Соцгород – 2 против секты

– А вас уважаемый, любопытный, надменный, бессолнечный и странный гость?

– Немного… – признался Заяц.

– Напрасно! Всё в наших руках! Если захотим вернуться, то вернёмся.

– Каким образом?

– Секрет!

– Да ладно уж, скажите ему, дед! – произнесла деваха, отодвигая занавеску. Она успела переодеться в синий строгий костюм.

– Не вижу надобности, – дед Гиппа скорчил рожу.

– Как хотите, – обиделся Заяц. Он привык к недосказанностям и недомолвкам.

– Разве тебе плохо у нас? Холодно? Голодно? Грешно? – спросил дед Гиппа назидательно.

– Нет…

– Тогда идите обедать! – И дед Гиппа выставил чугунок с горячей едой. Нарезал крупными ломтями сало, достал из погреба мёд, выложил на блюдо орехи, достал из печи пироги.

Ели они молча. После обеда дед заторопился на вечернюю молитву. Деваха села к окну с вязаньем. «Что за наказанье, – подумал Заяц – за что оно мне?», и стал вспоминать свою прошлую жизнь, хлебное поле, нить тропы, ржаные запахи детства.

– Я, может, похлопотала бы за тебя! – неожиданно заговорила деваха. – Но нет приказа.

– А без приказа не можешь? – спросил обречённо Заяц.

– Без приказа даже трава не растёт! Бурьян, лебеда, крапива не шевелится. Рыба в озере не плавает, зверь не родится!

– А любовь?

– Что любовь?

– Любовь приходит?

– Как приходит, так и уходит. Если нет приказа.

– А смерть?

– А про это забудь, не велено, про это глаголить! Мы контракт подписывали, бумажку такую с полоской, деньги платили, акциями называются, – поморщилась Белая деваха, продолжая рукоделие.

– А про любовь можно? – продолжал Заяц.

– Зачем?

– Для куражу. Например, за тобой поухаживать, конфет полкило купить или семек, в кино сводить, ну, там шуры-муры… – лицо у Зайца приняло похотливое выражение: Наталья Юрьевна была далеко, Эс тем паче.

– Ой, – воскликнула деваха, – я палец уколола.

– Значит, волнуешься, значит, я тебе нравлюсь! – Заяц погляделся в зеркало. Хорош! Усы торчком, грудь калачом!

– Да нет же, не от этого, просто рисунок сложный…

– Давай погляжу! – Заяц наклонился над девахой, поднося уколотый ею пальчик к глазам. И что он увидел! Волосатую, мозолистую ладонь! Словно у шимпанзе в зоопарке.

– Надо йодом смазать. – Похоже, что деваха не стеснялась своей обезьяньей волосатости.

– Сейчас подам! – Заяц принёс флакончик с жидкостью, чтобы смазать пальчик девахе, Заяц приобнял её за талию. Что делать! На безрыбье и обезьяна – рыба! Он провёл рукой по бёдрам и нащупал на копчике девахи маленькую выпуклость. – Что это у тебя? – спросил Заяц, ничему не удивляясь.

– Коса! – деваха кокетливо взвизгнула.

– На спине?

– А где ж ей ещё быть? Не на груди же!

– Ах, да… – кивнул Заяц и отошёл подальше: кабы не перешло.

Деваха смочила ватку йодом и помакнула ею уколотое место.

– Вот и всё!

– Кем ты приходишься деду Гиппе?

– Никем! Здесь все чужие. Нас песня роднит. И на Марсе будут яблони цвести! – запела деваха, затем она встала на ноги, и пошла кругом по избе. Приблизившись к Зайцу, обняла его, чмокнула в щёку и пошла дальше отплясывать.

– Ты веришь в это? – в глазах у Зайца помутилось. Прямо в горле ком застрял, в животе мягко булькнуло, прильнуло потоком искр. Он прикрыл глаза, но не тут-то было, кровь хлынула к лицу, к шее, стало жарко, маняще, волнующе, пронзило желанием аж, до печени!

– Не знаю. Не видемши! Увижу – поверю! – деваха отбивала чечётку мокрыми пятками. Пятки были тоже покрыты волосьями, но белее, чем на руках и шелковистей.

– Прижмись ко мне! – Заяц сглотнул жёлтую слюну. – Давай помилуемся!

– Не знаю. Я ни с кем не миловалась! – деваха продолжала свой танец.

– Я прошу тебя!

Деваха остановилась на мгновение. Заяц тут же пришёл в себя. Словно отрезвел после крепкого стакана самогона.

– Фу, ты, – произнёс он, – чуть не согрешил.

– Чуть-чуть не считается! – вымолвила деваха и вновь пошла по кругу. Павой, лебедью поплыла! И такая ладная, крепко сбитая, грудь чашками, попа тефтельками, ножки бам-бам по полу, лапки наверху.

– Что это за танец? – спросил Заяц, снова возбуждаясь. – Прямо наваждение какое-то от него!

– Усть-Птичевская чечётка. Меня мама научила. У меня десять братьев и сестёр. Как только муж охладеет: мама в пляс!

– Прекрати! Я не твой муж! – Заяц еле владел собой.

– Муж объелся груш. А мы за яблоками летим! – не унималась деваха.