Хочу, чтобы меня слышали! Книга 2. Золото Разрушителей

Петр, стоящий на палубе, отшатнулся и с трудом сообразил, что это – его зеркальное отображение.

Между тем, всполохи повторились, они начали появляться все чаще и чаще, становились шире и ярче!

– О, Боже, красота-то какая!!! Да, что там красота, – красотища! – по всему небосводу от края до края, переливаясь всеми цветами радуги, полыхал величественный Огонь.

На этой огненной картине не случалось повторов.

Сложные композиции из искрящихся огненных лент, рассекающих небосвод, различной ширины полос, великолепных занавесей, пучков огненных стрел и многоцветного дождя бессистемно менялись, иногда замирая на мгновения, иногда переходя одна в другую.

Петр в изумлении наблюдал и слушал проявления этого одного из самых прекрасных чудес природы.

Да-да! Он именно слышал, и слышал явственно это завораживающее «шуршание» перелистываемых страниц Божественного проявления… Это был «шум» движения солнечного ветра – потока невидимых частиц, покинувших в результате очередного взрыва корону Солнца, «шум» от их столкновений с частицами кислорода и азота земной атмосферы. Алый и зелёный «шум» создавали свечения пораженных частиц кислорода, фиолетовый – частичек азота.

Это было оно – таинство, называемое Аurora Borealis, – северное или полярное сияние, названное так в честь римской Богини утренней зари Авроры и Бога северного ветра Борея!

– Увы! Наблюдать этот Божественный Знак дано не всем. Солнечный ветер проникают лишь в места, близкие к магнитным полюсам Земли на Севере и Юге – от внезапно прозвучавшего за спиной человеческого голоса Петр вздрогнул и с неохотой обернулся к подошедшему незаметно иеромонаху Авелю.

Разговаривать не хотелось до ломоты в теле – накрыла какая-то паническая боязнь пропустить даже одну из картинок сияния.

– Доброй ночи, отец Авель – холодно отозвался на голос монаха Петр.

– У нас на Руси подобную красоту можно лицезреть почти во всех местах вблизи Полярного круга. Сияния в народе прозвали пазорями или сполохами – от слова «зоря» и от слов «полошить», «тревожить» – невозмутимо продолжал говорить монах, ему явно хотелось втянуть Петра в диалог.

Петр незаметно поморщился от неудовольствия, что, впрочем, не осталось незамеченным въедливым монахом.

– Кстати, ведь до сих пор современные люди не научились предсказывать начало и окончание сияния, а вот среди эскимосов распространен миф, что полярное сияние можно вызвать свистом, а хлопком в ладоши – прекратить – монах улыбнулся, громко хлопнул в ладоши и сияние погасло.

– Что Вы натворили – интуитивно вскрикнул Петр и тут же осекся, извинившись – простите, Ваше Преподобие, засмотрелся. Ну, прям, как ребенок – смущаясь, оправдывал он самого себя – надо же, поверил, что хлопком можно остановить Такое.

– Да, будет Вам, Петр Михайлович, оправдываться. Поверьте мне на слово, что некоторые личности в состоянии это делать, как бы фантастически это не звучало – монах, будто успокаивая ребенка, положил руку на плечо Петра и слегка погладил его. Я вижу, что Вам, как и мне, не спится, поэтому дозвольте напроситься к Вам в гости – уж очень хочется хотя бы одним глазком еще раз взглянуть на кинжал Вашего младшего брата. Заодно я расскажу историю этой вещицы. Да и о сиянии можем поболтать… – Петр молча кивнул в знак согласия и жестом руки пригласил иеромонаха к себе.

В каюте, при свете яркого фонаря иеромонах, внимательно взглянув в глаза Петра, ахнул:

– Господи, Боже мой, да Вы же серьезно больны, Петр Михайлович, дорогой! Нельзя же так себя изводить – надо лечиться. Вам случаем сегодня не приходили в голову разные фатальные мысли? – с тревогой поинтересовался Авель – по глазам я вижу, что душа Ваша неспокойна.

– Что было, то было – скрывать не стану – признался Петр.

– Раздевайтесь и ложитесь в кровать, а я постараюсь Вас подлечить. И не возражайте мне – я священник, а, значит, врачеватель душ. А врачам отказывать нельзя, себе дороже, – тоном, не допускающим возражения, потребовал монах.

Уложив Петра в кровать, Авель заставил его закрыть глаза, прошептал про себя заклинание и провел ладонью по лицу больного, после чего тот уже через мгновение крепко спал. Монах продолжил читать молитвы, сидя у изголовья больного, еще в течение получаса, после чего, приглушив свет фонаря и вынув из ножен лежащий на столе кинжал, начал его внимательно рассматривать. Улыбнулся, убедившись, что это именно тот предмет, поисками которого он занимался уже не первый год, опустился на колени и прочел благодарственную молитву.

Петр впервые за долгие месяцы скитаний спал, как младенец. Сон, который был послан ему, был красивым, радостным и, поэтому, исцеляющим…

К нему снова вернулись сполохи так внезапно закончившегося северного сияния, которые чудесным образом трансформировались во сне в мост Бифрост – дрожащую на солнечном ветру арку, пересекающую сказочную огненную реку Ружу для соединения мира Богов и людей.

Петр почему-то знал не только названия моста и реки, но и то, что дорога по мосту – односторонняя – по ней сходят Боги к людям, но людям дорога к Ним заказана.

Река Ружа горела ярким огнем, не допуская живых в царство усопших, а под аркой моста то там, то здесь вспыхивали и гасли яркие огни. Это валькирии – девы – воительницы в золотых шлемах и доспехах, с огненными копьями реяли на крылатых конях и выбирали на полях земных битв храбрых воинов, чтобы забрать их после их смерти в небесный дворец Вальхаллу. Из распахнутых окон этого небесного дворца призывно светились разноцветные отблески душ умерших людей.

Пролетающая мимо симпатичная черноволосая валькирия на ходу крикнула Петру:

– Ты храбрый воин и станешь моим, но не сейчас. Будь осторожен – окна дворца открываются только тогда, когда небожителям нужно призвать в свои ряды чью-то душу. Не откликайся на зов – иначе отправишься навсегда в белое безмолвие навстречу своей гибели!

И сделав второй круг над Петром прошептала:

– На твоем втором корабле – предатель, он ведет вас в руки врагов, спасай священные предметы – найди его и уничтожь! А сейчас уходи, скоро начнется танец умерших душ, тебе нельзя это видеть – сойдешь с ума или погибнешь! До встречи – прозвучало в голове у Петра прощальная фраза валькирии.

– Спасибо – громко ответил Петр и, очнувшись от звука собственного голоса, с удивлением увидев сидящего рядом с кроватью иеромонаха с кинжалом в руках.

– Я долго спал? – спросил Петр, поднимаясь с постели.

– Минут двадцать – тридцать, не более того – улыбнулся монах – кстати, как Вы себя чувствуете, Петр Михайлович?

– Благодарю Вас, Ваше Преподобие, преотличнейшим образом. Такое ощущение, что я проспал часов, эдак, сто, поскольку ощущаю себя осьминадцатилетним вьюношей[7 - Вьюноша – юноша – устаревшее.] – пошутил Петр.

Но на самом деле так оно и было – Петр проснулся абсолютно здоровым человеком, полным сил, душевных и физических.

– Странный сон мне приснился сейчас – обратился Петр к монаху – некая экзальтированная девица предупреждала меня об опасности. И, заметьте, не в какой-нибудь завуалированной форме, а достаточно конкретно, с указанием местонахождения злодея. Он, по словам девицы, находится на пароходе «Иртыш». И еще она призвала спасать ценности Священного Синода.

– Знаете, что я Вам скажу, уважаемый Петр Михайлович – сны, которые видятся во время явлений, подобных сегодняшнему, есть не что иное, как предупреждение сверху – монах перекрестился – со своей стороны настоятельно рекомендую прислушаться и принять предупредительные меры.

– Полностью соглашусь с Вами, Ваше Преподобие, я сейчас же вызову полковника Жвакина и мы вместе решим, что предпринять.

Вызванный ординарцем полковник Жвакин прибыл незамедлительно.

Петр, извинившись перед ним за столь неожиданный ночной вызов, вкратце обрисовал ситуацию.

Несмотря на необычность аргумента – какой-то там сон, да и только, – Жвакин тут же изложил заранее подготовленный план предупреждения возможного захвата особо ценных грузов – так ему велели называть ценности, контролируемые лично полковником Колобовым.

Оказалось, что предвидя возможность захвата судов конвоя в русле Иртыша, таясь от всех, за караваном незаметно пробиралась «Ласточка» – небольшой быстроходный товаро-пассажирский пароход. О его существовании не поставили в известность никого, кроме него – полковника Жвакина.

Чтобы и далее не раскрывать тайну «Ласточки», совместно порешали сделать завтра вечером остановку и позволить всем членам экипажей, кроме охраны, в которую запланировали выделить только надежных и проверенных офицеров по утвержденному списку, выпить по рюмке водки, якобы по случаю дня Ангела полковника Жвакина. В водку договорились добавить совсем немного сонного порошка, дабы усыпить экипаж «Иртыша» и исключить лишних свидетелей.

И ночью, когда все уснут, – перегрузить весь «особо ценный груз» на «Ласточку», тут же отправив ее вперед на встречу с командой штабс – капитана Киселева, дожидавшегося конвой в согласованной ранее точке – на месте слияния Оби и Иртыша.

Естественно, под командованием полковника Колобова и под присмотром иеромонаха.

Командование оставшимся конвоем и ответственность за все золото и ордена постановили передать полковнику Жвакину.

Ордена Директории решили перегрузить на «Пермяк».

На «Иртыше» – оставить только ящики с золотом, которые загрузили туда еще в Омске.

Остаток ночи посвятили выявлению возможного агента из числа военной команды «Иртыша» и формированию списка надежных людей, которых можно будет привлечь к погрузке «Ласточки».

Военная команда «Иртыша» состояла из двух офицеров, двадцати колчаковских добровольцев и десяти мобилизованных речников.

За одного из офицеров – штабс-капитана Развина, поручался Жвакин – знал этого офицера лично и даже его родителей. Кроме того, служил Развин всегда на глазах полковника.