Может, я вижу сон вовсе не свой, а твой?
Руки, что вдоль летят – волосы, шея, тело.
И от восторга я, словно скольжу под тобой,
гибкая, что змея. Млеющая, опьянела…
Слушай: воскресни вовнутрь! Если убитым ты был.
Слушай: убейся вовнутрь! Если ты был не повержен.
В лоно, во чрево, во глубь, в пазухи всех могил,
в кратер вулкана – горяч, розов и страстно нежен.
Всё остальное чушь: рёбра, предплечья, душа.
Главное для тебя – всепобедимая сладость!
Я разрешаю всё! Женщина тем хороша,
что Вавилон сокрушён, а что Блудница осталась!
Буду тебя целовать. Буду ловить я твой рот.
Родинки, пульсы, живот…Рано! Пока ещё рано!
Знаю, что этот вот сон сладко и больно убьёт.
Да мы с тобою уже рваная, общая рана!
Капельки крови мы. Нас после смоет водой.
Но мне сейчас всё равно. Я же ещё не очнулась.
Глажу ладошкой лицо. Ты же такой молодой.
Вижу: рубаха твоя свесила крылья со стула.
Вижу, что младше меня ты, где ахейцы с мольбой,
на Агамемнона ты младше и на Поликсену.
Младше на слёзы богинь – вечно рыдающий вой,
младше, когда я к тебе руки свои воздену.
Младше на это вино красное, сочное и
вровень со мной на любовь. Нежность и страстность нашу,
на имена, племена, странствия, горечь, бои.
Это тебе Одиссей, от берегов чаля, машет.
Это Итака в слезах. Это фракийцы в ночи.
Маленький тощий щенок, что вислоухий и зряшный.
Я его прикормлю, сына бульдожьего: щи,
рыбу, сухарики, хлеб – тёплый, зернистый, вчерашний.
Всё, что ни делаю я там ли, не там ли, а здесь,
вижу тебя я во всём: в гугле, в фейсбуке, с экрана,
что ты со мною. Во мне, словно бы в море ты весь,
сверху, классически. Но
рано! Ещё милый, рано!
Солнце. Рассвет. Заря. Каменный Зевс растёрт,
каменный Зевс разверст в бронзу, в огниво, в злато.
Боже, какой смешной этой Гекубы щенок.
Как сокровенна она – нам за любовь расплата!
***
Если честно, то я совершила почти невозможное.
Я простила. Хранить перестала обиды свои
в той шкатулке простой, без каменьев, без глянца подложного,
слишком много у нас той моей одинокой любви!
Слишком много у нас – ты не ценишь – но цен сногсшибательных,
слишком много хранимого – ты не хранишь – я храню,
слишком много у нас – этих цельных, таких замечательных
моих резанных вен и растерзанных слов на корню!