Тартар стал самым ужасным местом в зародившейся Вселенной, а от Мрака и Ночи родились Вечный Свет – Эфир и Сияющий Свет – Гемера.
Остатки первобытного Хаоса вместе с Петром вращались уже просто с невероятной скоростью и превратились в Яйцо, ставшее зародышем Земли.
Верхняя часть скорлупы откололась и стала Звездным Небом – Ураном, а нижняя – Матерью Землей – Геей.
Вода, залившая тело Геи – Бескрайним Морем – Понтом.
Он и стал первым мужем Геи – Земли, а вторым стал – Уран – Небо.
Вот ты уже и на своей Земле – вновь зажурчали девичьи голоса, – а сейчас мы проводим тебя на Олимп и там кое с кем познакомим.
И вот они уже у подножия огромной лестницы, устремленной в небо.
– Поднимайся, поднимайся скорее – защебетали невидимые девчушки – тебе сегодня это разрешено, тебя уже там ждут.
Стоило только Петру вступить на первую ступень, как сработали неслышные и невидимые механизмы, перенесшие Петра на самый верх, где его действительно встретили два юноши.
Один из них был красив, как Бог, впрочем, может он и был одним из них?
Второй был некрасив и одет беднее красавца – он первым подошел к Петру и представился – Эпаф – сын Зевса и Ио.
– Очень приятно – пожал протянутую ему руку Петр – а я —Петр – сын Михаила и Варвары.
– Фаэтон – сын Бога Солнца Гелиоса и Океаниды Климены – процедил сквозь зубы заносчивый и, по всей видимости, не очень умный, красавец. Я – сын главного Бога Олимпа, а сын Бога Солнца всегда будет первым!
Не обращая внимания на Петра, юноши ввязались в нешуточный спор.
– Многие прекрасные Богини мечтали о любви Гелиоса и получали ее, а многие придумали эту любовь – как бы, между прочим, произнес Эпаф. И тихо так, но чтобы услышали Фаэтон, а главное, Петр и собравшиеся вокруг зрители, добавил – ходят слухи, что ты, гордец совсем даже не божественного происхождения, а так – плебей.
– Сам ты плебей, ни красоты в тебе нет, ни силы, а слухи всегда распускают слабые и неудачливые – улыбаясь, и жестко глядя в глаза своего обидчика, произнес Фаэтон, и с достоинством удалился.
– К маме побежал искать правду и защиту – торжествовал Эпаф.
А зачем еще все мы бежим к маме? Именно за защитой, какими бы сильными и могущественными мы себя не ощущали перед окружающими.
Петр решил всюду незаметно следовать за Фаэтоном и это ему почему-то удавалось.
К маме тот прибежал в слезах и с порога потребовал:
– Люди сомневаются, что я сын лучезарного Гелиоса. Докажи, что Он – мой отец.
Тяжело вздохнула бедная брошенная своим возлюбленным женщина и, обратив свой взор на медленно погружающийся в море солнечный закатный диск, простонала – пусть эти последние всезнающие лучи укажут тебе, что ты – сын Гелиоса. Если я лгу, пусть глаза мои видят в последний раз эти знаки Любимого! Если моя клятва для тебя мала – ступай к Нему! Тебе можно, в отличие от меня – заплакала несчастная Богиня.
Увы, и Боги тоже плачут!
…Дорога к дворцу Бога Солнца заняла совсем немного времени.
Дорога к Богу всегда коротка!
И вот уже перед ними дворец, окруженный высокими колоннами, сияющий неугасимым пламенем, украшенный золотом и самоцветными камнями, с крышей из слоновой кости, с колоннами из благородного мрамора!
Под впечатлением такого великолепия Фаэтон нерешительно остановился перед воротами из чистого серебра, украшенными тончайшей резьбой с изображением земли, моря и неба в исполнении искуснейшего мастера Гефеста[14 - Гефест – Бог кузнечного ремесла.],
Море на воротах было изображено так, что в нем видны были боги морские, на реках – нимфы, на земле – люди, города и леса, населенные зверями. А на небе сияли во всей своей красоте блестящие звезды.
Гелиос сразу вышел из ворот встретить сына – он уже знал и о разговоре Фаэтона с матерью, и о происшествии на состязаниях.
Петра он не увидел – даже для местных Богов тому удавалось оставаться невидимым.
Гелиос обнял сына, и, тщательно намазав его лицо душистым маслом от яркого пламени, надел ему на голову лучезарный венец.
– Знаю я о ваших бедах – остановил он речи Фаэтона. Увы, жена моя Гера до сих пор ревнует меня к твоей красавице матери, никак не успокоится.
– О, свет всего мира! О, отец Гелиос! Это все пустое, скажи одно только слово – смею ли я называть тебя отцом? – воскликнул Фаэтон – развей прах моих сомнений, молю тебя! – Да или нет? – замер юноша в ожидании ответа, да что там, ответа. Приговора!
Гелиос утвердительно кивнул и ответил просто – да, ты мой сын и клянусь водами священной реки Стикса[15 - Стикс (Styx) – Богиня, которая прежде других, поспешила на помощь Зевсу во время его борьбы с Кроносом. За это Зевс возвеличил ее, сделав Богиней клятвы. С тех пор клятва водами Стикса – реки мертвых – стала священной для Богов и для людей.], что в подтверждении этого я исполню любую твою просьбу. И улыбнулся снисходительно – исполнение любого желания для главного над Богами – пустяк!
Но просьба сыночка – мажора повергла Лучезарного в шок…
– Позволь мне поехать вместо тебя в твоей золотой колеснице – испросил глупец единственное, что было невозможно для Властелина.
– О, ужас! – возопил Блистательный – кто вложил в твою голову такую ужасную мысль? Ведь это тебе не по силам.
О, если бы я мог нарушить мою клятву, Священную Клятву водами священной реки Стикса, – застонал главный Бог Олимпа.
О, если бы ты своим взглядом своим проникнуть мне в сердце и увидеть, как я боюсь за тебя! Я не хочу быть причиной твоей гибели! Ведь ты же просишь не награду, а страшное наказание.
Сам великий Зевс – громовержец не решился править моей колесницей! Признаюсь тебе, что даже мной временами овладевает страх, когда дорога стремительно опускается к священным берегам Океана – Гелиос последний раз взглянул в глаза своего сына, надеясь увидеть там хоть малую тень сомнения.
Тебе не встретить по пути ничего доброго – среди опасностей и ужасов проложен небесный путь – продолжал он отговаривать сына – взгляни на мир вокруг себя – как много в нем прекрасного!
Но тщетно!
Во все времена существовали, существуют и будут существовать мальчики-мажоры – эти ничтожества, купающиеся в чужой славе и могуществе.
Эти бестолковые, избалованные, непригодные ни для какого дела, напрочь закомплексованные, но наглые и жестокие существа, которые ради своего каприза не остановятся даже, если их родителям будет угрожать при этом потеря состояния, власти и даже смерть.
А Боги, хоть они и всемогущие, принимают твердые жесткие решения только в отношении чужих людей, не смея часто отказать ни в чем дитяткам своим неразумным.
– Проси все, что хочешь, только не проси ты этого! – умолял Гелиос.
Но Фаэтон стоял молча и ковырял носком сандалии песок.
– Хорошо – вздохнул Гелиос – ты получишь, что просишь. Жаль, я думал, что ты умнее.
Привели крылатых коней, накормленных амброзией[16 - Амброзия – пища и благовонное протирание Богов. Поддерживала бессмертие и красоту.] и нектаром, и начали запрягать их в колесницу.
Гелиос снова натер лицо Фаэтону священной мазью, и печально вздохнув, дал своему неразумному отпрыску последние наставления: