Веснадцать

наши руки появятся в чьей-то ладонной обновке.
Как тебе, так и мне кто-то снова прошепчет про вечность,
может быть, я заброшу стихами и выучусь в прозе –
Знаешь, милый, любовь – это правда сама бесконечность,
но пока обнимай же меня, как умеешь, на этом морозе.

Да

Конечно, спросят – куда и с кем, зачем, почему так поздно.
Венцом терновым сожмет виски, коснешься моих волос, но
мой будет выдох неколебим, и веками взгляд зашторен.
Да, я останусь здесь до утра. Я буду сидеть – рядом,
пока меня продолжают драть некормленые зверята.
Еще не пробил тот час, звеня, и сквозь темноту не вижу –
но если что-то проймет меня, не сдайся. Останови же.
Давай словами, давай строкой, а я подхвачу, продолжу,
не трогай. Ведь под моей рукой твоя пламенеет кожа.
И мы случимся, произойдем, сольемся в одну монету –
но, знаешь, если за край зайдем – обратной дороги нету.
Ты этой жизнью дотла прожжен, до сизо-седого пепла –
но в ночь другую я попрошу свести меня в это пекло.
А в эту ночь говорить с тобой под кофе и сигареты –
И если это зовется бой, ничья – это тоже кредо.
Смотри в меня. Сквозь меня. За кадр. Новая будет веха.
Как хорошо быть свечой, пока
огонь не коснулся верха.

Сюжетных линий всегда – две.
А может быть, даже больше.
Быть может, кто-то закроет дверь, а дальше… а дальше,
Боже,
сведутся речи на слово «да», и ты все поймешь, немея.
Ты видишь?
Я не хочу ждать.
И, видимо, не умею.

«Мне говорили, имя мне – Легион…»

Мне говорили, имя мне – Легион,
в церкви ты бы очистилась, причастилась.
Мне говорили, я нерелигио…
Просто я поворачиваю свой стилос.
Кем бы на самом деле я ни была –
я горизонт учила вчера Ассолью,
солнечно – значит, буду казаться Сольвейг,
алые тряпки выстирав добела.
Мне приходилось бегать безродной Гердой.
Кая искать или Каина – сути нет.
Перебиваться клянченным бомж-пакетом,
тихо сползать по грязной сырой стене.
Было какое-то время эпохи Элли.
Но временам, как рукописям, в печах
жаль, не гореть. И туфельки поплохели
в крошеве остром желтого кирпича.
Я представлялась людям как Холден Колфилд.
Верили в пропасть глаз из-под ржи волос.
Я покупал горячую чашку кофе
за полчаса рассказов, как им жилось.
Я говорила: слушай, я правда Мэри,
хочешь, таинственный вместе увидим сад?
Палец к виску в ответ. Но в какой-то мере
каждый имеет ключ от такого сам.
Ты рассмеешься, воздух запахнет смехом:
хвоя, шалфей, пачули, иланг-иланг…
Вот, я стою, согретая черным мехом
шапки-ушанки. Где-то поет Билан.
Может быть, ты увидишь сквозь все помехи
Имя мое.
Кем бы я ни была.

изо_льда

Из камня или изо льда, Изольда, сделана ты кем-то?
Закуривать таблетки Кентом и ждать, пока прошепчет «да»
тот человек, кого ты хочешь то приручить, то приучить –
к себе, что днем темнее ночи, светлее светлого в ночи.

К себе, что так рыжеволоса, что затмевает солнце враз,
что обожает безголосо петь песни с тайным смыслом фраз.
Ты вроде отыскала счастье: ему стираешь ты носки,
но ночью рвет тебя на части от неизведанной тоски.

Ты хочешь меньше всех на свете – и в то же время больше всех:
орать стихи в холодный ветер во всей щемящей их красе.
Ты хочешь, чтоб тебя любили – и говорили, боже мой,
как отличают чахохбили от хачапури с шаурмой,

о чем угодно, кроме страсти, тебе всего семнадцать лет,
и ты – невинный головастик средь рыбных будущих котлет.
Изольда, будь смелей, и будет твоим врагам и шах и мат,
у ног собакой ляжет Гудвин, по всем – зачет и автомат,

и что тебе бы ни светило – остановиться значит смерть,
ты поворачиваешь стило еще на четверть и на треть…
…Но на сто восемьдесят сразу ты побоишься, как всегда,
поэтому заветной фразы ты не услышишь ни-ког-да.

«Я приезжаю к тебе под вечер…»

Я приезжаю к тебе под вечер.