин открывает дверь. Входит Мышевский, следом – Выхухолев и Огранович.