…Пахнет зловонно предателя тело,
гадко, противно, его тленом съело,
и нечем плакать – клюют очи птицы,
выдрано око, что шарик искрится,
и небо выжгло мозг тот, что Тарасу
вправить, вовек починить не удастся!
Этим вот я истерзалась до капли,
словно прозрела я вдруг, больно так мне:
целый народ! Очень много народу
к панночке спать отправляются сходу.
Где взять отцов нам, Тарасовых сабель?
Мир весь разграблен. Разъят. Испохаблен!
Смыслы поменяны равенства-братства
на: извлеченье из боли богатства,
на: ради выгоды нужно сдаваться,
на: демократство, на лауреатство,
на: развращение, вражество, адство!
Снова выходит Тарас в поле Бульба:
– Стой же! Слезай с коня! (Гневные очи!)
Я породил! –
крик на грани инсульта.
– Я и убью! –
пульс… но нет больше пульса.
Выстрел грохочет.
***
У меня к тебе чувство родства – Рождество!
У меня к тебе праздник, где булки, ватрушки.
У меня к тебе храм, где разверсты его
величаво ворота: девицы, старушки,
волгари, продавщицы, кассирши, толстушки,
забубенные странники, две акушерки,
аллерголог, артист из простых, из губернских,
о, молись, на коленях пред Богом, народ!
О, родимый, из Сормово или мещерский
те, кто строили автозавод!
В Новый год заходился ты на фейерверке,
пил шампанское, ел оливье. Что ещё
нам осталось? Толпой общей в беленькой церкви
повторять вслед за батюшкой (пульс учащён!),
ибо Бог любит всех. Бесталанных, простых,
обездоленных, странных, запойных, ленивых,
всех блудниц, мытарей, сребролюбых, таких,
кто в мехах, кто в рванье. Всех больных. Особливо
всех немощных, всех попранных несправедливо,
всех оболганных. Ибо для Бога нет злых!
Вот стоят они вместе единой толпою
толстосум и бедняк.
Шоферюги, изгои.
Провинившиеся и святые. И все.
Наконец-то могу дать я волю слезе