Хочу, чтобы меня слышали! Книга 2. Золото Разрушителей

– Что ж, господа, есть предложение выпить из этой бутылки довоенного французского коньяка за здоровье нашего командира – капитан жестом приказал матросам наполнить бокалы.

В кают-компании заулыбались от предвкушения поглощения редкой вкуснятины.

Все, кроме лоцмана – я извиняюсь, господин капитан – послышался его голос – мы люди простые и коньяки эти на нюх не перевариваем. Распорядитесь, будьте так разлюбезные, подать мне водочки из общего бидона, а заодно – самую капелюшечку и дочери моей плесните. Дочура у меня, хучь и непьющая, но ради такого события немного пригубит этого зелья. Оно для нашего вкуса будет вполне себе подходящее

Вронский похолодел, тело его буквально одеревенело – такого развития событий он предвидеть не мог.

Из последних сил, едва ворочая языком во внезапно пересохшем рту, он попытался убедить тестя обойтись коньяком, но тот даже слушать не хотел.

Матрос, тем временем, принес из столовой запотевший графин с водкой и разлил ее в рюмки Григория Степановича и Степаниды.

Убедившись, что все препятствия устранены, капитан встал с места и произнес здравницу в честь полковника, после чего все присутствующие, окромя Стеши, тоже встали со своих мест и выпили.

Стешину же рюмку Вронский, якобы случайно, задев рукавом, уронил на пол.

С мелодичным звоном рюмка разбилась.

– Эдакий я, право, сегодня неловкий – извинился Вронский.

– К счастью, к счастью! – загомонили все.

Матрос в одно мгновение заменил рюмку девушки и быстро наполнил ее водкой из того же графина

На этот раз поднялся сам лоцман и провозгласил здравницу в честь недавнего венчания своих детей, обняв при этом Вронского и свою дочь, встав для удобства между ними.

На этот раз все обошлось – дружно выпили, пригубила глоток и Стеша, после чего все, кроме Вронского, с аппетитом начали закусывать.

Чекист, не отрываясь, смотрел на свою молодую жену, оживленно беседующую с капитаном, который слушал со Степаниду, давясь от смеха от ее рассказок.

Улыбка сошла с его лица, когда девушка, потеряв сознание, уткнулась в плечо своего отца.

Следом за ней рухнул лицом на стол и лоцман.

Выхватив из кобуры револьвер, Вронский выстрелил в голову капитана корабля, который умер мгновенно.

Второй выстрел был предназначен штабс-капитану Развину, но прошедший ни одну войну и побывавший в разных передрягах офицер, быстро сообразив, пригнулся и бросил в сторону Вронского початую бутылку коньяка, угодив тому прямо в голову.

Пуля чекиста пролетела мимо, разбив светильник.

Вронский от неожиданности и боли выронил револьвер и выскочил из кают-компании.

Штабс-капитан бросился за ним, на ходу расстегивая портупею, но догнать не смог – Вронский, оттолкнув матроса, рванул по трапу и растворился в ночном лесу.

Развин выстрелил в его сторону и рванул на себя дверь столовой, в которой дежурные матросы начали разливать водку в аккуратно расставленные чарки.

– Прекратить разливать водку – страшным голосом прокричал штабс-капитан, от чего у дежурного матроса выпал из рук черпак.

Самые отчаянные любители «зеленого змия» попытались втихушку опрокинуть-таки уже налитые чарки, но и их остановил тихий, но решительный голос штабс-капитана:

– К водке не прикасаться, она отравлена. Ужин прекратить, подать сигнал тревоги!

Это предупреждение было излишним, поскольку на звук выстрелов уже поднимались по сходням и бежали с берега по трапу вооруженные солдаты с других кораблей.

Выпить водки команде «Иртыша» в этот вечер все же случилось.

И даже по четыре чарки. Одну – за день Ангела полковника Жвакина и три, по русскому обычаю – не чокаясь – за поминовение убиенных рабов Божьих. Жалели всех – Степаниду, которую успели полюбить за веселый нрав и красоту, лоцмана – человека во всех отношениях порядочного и мастерством своим владеющим исключительно, капитана своего, который был хотя и строг, но справедлив.

Долго не засиделись – усталость от событий страшного дня валила с ног.

Ведь опоздай штабс-капитан Развин на минуту – лежать бы сейчас всему экипажу рядышком с отравленными и убиенными…

Отбой сыграли раньше обычного времени и все свободные от вахты разбрелись по кубрикам, уснув мгновенно, не раздеваясь.

Тех, кто заступил на вахту, тоже сморило, как не пытались они бороться со сном.

День выдался явно не питейный – в водку снова подсыпали зелья, но на этот раз – не смертельного, а сонного.

Охрану кораблей и погрузку «Ласточки» организовали силами других экипажей.

Работали нешумно, дабы не привлекать внимания.

Но с берега за процессом погрузки все ж наблюдали – чекист Вронский, отсидевшийся днем в пустой медвежьей берлоге, затаился на высоком берегу и внимательно следил за происходящим, выжидая свой счастливый момент.

И ему снова повезло!

И снова везение проявилось в виде тех же – помощника капитана Зубарева и старшего помощника механика Норицына.

С небольшими свертками те, немного сплавившись в ледяной воде вниз по течению, стараясь не шуметь, выкарабкивались на берег.

Трудно передать глубину их досады, когда с трудом поднявшись по скользкой круче, они услышали свистящий шепот:

– Руки «в гору» и встать на колени!

Как раз к ним-то сегодня фортуна сегодня явно не благоволила – за день дважды были пойманы с так удачно украденным золотом, да еще одним и тем же человеком! Видок у воришек был еще тот! Мокрые, с остекленевшими от страха глазами и трясущимися челюстями, выдававшими частую дробь от пребывания в ледяной воде. Норицын к тому же рыдал в голос от такой несправедливости жизни.

И снова чекисту нужно было выбирать – застрелить этих скотов и забрать у них краденное, либо попытаться «играть по-крупному».

Жадность победила – таки и решение было принято.

Он успокоил воров, которые мысленно уже распрощались и с золотишком и со своими никчемными душами.

Для начала, чтобы вернуть их к жизни, Вронский предложил поделить золото на троих, чему те обрадовались несказанно.

И только потом уже огорчил, приказав сейчас же отправляться в Тобольск, где уже должны были быть красные, и привести сюда их отряд для захвата судов.

А золото в качестве гарантии он оставлял себе – придете, дескать, выполните задание – верну вам вашу долю.

Но несчастные были рады и такому исходу – по крайнем случае, даже если золото им и не вернут, жизни – то сохранятся.