Замок из дождя

– Вот, это символ моей любви к вам, и предложение самое честное, которое я могу сделать перед алтарем, – Павел протянул украшение Эльзе, – примите. Скажите мне да.

Баронесса посмотрела на перстень, он был прекрасен. Но в глубине её сердца, вдруг возник образ мужа, каким он был, когда-то давно, в дни его сватовства к ней. Мысли Левиной мгновенно перенесли в прошлое. Барон Левин был хорош собой, горделив и богат. Женщина вдруг отчетливо вспомнила, как была счастлива, когда получила предложение руки и сердца от своего Александра.

– Да вы меня совсем не слушаете, Эльза Львовна! – Мелецкий был уязвлен в самое сердце, ведь женщина не может отказать такому, как он, молодому и красивому.

– Брак между нами невозможен, – повторила Эльза, равнодушно глядя на украшение.

– Вы настаиваете на этом? – выдавил из себя Мелецкий, наблюдая безучастность баронессы к его словам и признаниям.

– Настаиваю, – жестко проговорила Эльза, посмотрев Павлу прямо в глаза, и не приняв его подарка.

– Схороним же и мы, – он не договорил, слова застревали в его горле, – а я-то думал, вы сможете победить предрассудки света. Что вы достаточно смелы, чтобы быть счастливой со мной! И выше всех сплетен, которые будут придуманы о нас!

Он как-то картинно, словно пьеро, поклонился, и ушел. Штурм «крепости» не удался, и самолюбие поручика получило значительную оплеуху. Левина задумалась, глядя, как уходит граф, вспоминая свое венчание с бароном Левиным, которого так любила. Где-то там далеко, она была счастлива, пусть недолго, пусть иногда в своих иллюзиях, но счастлива. Женщина чувствовала, что не готова к новым отношениям, она все еще жила в прошлом, горько переживая свое вдовство, и прожитую в одиночестве и заботах о сыне молодость. Да и Павел, желавший амурных побед, на самом деле не любил её. В нем бурлила молодость, самолюбование, желание противоречить правилам приличия, и предрасположенность к романтическим фантазиям, которые материализовались в образе баронессы. Он не мог стать надежным спутником жизни для баронессы.

Павел вернулся в усадьбу Муравленых на рассвете. В дом не пошел, лег на лавке около дома и стал смотреть на звезды. Мысль о самоубийстве не оставляла его, но он медлил. Это была минутная слабость жестоко отвергнутого очарованного мужчины, но такая навязчивая и сильная, что Павел взялся мысленно читать молитву, чтобы принять правильное решение. В его голове все еще звучали слова Эльзы, слова абсолютно непреклонные. Так не должно было случиться, но случилось с ним, с тем, кого считают, настоящим красавцем и франтом. Павел чувствовал себя опустошенным. Как она могла с ним так поступить? Это несправедливо. Неужели она не понимает, что ей бы завидовали все женщины, потому что он, граф Мелецкий выбрал её. Неожиданно подкралась Юлия.

– Я ждала, вас. Что-то случилось. Она прогнала вас?

Павел ошеломленно поднял голову, и поспешил подняться, и сесть на лавку.

– Что? Вы, шпионили за мной!? – удивился поручик.

– Не совсем. Но я знаю, что вы после ужина говорили с баронессой Левиной вон около той беседки. А потом куда-то пропали. Где-то через час, следом за вами баронесса с сыном тоже уехала. Странно, правда?! А может быть вы её тайный любовник, говорят, что вы посещаете её имение по ночам, и возвращаетесь только под утро, – в голосе Алаповской прозвучала ядовитая горечь, – я не упрекаю вас, нет.

Княжна стала рядом с Мелецким, и пристально посмотрела в его ошалелые от боли и разочарования, глаза.

– Но разве я не красива. Я намного красивее вашей баронессы. Павел Юрьевич, мы здесь одни, – она приложила палец к его устам, – молчите. Вы сейчас совсем одиноки, я могу разделить ваше одиночество.

Он отвел её руку, пытающуюся погладить его по щеке.

– Вы, верно, начитались французских романов! Я не нуждаюсь в вашем обществе. Уходите! – решительно проговорил Павел.

– Пожалуй, только вот ваша маменька, и все остальные узнают, что поручик лейб-гвардии драгунского полка любодействует с баронессой Левиной.

– Это ложь, – равнодушно прокомментировал Мелецкий.

– Для вас да. А для них?

Княжна Алаповская с достоинством отодвинулась от молодого мужчины.

– Ах, если бы, граф, закончилось ваше упрямство. Нельзя безнаказанно унижать меня. Обещаю вам, вы дорого заплатите за это, а милая баронесса с лихвой изведает, что такое позор и унижение.

Юлия убедительно договорила все свои слова и победоносно удалилась. А Павел, глядя в след девушке, думал о том, что надо проситься на войну. Там, в порыве боя, интересы Родины будут давать его душе высшие смыслы, и отдохновения от его собственных страстей. Тем временем в спальне Муравленых, Павел Федорович встал с постели и закурил трубку у раскрытого окна. Эта комната располагалась в противоположной стороне от веранды, и выходила на очень заросшую и немного заброшенную часть сада, которая обладала своим диким очарованием.

– Ирина, ты спишь?

– Нет.

– Зачем, ты пригласила к нам Вешняковых?

– А что такого? – Ирина подняла повыше подушку и села.

– Очень похоже на тебя, очередной не обдуманный поступок.

– Я не возьму в толк, что такого я сделала, – проговорила сонным голосом удивленная женщина.

– Мне не хотелось бы видеть этих людей в нашем доме.

– Отчего? – Муравлина нарочно задавала глупые вопросы, поправляя кружева на своей ночной сорочке, пытаясь понять, что случилось.

– Эльза знает?

– О чем?

– Ведомо ли ей, что именно на дуэли с Вешняковым погиб её муж? – Муравлин затянулся посильнее.

– Ты и мне никогда об этом не говорил, – Ирина была поражена и озадачена, – за последнее время столько всего произошло. Некий Формер интересует и Лизу, и Петра. Этот ваш полковой лекарь загадочная личность.

– Формер? Ах, вот как, план мести в самом разгаре. Полагаю, Панютин в опасности. И я должен ему помочь, – Павел перестал курить.

– А как же с Вешняковыми? Луиза Леонтьевна такая милая, – несмело произнесла Ирина. Павел скептически хмыкнул.

– Милая!? Дочь Формера милая. Через неделю, когда разъедутся оставшиеся гости, мне нужно будет уехать на какое-то время.

– Куда?

– Я потом тебе все расскажу, – он хотел ещё что-то добавить, но положил трубку на столик, и промолчал.

Незаметно и быстро наступил август. Эльза никуда не выезжала из имения. Она, сидя в плетеном кресле на веранде, читала письмо от сына, который вернулся на фронт и участвовал в начавшейся осаде Варны. Рядом с ней стоял купец Прохор Солодухин, с которым Левина давно имела торговые дела.

– Да сядь ты, Прохор Степанович, в ногах правды нет, – сворачивая письмо, произнесла она.

– Может, и нет, матушка, да только спешим мы. И посему касательно нашего дела поговорить бы надобно.

– Хорошо. Я даю тебе половину капитала, и людей. Деньги получишь завтра, людей на строительство мануфактуры подберем дней за десять.

Солодухин огладил небольшую бороду, видно был доволен.

– Смотри, Прохор Степанович, не подведи меня.

– Слово купеческое даю. За то не волнуйтесь, как обещал, с половины вашей прибыли часовенку справим да странноприимный дом.

– Через пару месяцев я приеду к тебе посмотреть на строительство.

– Ладно, матушка, будем ожидать.

Внезапно к дому, верхом подъехала Ирина. Она как заправский наездник соскочила с коня, и чуть не сбив с ног уходящего купца, поспешила к Эльзе.