Замок из дождя

– Я готов уступить свое право Петру Сергеевичу, – проговорил Мелецкий, надеясь на примирение.

– Стреляйте, поручик. Не играйте в благородство, – Панютина ужасно возмущал в Павле, как ему казалось, тон нашкодившего глупого испугавшегося юнца. Но поручик был, отнюдь не трус, он не боялся быть убитым на дуэли, а искренне раскаивался в случившемся, надеясь на понимание Панютина. Петр равнодушно взирал на противника, пусть даже и сознающего свою вину, сегодня он был настроен решительно. Мужчины отошли друг от друга на сорок шагов, оставаясь неподвижными, и ждали команды, чтобы начать стрелять. Мелецкий прицелился, медля с выстрелом. Он посмотрел на пожухшие осенние кусты, на липу, утопающую в пасмурном небе, прислушиваясь к биению своего сердца.

– Извольте стрелять, – напомнил Муравлин. Мелецкий выстрелил. Промах. Муравлин облегченно вздохнул. Получив команду, Петр, немедля, прицелился. Его движения были уверенны, движения одного из лучших стрелков в столице. Прозвучал выстрел. Вдруг из густых кустов, находящихся рядом с Павлом, одновременно с выстрелом, или чуть ранее неожиданно пытаясь заслонить Мелецкого кинулась княжна Юлия, которая приняв выстрел, упала в жухлую траву. На мгновение все замерли, настолько внезапно было происшедшее. Мелецкий, пораженный, склонился над еще живой Юлией.

– О, нет! – вырвалось из уст Мелецкого.

– Теперь ты мой, упрямец. Я получила своё, – шептала она, – и так будет всегда. Не смейте мне отказывать, поручик.

Вдруг к месту дуэли одновременно с разных сторон подбежали Эльза и Ирина, Луиза и Леонтий Потапович. Луиза рванулась к дочери. Она гладила её по золотистым волосам, выбившимся из-под шляпки. Черный костюм амазонки на княжне подчеркивал трагизм случившегося. Эльза тоже подошла к раненной девушке, в её взгляде теплилась жалость. Однако, та не сдавалась перед случившимся, все еще желая эффектных побед. Алаповская посмотрела на баронессу, и победоносно улыбнулась.

– Эльза, я наследство, которое тебе оставил барон Левин, мой отец, – глаза Алаповской закрылись, и она потеряла сознание. В то время, когда Формер осматривал рану девушки, к ним подошли Панютин и Муравлин.

– Будет жить. Пуля прошла на вылет, органы не задеты, – тихо проговорил он Луизе, которая уже была готова лишиться чувств от своих переживаний. Муравлин посмотрел на побледневшего Петра, тот развернулся и молча пошел к своей лошади. Эльза оглянулась и, увидела, как, пустив лошадь в галоп, ускакал полковник Панютин под вопросительные взгляды Муравлиных и Мелецкого. А в воздухе царила тишина и покой, ровно ничего и не случилось.

Левина, совершенно потерянная возвратилась домой. Молодожены ушли на званный обед. Она, не снимая верхнюю одежду, плюхнулась на диван в гостиной, не замечая Панютина, стоящего у портьеры. Он был взволнован и очень бледен. Рана все еще давала о себе знать, да и дуэль, которая завершилась так неожиданно. Одно дело стрелять в обидчика баронессы, другое ранить юную девушку.

– Эльза, – тихо, собираясь с силами, позвал Панютин, – Лиза.

Левина удивленно посмотрела на мужчину. И произошло то, чего никто из них не ожидал, Эльза бросилась в объятия Петра, расплакавшись у него на плече, в эти надежные объятия, которые раскрыл для неё полковник. В этот момент это были два человека, которые так нуждались друг в друге.

– Лиза, – шептал Петр, бережно обнимая её, – не плачь. Никто больше не причинит тебе зла.

Эльза посмотрела на Панютина, как будто до этого не видела его никогда раньше. В этот миг он казался ей абсолютно необходимым, желанным и важным для её жизни человеком. То, что происходило, походило на прорыв плотины, как если бы невидимые стены рухнули, и каждый из них мог без стеснения выразить свои чувства.

– Это было ужасно. Почему вы никогда не рассказывали мне о причине дуэли, на которой погиб Саша? – тихо говорила баронесса, глотая собственные слезы. – Почему?

– Я хотел уберечь вас от разочарования. Я знал, как вы были влюблены в своего мужа, и моего друга, – мягко отвечал полковник.

– Всё ошибка, – продолжала горько плакать женщина, – моя жизнь, моя любовь, всё ошибка.

И вы, всегда знали об этом.

– Я пытался защищать вас, баронесса, и ваше неведение тоже служило этому, – вкрадчиво объяснял мужчина.

– Неведение, какое удобное состояние. Юлия его дочь. Что мне делать с этим? – Эльза перестала плакать и посмотрела в глаза Петра.

Панютин не знал, что ответить любимой, чтобы успокоить её, и поэтому, уступая своим чувствам, поцеловал баронессу в губы, с застывшим в них вопросом. Это был их первый поцелуй, поцелуй, который был похож на первоцвет, зацветший после долгой и суровой зимы.

– Я люблю вас, Эльза Львовна, и прошу стать моей женой, – после поцелуя, чуть отстранившись от любимой, проговорил слегка осипшим от переполнявших его чувств голосом Панютин. Баронесса непонимающе посмотрела на полковника. В этот момент она была не в состоянии осознать сказанные ей слова, и потому молчала.

– Ваше предложение так неожиданно для меня, – только и смогла проговорить она.

– Неожиданно? – голос Панютина приобрел жесткие нотки. – Что ж, я не потревожу ваш покой, баронесса. Разрешите откланяться.

Он отстранился от Левиной, немного постоял, собираясь с мыслями, и поспешно вышел, возвращаясь к привычке бороться с чувствами к баронессе. Эльза подошла к окну, и стала наблюдать за отъездом полковника, сожалея, что обидела его своими словами. Она надеялась только на то, что со временем все разъясниться, и они смогут еще раз спокойно поговорить. И возможно, когда-нибудь она сможет принять его, как мужа. В сожаление баронессы незаметно вкралось прошлое, и вот уже перед её мысленным взором возникла ладная фигура мужа, гарцующего под окном на ослепительно белом коне. В его руках букет белых роз, который он кидал ей когда-то в это самое открытое окно. Барон Левин любил эффектные, почти театральные действия. В его холодных серых глазах тогда зажигался огонек азарта. Но как было ужасно смотреть на то, как он тухнет, и что остается потом.

Спустя некоторое время, Левина придя в себя, сидя в гостиной, раскладывала пасьянс за маленьким столиком, на котором стояла резная шкатулка. От этого занятия её заставил отвлечься шум и возмущенный голос слуги: «Барыня никого не принимают». Еще миг и перед Эльзой стоял виноватый Павел Мелецкий.

– Позвольте, Эльза Львовна, проститься с вами, – слова Павлу давались с трудом, потому что он чувствовал себя виноватым.

– Вы уезжаете? – баронесса внимательно посмотрела на поручика.

– Да на войну, – Павел опустил глаза, – простите меня, если сможете. Я погубил репутацию человека, которого так обожаю.

Левина неопределенно покачала головой.

– Я не виню вас. Даже в час моего позора во мне не было гнева на вас.

Мелецкий пал перед Эльзой на колени, и стал целовать её руки.

– Я восхищаюсь вами, – он замер на миг, – подарите мне что-нибудь на прощание.

Баронесса, расстроенная и взволнованная, смотрела в красивое лицо поручика и не могла насмотреться. Было в этом моменте что-то очень щемящее. Она подошла к столику, и открыла шкатулку. Там лежала золотая брошь в виде простого цветка с рубином посередине.

– Ступайте, берегите себя. Вернитесь с войны живым. А это вам на память обо мне, – она протянула брошь. Мелецкий поднялся с колен, нехотя отступил, поклонился, сжимая в руке заветный подарок.

– Разрешите откланяться. Прощайте, Эльза Львовна. Когда вы были непреклонны перед моими предложениями, вы были правы, я не достоин вас. Но есть тот, в ком вы можете не сомневаться. Он всегда ставит ваши интересы выше своих. Полковник Панютин может составить ваше счастье.

Павел еще раз склонил голову, и быстро ушел. Левина шла за ним до двери, прощаясь с чем-то странно дорогим для себя. А может она прощалась со своими иллюзиями, так органично ставшими частью её прошлой жизни. В любом случае, ей предстояло заново строить свой мирок, который так изменился за последнее время. Баронесса не выдержала тишины дома, и вот уже через полчаса, в одиночестве она брела по набережной, глядя на тяжелые воды Невы. К ней неожиданно подошел Вешняков.

– Баронесса, моё почтение, – начал он, – я хотел нанести вам визит, шел к вам домой, но заметил вас здесь, прогуливающейся. Полагаю, нам необходимо объясниться.

Левина недовольно посмотрела на назойливого собеседника.

– Мне очень жаль, что я и моя жена принесли вам столько незаслуженного горя. Я, Эльза Львовна, искренне прошу у вас прощения. Ваш муж вынудил меня к дуэли, которой я не хотел.

– Антон Трофимович, с меня достаточно правдивых историй из прошлого, – Эльза горько вздохнула.

– Но этого вам никто не скажет кроме меня. Я и не подозревал, что Луиза любит другого, пока барон, провоцируя меня на дуэль всяческими ухищрениями, не бросил мне в лицо, что моя жена, его любовница.

– Почему война не остановила вас? Как можно сражаясь с неприятелем, думать о поединке? Разве это не запрещено на фронте? – спросила Левина.

– Я был молод. Война одни чувства обостряет, а другие притупляет, видимо я не справился не с тем, не с другим. Да и потом я не хотел стать посмешищем, поскольку барон при свидетелях высказался о моей жене, а со мной рядом в тот момент был только Карл Формер.

Так уж случилось.

– Да, Саша любил опасность, – сама себе проговорила Эльза, – и если уж впадал в кураж, то его было не остановить. Полагаю, вы предпочли бы не знать? Думая, что ваша Луиза молится только за вас? – с удивлением спросила Левина.

– Как и вы. Порой неведение защищает нас. Моя кроткая жена лишь жертва вашего ослепительного мужа. Лишь жертва, – тихо пояснил Антон Трофимович.

Баронесса еще раз вздохнула, украдкой смахнув со щеки, набежавшую слезу. Кому, как не ей знать, как мог её муж очаровывать женщин. В нем включался азартный игрок, козырь, еще козырь, и карта бита. Но Левина всегда уверяла себя, что её муж не перейдет опасной черты, за которой прячется измена.

– К чему все это? Полагаю, вы закончили свой рассказ, – Эльза понимала, что этих разоблачительных разговоров с неё достаточно. Боль была слишком сильная, а за ней семенило унижение, и понимание, что великолепный барон Левин, возможно, действительно не любил свою Эльзу, которую выбрал себе в жены исходя из какого-то своего расчета. В этом он был мастер. И ведь он не ошибся. Эльза, действительно, стала для него хорошей и верной женой, обожающей все его причуды.

– Да. Извините. Мы с Луизой уезжаем во Францию, как только Юлия немного поправиться, вероятно, навсегда. Граф Формер отдает нам свой дом в Нанте, – мужчина медленно поклонился. Левина безразлично посмотрела вслед, удаляющемуся Вешнякову. В лицо ей дул холодный ветер. Она шла и шла, мало обращая внимание на любопытных прохожих. Ей казалось, что только сейчас, она увидела, что живет, но от этого прозрения было так больно. Словно ей приходилось идти по битому стеклу босиком. Когда от каждого шага заходилось сердце. И идти невыносимо, и остановиться нельзя. Эльза Левина баронесса.

Незаметно порой проходят дни, недели, месяцы. Вот и в окна Эльзы постучал 1829 год. Анна читала письмо от мужа, мысленно молясь, чтобы с ним все было хорошо. Левина вошла в зал неожиданно, испугав невестку, которая уронила почти дочитанное письмо.