Агапыч

– Что-то не нравится мне это, – заворчал опять Агапыч. – Как бы дождем не прихватило.

Он с сомнением поглядел на тучи, на поплавок, застывший на зеркальной глади реки, на ведерко, в котором очумело ходили по кругу несколько ершиков и пескарей.

– Пожалуй, лучше собираться, – подумал Агапыч. – Клева все равно нет, да и мокнуть не хочется.

Поругивая тучи, испортившие так хорошо начавшийся день, он смотал снасти. Бросив прощальный взгляд на речку, заметил в нескольких метрах от берега медленно покачивающую горлышком бутылку, лениво пробирающуюся сквозь редкие заросли камыша.

– А это что еще за рыбина? – пригляделся Агапыч.

Он снял туфли и, ухая и покряхтывая от знобящей воды, забрался в речку и схватил проплывающую мимо бутылку за горлышко. Заросшая тиной и залепленная грязью, бутылка не желала смиряться с переменой в своей судьбе и норовила выскользнуть из рук. Крепко ухватив за горлышко, Агапыч сунул ее в воду и долго оттирал от грязи, пока не выступила пузатая граненая выпуклость из темного с зеленью стекла с наклейкой. На наклейке был изображен скачущий с красавицей на коне всадник кавказского типа на фоне минаретов.

Попытка разобраться в арабской вязи на наклейке ни к чему не привела. Агапыч о всех языках, кроме русского, имел весьма смутное представление.

– Ну и бог с ней. Главное, что не наша, – повертел он бутылку в руках, изумляясь ее необычным очертаниям и отделке.

Сквозь стекло дымно слоилась и переливалась жидкость.

– Не мешало бы распробовать, – решил Агапыч и попытался ногтем отколупать жирно залитый сургуч горлышка. – На совесть запечатана. Наши так не умеют.

После непродолжительной возни, в ходе которой Агапычу пришлось прибегнуть к помощи складного ножика со штопором, бутылка сдалась. Пробка с гулким чмоканьем вылетела из горлышка.

Внезапно из бутылки, словно из трубы, повалил густой сизый дым. Агапыч, отбросив ее, кинулся в сторону, показав при этом высший класс спринта. Влетев в ближайшую ложбинку, он упал плашмя, уткнулся носом в землю и прикрыл голову руками, как когда-то в бытность военного времени.

– Что это? Граната? Или бутылка с зажигательной смесью? Со времен войны осталась? – лихорадочно соображал он. – Но почему так долго не взрывается? А может, газ, химическое оружие? – пришло ему в голову. – Диверсанты подбросили!

Внутренне собравшись, Агапыч осторожно подполз к пригорку и выглянул. Дым куда-то исчез или рассеялся. Бутылка мирно лежала на боку метрах в двадцати. Рядом с бутылкой на бугорке сидел, подперев руками голову, невесть откуда взявшийся старик с длинной седой бородой, одетый как-то чудно, не по нашему. На нем был длинный черный халат с нашитыми серебристыми звездами, залихватский азиатского типа тюрбан, широкие серые шаровары, а на ногах туфли с загнутыми носками. Газ на старика, по-видимому, не действовал.

Осмелев, Агапыч поднялся, стряхнул пыль и прилипшие к одежде травинки и направился к старику.

– Здорово! – бодро приветствовал он старика. – Рыбачишь?

– Что? – не понял тот, оторвав задумчивый взгляд от навевающей спокойствие поверхности реки.

– Рыбачишь, спрашиваю? – Агапыч присел рядышком. – Что-то я не заметил, как ты здесь появился. Вообще-то это мое место, прикормленное. Но лови уж. Я все равно домой собираюсь.

– Нет. Я не рыбак, – ответил старик. – Я – джин.

– Джин? Помню. Пил когда-то. Пакость, должен сказать. Лучше нашей водки ничего нет.

– Путаешь ты что-то, дарагой, – с кавказским акцентом промолвил старик. – Я джин, волшебник. Из этой вот бутылки, которую ты открыл. Не слышал что ли про джинов?

– Постой, постой, – поднял Агапыч руки. – Слышал, как же. Недавно по телеку фильм был про джина. Пацаны его из бутылки выпустили. «Старик Хоттабыч» называется.

– Хоттабыч? – оживился старик. – Уж не Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, случайно?

– Вроде бы. У меня память на имена, особенно иностранные, слабая. Похоже, его так называли.

– Так это мой учитель, – подпрыгнул старик. – Он меня искусству джина выучил. Я ведь раньше простым придворным был у халифа багдадского, как же его звали-то? Эх, старость, забывать уже стал. Ну да аллах с ним! Я в то время прославился при дворе тем, что любую загадку мог отгадать. Из стран заморских приезжали на меня посмотреть да искусству моему подивиться. Как-то иноземец один приехал. Как впоследствии оказалось, был он волшебником. Загадки его я разгадал. Он обозлился, выкрал меня ночью, заточил в бутылку и в море бросил. Долго я по морям и океанам странствовал, и во время этих странствий познал я истину. А тот, кто познает истину, становится выше человека. Его причисляют к касте джинов. Встретился в океане я и с Хоттабом. Он срок отбывал за какую-то провинность. Их, джинов, оказывается, много по морям да океанам шастает в закупоренном виде. Кодекс у них очень строгий. За любое нарушение изволь лезть в бутылку.

Так вот, с Хоттабом мы десять лет вместе проплавали рядышком. За это время сдружились. Он обучил меня своему искусству. А потом мы попали в Гольфстрим, и нас разнесло в разные стороны. Так больше и не встретились, – сокрушенно закончил старик. – Значит, он теперь здесь обосновался. Где же он, чем занимается?

– В цирк работать пошел, фокусником. А ты в самом деле волшебник? – заинтересовался Агапыч. – Все, что угодно, наколдовать можешь?

– Ну, могу, – нехотя ответил старик и уточнил, – когда срок заклятья выйдет.

– А когда он выйдет?

– Через пятьсот лет заточения.

– Ну и сколько уже прошло?

– А год сейчас какой?

Агапыч ответил.

– Что-то ты опять путаешь, – сказал джин. – Или, может, летосчисление другое?

– Это от рождества Христова год такой, – Агапыч подумал. – Есть еще старое летосчисление. Там год семь тысяч какой-то. Этот?

– Ближе, но тоже не то, – посчитал старик. – Не мог я столько проплавать. А арабское летосчисление ты не знаешь?

– Откуда? – пожал плечами Агапыч.

– Вот и я не знаю, можно ли мне заниматься колдовством или нет. А нарушать заклятье нельзя, – опять в отсидку угожу.

– Что у вас за законы драконовские? – возмутился Агапыч. – Революцию пора делать, демократию развивать.

– Законы у нас хорошие, верные, – не согласился с ним джин. – Это вы, люди, плохие. Из-за вас, вашей алчности и корысти мы попадаем в переплет.

– Ну, уж скажешь – люди, – обиделся Агапыч. – Сам из них вышел, а теперь хаешь. У нас свои дела и заботы, у вас – свои. И нечего на людей пенять.

– Как не понять? – вспылил джин. – Отчего, думаешь, я в последний раз в бутылку попал? А оттого, что нашел меня один дрянной мальчишка. Нам, джинам, положено исполнять желания своих спасителей. Вот он этим и воспользовался. Золото ему давай, бриллианты. Ну, я раз не выдержал, оступился, другой. И покатилось. Дошло до того, что с моей помощью он в связь с дочкой султана вступил.

– Это ты не про Алладина ли рассказываешь? – перебил его Агапыч.

– Во-во, про его самого, – кивнул старик. – Слышал, значит?

– Читал в детстве. И кино опять же было.

– Не знаю, что про нас написано, но расскажу всю правду. Так вот, по кодексу нам не положено ни воровать, ни алхимией заниматься, ни прелюбодеянием. А где ж я ему столько золота возьму? Пришлось идти на преступление, изымать из сокровищницы его будущего тестя. В общем, что тут рассказывать, – махнул старик рукой. – Когда все открылось, меня к товарищескому суду джинов привлекли. Накрутили на всю катушку, чтоб и другим неповадно было. Вот по милости этого Алладина погулял я на свободе всего-то с полгода и опять загремел. А ты говоришь, – не пенять. Вот и ты, вижу, не прочь за мой счет прибарахлиться, верно?

– Ну, уж скажешь тоже! – смутился Агапыч. – У меня своего добра хватает. Да и с золотом сейчас некуда податься, – мигом арестуют. Где взял да за какие деньги? Подрыв экономики еще припишут.

– Нельзя, в общем, колдовать мне пока, – продолжал убеждать его джин. – Ученый я уже. Не хочу больше в стекляшке свои лучшие годы проводить, понимаешь?

– Ладно, ладно, – успокоил его Агапыч, – не будем об этом. Лишь бы кое-кто не узнал, – подумал внезапно он о своей жене.

– Ну, вот и хорошо, – прибодрился старик. – Ты лучше подскажи, где сейчас джины собираются?