Замок из дождя

– А вы бывали здесь до войны с Наполеоном? – проговорила женщина с интересом.

– Да, Эльза Львовна, бывал, – Де Лавуазье сел рядом с баронессой.

– Вы ослепительны, моя леди. Сегодня дают «Альмавива или тщетную предосторожность» Россини, – герцог опять правильно и с придыханием произнес каждую фразу, завораживая своей манерой говорить. Левина заметила, что их ложа привлекает внимание. Наверное, во многих взглядах читалось любопытство. Или вопрос: «на кого на этот раз охотиться Де Лавуазье?» Герцог слыл заправским волокитой, и ему многое удавалось. Бернар положил свою аристократическую узкую ладонь на руку баронессы, продолжая смотреть на сцену, где начиналось действо.

– Смею ли я надеяться? – прозвучал томный шепот герцога.

– На что? – Эльза чувствовала, что теряет дар речи в обществе этого мужчины, но решила бороться с этим странным магическим обаянием Де Лавуазье до конца.

– На волшебство, моя, прекрасная леди, на великолепное волшебство, – он сжал руку Лизы в своей. Эльза поймала себя на мысли, что поддается чарам этого мужчины. Как будто, она выпила сонного зелья, которое лишает её воли, и все что ей осталось, это смотреть широко распахнутыми глазами на происходящее с ней представление.

– Посмотрите, – Бернар второй рукой поднес Левиной коробочку. И опять слова были слишком вкрадчивы, а акценты выверены. Баронесса непроизвольно увидела в этих жестах что-то похожее на то, что обычно делал барон Левин. Он играл с упоением и азартом. Женщина, как под гипнозом, высвободила вторую руку, открыла коробочку, и застыла от восхищения. Перед ней лежал роскошный браслет из отборных сапфиров.

– Он достоин вашей красоты, моя леди, – прозвучал завораживающий комментарий.

Баронесса протянула руку, а герцог умело надел украшение, так словно служил королеве. Всю первую часть оперы Левина пыталась хоть как-то призвать разум к своим обязанностям. Но все тщетно. Де Лавуазье, казалось, проникал во все щели её души, не давая покоя, не оставляя места ни для кого другого. В антракте Левина неожиданно столкнулась с графиней Хлюстиной и её мужем. Эльза смотрела на них, как на призраков из прошлой жизни.

– Эльза Львовна, представьте же нам своего загадочного кавалера, – проговорила с восхищением Аделаида Михайловна.

– Такой обаятельной леди, я представлюсь сам, – он таинственно улыбнулся. – Луи Филипп Антуан Бернар де Лавуазье герцог Ангуемский.

– Герцог, ваши манеры безупречны, – Хлюстина переглянулась с мужем.

– Я многое делаю безупречно, особенно, когда есть рядом леди, вдохновляющая меня на это, – Бернар слегка коснулся руки Лизы, – разрешите, ненадолго покинуть вас.

Де Лавуазье плавно поклонился, пристально посмотрев на Аделаиду Михайловну, удалился. Хлюстина была сражена. Какой видный мужчина, и такой галантный. «Баронесса, где вы познакомились?» – хотелось спросить ей. Но муж Аделаиды Михайловны не дал завязаться разговору, и увел свою любопытную жену. Левина посмотрела на уходящих знакомых. Она и сама была в неком восхищении от талантов герцога, и одновременно плохо отдавала себе отчет в том, что происходит. Вернувшись в ложу, баронесса попала в свет темно голубых таинственных глаз, глаз ждущих, глаз околдовывающих. Герцог был похож на человека, который смакует дорогое вино, перекатывая в горле каждый глоток, и не торопясь его глотать.

– Герцог, нам надо объясниться, – Эльза попыталась настроиться на серьезный лад. Бернар приложил палец к своим губам.

– Моя леди, не желает слушать Россини? Мы поговорим, но потом, – вкрадчивый голос успокаивал. Эльза понимала, что не может побороть это влияние герцога на себя, но она не хотела быть его околдованной марионеткой.

На следующий день барон Левин – Витье, сидя в столовой, поглощал уху с кулебякой. Эльзе не хотелось есть. Она крутила вилкой по полупустой тарелке.

– Мадам Левина грустна? – спросил Левин-Витье, не отрываясь от еды.

– Я хочу уехать домой, – неожиданно произнесла Эльза.

– Домой? S,il vous plait[41 - Пожалуйста фр.]. Надоела partie de plaisir[42 - Увеселительная прогулка, развлечение фр.]?

– Я не знаю, – проговорила женщина, над чем-то раздумывая.

– Она не знает? – Витье перестал есть. – Дура! Вокруг тебя крутится такая дичь!

– Вы всегда не любили меня. Откуда же теперь такое рвение по устройству моей судьбы?

– Да я не в восторге от тебя, и мое кредо – apres nous le deluge[43 - После нас хоть потоп фр.]. Но я не могу видеть не прикрытую глупость. Обыграй его.

– Ему нужны победы и только, и потом это решать мне, – Эльза была расстроена.

– Qvi vivra verra[44 - Поживем – увидим фр.], – Витье отодвинул тарелку, – он очень богат, этот герцог. Здесь, в Москве он наделал много шума, когда приехал, и стал выходить в свет.

– Какое мне дело до его богатства, – равнодушно прокомментировала Левина.

– Богатство дает нам многое, – философски заметил Витье.

– Но оно не может дать душевного тепла. Для него нужно Божье благословение, – Эльза встала из-за стола. Прислуга спешно убирала не нужные приборы.

– Эльза, не забудь сегодня маскарад, – строго напомнил мужчина.

Баронесса вошла в свою комнату, где на столе её ждал сверток, к которому было прикреплено письмо. Левина долго стояла над свертком, не трогая его, затем все же развернула, и увидела свой маленький портрет работы Томаса Райта. На портрете женщина в одежде Дианы охотницы восседала на белом коне, и на плече у неё красовался то ли сокол, то ли ястреб. Разобрать было сложно. В сопроводительном письме значилось: «Моя, леди, такой увидел вас я, Томас лишь отобразил мое видение. По-моему, удачно. Ваш Бернар». Все было изыскано, и ставки высоки. Эльза чувствовала, как беспомощно барахталась её воля, слабея в сетях знатного волокиты[45 - Соблазнитель, бабник, который посещает одиноких женщин в образе красивого мужчины]. Маскарад начался церемонией распития бургонского, придуманной Левиным -Витье. Все приглашенные должны были выпить вина, а кто пропускал очередной тост или не желал пить откупались. Мужчины деньгами, а дамы либо пением, либо декламацией стихов, либо поцелуем хозяину праздника. Герцог появился в самый разгар попойки. Он как всегда был безупречен, и на глазах у всех откупился от церемонии полностью, чем произвел фурор среди дам. Для Левиной весь этот ритуал с распитием казался неуместным и несносным. И чувства Лизы не остались не замеченными де Лавуазье. Он подошел к ней в австрийском гусарском костюме, и взяв её под локоть, отвел в другую комнату.

– Вам дурно, моя леди?

– Немного, – собираясь с силами, проговорила Лиза, – герцог, вы обещали выслушать меня.

– Да, конечно, к вашим услугам, – герцог фальшиво улыбнулся уголками губ.

– Господин де Лавуазье, так не может дальше продолжаться. Я благодарна вам за оказанное внимание, и ваша учтивость достойна восхищения. Однако, всякие отношения должны иметь границы.

– Мое общество вас компрометирует? – герцог был немного удивлен, или хотел казаться таковым. – Мне следовало бы подумать об этом.

Левина смотрела на этого светского льва, и понимала, что чего – то не понимает. Неужели, она медлила разорвать эти отношения, только потому, что Бернар походил чем-то на барона Левина. В этом был парадокс. Левин воскресал в этих театральных жестах, в этих манерах, в азарте, горящем во взгляде герцога. И она пыталась снова вызвать к жизни эту историю, в которой уже однажды проиграла. Но вдруг, во второй раз она выиграет. Выиграет полностью и окончательно, и не случится никакой дуэли, не будет Юлии, и того унижения, которое она испытала в Петербурге. Будто та часть жизни была черновиком, а теперь без помарок можно переписать набело.

– Простите, герцог, я не хотела винить вас. Мне приятно ваше внимание, -замялась баронесса, понимая, что она сама причина этой ситуации.

– Помните, вы всегда правы, – Бернар опять улыбнулся своей белозубой фальшивой улыбкой. Де Лавуазье направился к двери, затем повернулся, пристально глядя в глаза баронессе.

– Позвольте узнать, как долго вы пробудете в Москве?

Левина неопределенно пожала плечами, мужчина поклонился, и поспешил уйти. Томас Райт преградил путь герцогу, спускающемуся по лестнице.

– Прогнала? Я же говорил вам, что сердце баронессы трудно покорить, даже вам мой дорогой друг. Очень строптивая женщина, – усмехнулся Райт.

– Хотите пари, – де Лавуазье горячился.

– Хочу, – художник приготовился к спору.

– Через две недели, я объявлю о нашей помолвке, – пообещал герцог.

– Ставлю дюжину бутылок лучшего вина, если наша строптивая баронесса скажет вам «да», – Райт предвкушал свою победу, надеясь, что де Лавуазье проиграет, – но полагаю, герцог, вино придется присылать вам, потому что вы проиграете.

– Запомни, для меня нет неприступных крепостей, клянусь своей честью! – отрезал самодовольный де Лавуазье.

Прошло четыре дня. Фридрих Иванович приходил в себя после очередного дикого загула. Он лежал в гостиной под пледом и стонал, бормоча: «Enfant terrible». Эльза сидела в кресле у камина, и читала книгу иногда, поглядывая на барона.

– Что глядишь? Не видела немощного старика?

– Вы сами виновны в своих бедах, – тихо ответила женщина.