Когда зазвенит капель

– Ах да, щюстрый девущка, как же, как же! Прахадите, прахадите! – мужчина выкатился из-за стола как колобок на коротких ножках, подкатился к Даше и, взяв ее за руки, усадил на стул, а потом вернулся на свое место. Ладони у него были потные и холодные, лицо со сталинскими усами пухлое и смуглое, черные быстрые глаза и круглая лысина на голове в обрамлении еще не седых волос. – Меня зовут Антон Леонович. А вас?

– Дарья. Даша, – она немного помедлила с ответом, соображая, представиться ли полным именем, но все же решила обойтись без отчества. Она немного удивилась странному сочетанию имени и отчества, совершенно не подходящему мужчине, но вида не подала.

Антон Леонович принялся рассказывать Даше о своем семейном бизнесе, кафе, жене Лейле, о том, как трудно им приходится и какие нерадивые нынче работники. Даша слушала, кивала и теребила пальцами ручки от сумки. Несмотря на сильный акцент, Антон говорил много, быстро и не всегда по делу, то и дело усмехался в усы, но именно это его качество странным образом располагало к себе. Мало-помалу Дашина нервозность отступила, она даже забыла, что пришла устраиваться на работу, и вот уже она внимательно слушала, стараясь запомнить, что ей нужно сделать в ближайшие дни. Видимо, положение у Антона и впрямь было катастрофическое, раз он рискнул не медлить и велел выходить на работу прямо завтра с утра.

Даша выпорхнула на улицу с улыбкой на губах и чудесным предчувствием каких-то удивительных и приятных происшествий. Такого с ней не бывало уже несколько месяцев. Боясь спугнуть это редкое ощущение покоя и радости жизни, Даша некоторое время постояла на крыльце, припоминая подробности разговора, а затем решительным шагом направилась в здание вокзала. Там она в киоске купила новенькую, пахнущую типографской краской трудовую книжку, с некоторым трепетом полистала страницы, бережно убрала в сумку, снова вышла на улицу и направилась к остановке.

Автобус, дребезжа и неловко подпрыгивая на кочках, вез Дашу через весь город. Потянулись старые хрущевки, новые девятиэтажки, помпезные банки, красочные кафе и дорогие бутики. Даша вышла на остановке рядом с поликлиникой, с удивлением отметив, что старое здание отремонтировали и теперь поликлиника гордо сияла стеклом и сайдингом.

Даша вошла внутрь, замерзшими пальцами неловко натянула бахилы на ботинки, покрутила головой и двинулась к высокой стойке за стеклянными окошками с надписью «Регистратура». Отстояла небольшую очередь и, почти просунув голову в маленькое окошко, сказала сидевшей за столом женщине в белом халате:

– Здравствуйте. Мне нужно медкомиссию пройти для санитарной книжки.

– Две тысячи.

– Что две тысячи? – не поняла Даша.

– Комиссия платная. Две тысячи стоит. Оплатите в кассу, чек потом покажете на работе, вам компенсируют. Приходите в любой день с санкнижкой, паспортом и фотографией три на четыре, к восьми утра, оплачиваете, потом ко мне, я вам напишу врачей и кабинеты.

– Это за один день можно успеть? И записываться не надо?

– Успеете, если народу будет не много. Без записи, по живой очереди. И натощак обязательно, надо будет сдавать кровь.

– Ага, понятно. Спасибо! А книжку эту где взять?

– А книжку купите в центре гигиены. И потом еще надо будет пройти обучение.

– Спасибо, – поблагодарила Даша еще раз и отошла от окошка.

Опять деньги. Где их взять? Те, что она успела снять с маминой карточки, прежде чем ее заблокировал банк, уже подходили к концу, хотя она тратила их очень экономно. Даша покупала только самые необходимые продукты, практически не позволяла себе мяса, а уж об одежде, косметике и средствах гигиены речи не шло. Но «мыльно-рыльное» как любила выражаться Дашина мама, уже подходило к концу и недалек был тот день, когда даже постирать станет нечем.

Даша уселась на лавочку в холле, достала телефон и нашла на карте центр гигиены. Но прежде надо сфотографироваться.

Глава 15

Время полетело быстро и незаметно. Даша приходила в кафе к десяти и практически сразу же погружалась в рабочую суету. В трудовую книжку ей сделали первую запись, где значилось «официант», но на самом деле она занималась практически всем: помогала поварам нарезать хлеб, сдвигала столы в линию для свадеб или поминок, перестилала скатерти, подменяла Полину на кассе, когда она ушла на больничный с ребенком, обслуживала клиентов за столиками, на торжествах разносила горячее, убирала мусор со столов, ловко уворачиваясь от назойливых поглаживаний разгоряченных захмелевших гостей, а после оставалась, чтобы привести зал в порядок и перемыть вручную горы посуды. Посудомоечных автоматов в «Медее» числилось аж два, но по факту в чистой мойке один из них стоял сломанный уже полгода, и похоже, что Антон и не собирался вызывать техников. Поэтому Даша сперва натягивала высокие до локтей резиновые перчатки и загружала машину в грязной мойке жирными кастрюлями, сковородами и противнями, потом вооружалась губкой и принималась отмывать до блеска фужеры на тонких ножках, менажницы, салатники и бесконечные одинаковые белые тарелки. Заканчивала работу она к часу ночи, примерно через час после того, как расходились последние «ну давай на посошок» гости со свадеб, а потом Антон на своем минивэне развозил по домам весь небольшой персонал «Медеи». О том, что существуют нормы рабочего времени и доплаты за переработки Даша не знала, и ей и в голову не приходило спросить. Антон в специальном журнале каждый день рисовал цифры отработанных часов, а Даша радовалась, что ей не придется проводить дома мучительные минуты в одиночестве, а можно сразу упасть на кровать без сил и ни о чем не думать до следующего рабочего утра.

С поварами и другим персоналом Даша поддерживала приятельские отношения и не более того. Она ни с кем не пыталась сблизиться и никого не подпускала к себе в душу, не рассказывала подробностей личной жизни и не участвовала в бессмысленной трескотне на бытовые темы, которые из раза в раз заканчивались обсуждением мужиков или знакомых.

Так один день сменял другой и первая неделя пролетела незаметно. За утром наступал день, потом и шумный вечер. Открывалась и закрывалась дверь, и в кафе залетали снежинки, клубился морозный пар, лился пронзительный солнечный свет – свет надежды, окаймленный сверкающими искрами снега. За скрипучей дверью с колокольчиком жизнь продолжала кипеть и эта суета дарила надежду и радость как никогда прежде.

Однажды дверь открылась и в кафе вошла Любава. Даша, которая в это время вытирала тряпкой клеенку на столе, даже не сразу ее заметила.

– Дашка!

Любава выглядела возбужденной, подбежала к Даше и бесцеремонно заключила ее в объятия.

– Ты почему не звонишь, не пишешь? Абонент не доступен, как ни наберу! Мне окольными путями пришлось выяснять, где ты теперь обретаешься целыми днями!

– Так нам нельзя на работе телефоном пользоваться! Да и что звонить-то? У меня ничего не происходит, каждый день одно и тоже.

– Ну ничего себе! Пропала и я знать не знаю, где и ты и с кем! Давай что ли сядем, поговорим!

Даша оглянулась назад, на кухню за стойкой раздачи и сказала:

– Люб, мне нельзя. Антон увидит, оштрафует. Давай лучше я к тебе в выходной заеду, а?

– Эх ты…, – Любава укоризненно покачала головой, – ладно, короче. Я че пришла-то. У меня предки решили свалить на новый год к бабушке. Старушка разнылась, что ее все позабыли-позабросили, она совсем одна и у нее давление. Ну, знаешь, как они манипулируют. Еще и меня хотели утащить, еле отбрехалась! Короче, они поедут к бабушке, где тихо и по-семейному посидят. Ииииии…

– И?

– И вся квартира на новый год в нашем распоряжении! Ты не представляешь, чего мне стоило их уломать, но, в общем, они разрешили собраться нам со всеми и хорошенько отметить! Я уже всех позвала: Сашку, Димедрола с Юлькой. Девочки еще с моей группы будут: Жанна, Олеся и Катя.

На этих словах Любава схватила Дашу за плечи и немного потрясла. Глаза ее сверкали из-под длинных ресниц.

– Ну?

– Что ну, блин?! Приходи, говорю, тридцать первого новый год отмечать! Или тебе уже есть с кем справлять?

– Да нет, я вообще одна дома хотела…

– Дура что ли? Че как бабка старая? Давай к нам, весело будет!

– Ну ладно, – улыбнулась Даша, – приду. А что надо купить?

– Да давай мы с собой спишемся попозже и решим. Только ты телефон включи, будь добренькой!

– Спасибо, Люб! – Даша обняла подругу в внезапном порыве нахлынувших чувств. – Что бы я без тебя делала? – Тут она оглянулась на двух угрюмых парней, занявших крайний от входа столик и выжидающе глядящих на них. – Извини, мне работать надо, а то взбучку получу.

– Давай, работяга! – и Любава упорхнула так же быстро, как и появилась, только уже в дверях оглянусь и погрозила пальцем, – Я жду звонка!

***

Дом показался внезапно – только что его не было, а в следующее мгновение он вдруг вынырнул из-за других, как близнецы похожих домов, – основательный, трехэтажный, покрытый грязно-желтой старой краской, весь в паутине витиеватых трещин. И хотя Даша сотни раз ходила этим маршрутом, она чуть не проскочила мимо, погруженная в свои мысли.

Она не ожидала, что это будет так трудно – отстоять свой законный выходной в новогоднюю ночь. Антон топал ногами, воздевал короткие пухлые руки к небу и кричал: «Самый жирный ночь в году! Самый жирный! И как мы без тибя должны справляться, а?!», но Даша была непреклонна. В конце-концов ее выручила Татьяна. Она отчаянно нуждалась в деньгах и согласилась выйти обслужить гостей за двойную оплату. Но даже при этом она не собиралась убирать разгром после празднования, и Даша клятвенно всех заверила, что придет утром первого числа наводить порядок и мыть посуду.

Опустив тяжелый пакет на бетонное крыльцо, Даша с облегчением растерла побелевшие пальцы, расправила плечи и позвонила в домофон, и внезапно легко взбежала на третий этаж. Чтобы раздеться, ей пришлось протискиваться между горой курток, чрезмерно навешанных в прихожей, и кучей сумок с едой на полу. Она бухнула свой пакет рядом, а тяжелая металлическая дверь с громким стуком закрылась за ней.

Все уже были в сборе. Люба возилась на кухне, а Сашка переносил компьютер в большую комнату. «Делаю нам музыку!», – крикнул он Даше вместо приветствия. Свет в прихожей не горел, поэтому Даша стояла и ждала, пока ее ослепленные искрящимся снегом глаза привыкнут к полумраку, и только потом увидела все сразу – старый советский раскладной стол, расправивший крылья в ожидании пиршества, высокую, в потолок, идеально ровную, искусственную елку с красными и золотыми шарами. Разномастные стулья вокруг стола. Сверкающий дождик в дверных проемах. Снующих по квартире девчонок.

– Ну вот, – сказал Сашка, поднимаясь на ноги и включая компьютер, – теперь у нас будет нормальная музыка, а не хор голодных кошек по голубому огоньку, – и оглянулся на Дашу.

На лице у него была совершенно неожиданная, торжествующая, гордая улыбка. Даша смотрела, как он улыбается и неожиданно вспомнила тот день, когда впервые увидела его. Тогда, первого сентября, Сашка умудрился опоздать на самую первую лекцию в их новой студенческой жизни, и, вихрем влетев в аудиторию, сначала шлепнулся на скамейку рядом с Дашей и только потом спросил: «Можно?» и улыбнулся. И на лице у него было торжествующее и гордое выражение. Такое же, как сейчас. И поэтому Даша сделала шаг ему навстречу и заставила себя улыбнуться. Она еще не знала, что сегодняшняя ночь разобьет ее мирок на множество мелких осколков.

А потом они носили пакеты из прихожей в кухню, раскладывая продукты по столу и холодильнику, чистили и резали заранее отваренные овощи, включали духовку, «Люб, я не знаю, как ей пользоваться», – кричала растерянная Катя, нарезали хлеб, колбасу, сыр и фрукты, носили тарелки на укрытый кипенно-белой скатертью стол и нитки дождика плясали в воздухе, тревожимые снующими туда-сюда девчонками, впуская и выпуская их из комнаты. Сашка наконец-то включил музыку, а потом почти все ушли курить на балкон, и они остались одни – Даша и Любава, и сразу словно стало пусто и тихо, хотя в соседней комнате гремел «Skillet». Было заметно, что Любава собирается с духом, чтобы что-то сказать, что должно быть очень важно, и Даша настороженно смотрела ей в глаза. Она смотрела, не могла солгать этим глазам, молчала, тонула. Но потом захлопала балконная дверь, впуская ребят одного за другим, а вместе с ними терпкий табачный аромат, и Любава так ничего и не успела сказать. Вместо этого она вытащила из холодильника бутылку шампанского и пузатые пластиковые полторашки с пивом и понесла к столу.

Они слушали музыку и хохотали, пили пиво, раскладывали салаты по тонким изящным тарелкам, телевизор в углу беззвучно пестрел яркими картинками, и лишь когда на экране появился президент, убавили громкость и включили звук.