Агапыч

– Теперь тебя на подвиги не потянет. А если попробуешь замок сломать, выброшу твою проклятую машину, так и знай.

Она ушла на кухню и раздраженно загремела кастрюлями.

Агапыч задумчиво побродил по комнате и вдруг кинулся на кухню.

– Варя, ты действительно на рынке пять часов пробыла?

– А то сколько же?!

– Да по-моему часа два получается.

– Ах ты, лентяй, тунеядец несчастный! – разъярилась тетка Варвара. – Я кручусь, как белка в колесе, отдохнуть некогда, а он весь день провалялся на диване, да потом еще попрекает.

– Да я не об этом, Варвара, – попытался оправдаться Агапыч. – Похоже, мы все-таки напутали. Надо было не ему, а мне возвращаться. А то получается, что у меня несколько часов из жизни исчезло. Возвратиться надо бы назад, в прошлое. А не то черт те что может получиться. Варя, дай ключ!

– Не видать тебе ключа. И не приставай. Спятил совсем на старости лет. Уже двоится ему. В психичку захотел?

Агапыч, поняв тщетность своих просьб, ретировался. Он долго бродил по комнате, посидел перед телевизором. Пришедшая мысль не давала покоя. Наконец, поняв, что сам он разобраться не в силах, поднялся на второй этаж к соседу Володьке, который работал мэнэнэсом в институте.

Вернулся Агапыч часа через два, победно махая листком бумаги.

– Я оказался прав, Варя. Смотри, – подсунул он листок жене, – здесь все ясно. Две схемы. По первой я встречаю двойника, Я-второго, и должен отправить его обратно в будущее. Затем, через некоторое время наступает момент в точке «два», где Я-первый отправляюсь в точку «один», становясь при этом Я-вторым. Там я встречаюсь с Я-первым, который отправляет меня обратно в точку «два». В этом случае моя линия жизни не прерывается.

У нас же с дублем вышла неразбериха. Вместо того, чтобы отправиться обратно в точку «два», он отправил туда меня, а сам остался в точке «один». Получился парадокс. Смотри, – он стал водить пальцем по бумаге, – сплошная линия Я-первого, то есть второго, то есть моя, доходит до точки «один». Здесь я встречаю Я-второго, который отправляет меня в точку «два». Линия моя прерывается на какое-то время и начинается только в точке «два». Между этими двумя точками меня фактически не существует. Вместо меня появляется Я-второй. Он существует до точки «два», затем отправляется в прошлое, встречает меня, отправляет в будущее, а сам опять живет до точки «два». И так он, второй я, движется по замкнутой петле между этими двумя временными точками. Поняла, что ты натворила со своим замком?

– Это еще разобраться надо, кто и что натворил, – воинственно возразила тетка Варвара. – Чую, скоро совсем свихнешься со своей машиной времени. Хоть я ничего и не поняла в твоих каракулях, но ключа ты ни в первом, ни во втором своем я все равно не получишь.

– Эх ты, темнота безкультурная! – огорченно покачал головой Агапыч. – А где-то там, во времени, кручусь я в замкнутой петле и не могу из нее вырваться.

Агапыч и птеродактиль

Как-то вечером Агапыч сидел, коротая время, перед телевизором. На шкафу, машине времени, висел замок, который навесила тетка Варвара, чтобы предупредить дальнейшие похождения мужа. Так что никаких событий в ближайшее время не намечалось. Оставалось только наблюдать за событиями, происходящими с другими людьми на экране телевизора.

В последнее время Варвара учуяла в комнате какой-то гнилостный запах. Обнаружить его источник она не могла и только бессильно ворчала на мужа, что он несет в дом всякую дрянь. Предположение Агапыча о том, что причиной этого запаха может являться Пашка, здоровый, упитанный рыжий котяра, любимец тетки Варвары, было встречено в штыки и отклонено, как направленное на подрыв ее авторитета. Агапыч теперь старался не замечать этого запаха, становившегося день ото дня сильнее.

Внезапно Агапыч обратил внимание на пробивающееся сквозь шедшие из телевизора музыкальные аккорды шипение и писк. Прислушавшись, определил, что звуки идут не из телевизора, а откуда-то сбоку, из угла, где над батареей отопления висела одежда.

Агапыч подошел к одежде. В кармане его пиджака что-то шевелилось. Писк доносился оттуда.

По спине Агапыча пробежал холодок.

– Кто там? Будто змея шипит, – тревожно подумал он. – Но откуда? Змеи-то здесь не водятся.

Он осторожно оттянул клапан кармана. Омерзительное зловоние ударило в нос.

– Вот откуда запах, – констатировал Агапыч. – Так, надо срочно заметать следы, иначе от Варвары житья не будет.

Скривив нос и стараясь не дышать, он засунул руку в карман и завопил. Резкая боль пронзила руку. Он выдернул руку и запрыгал по комнате, мотая рукой, в которую, как рак клешней, вцепилось что-то маленькое и черное. От взмахов это черное оторвалось от пальца и, пролетев, шмякнулось на диван, обиженно каркнув.

Агапыч, все еще содрогаясь от испуга и потирая укушенный палец, приблизился к дивану. Существо распрямило перепончатые, как у летучей мыши крылья и, вытянув змеиную шею с маленькой головкой и злыми красными глазами, раскрыло длинную зубастую пасть и зашипело.

– О, боже! – отскочил Агапыч. – Так это та летающая напасть, орел доисторический, что напал на меня на скале, когда я спасался от динозавра. Откуда только он взялся? – он инстинктивно оглянулся на шкаф. Тот был по-прежнему надежно заперт на замок.

Агапыч снял с вешалки пиджак и заглянул в карман. Там лежали сероватого цвета скорлупки и булыжник, который он взял когда-то в гнезде на скале для защиты от динозавра и про который по возвращении совсем забыл.

– Я же вроде бы два булыжника брал, – вспомнил Агапыч, – где второй? Так это не камни, а яйца той птицы! – догадался он. – Вот и скорлупки от второго.

Яйца пролежали в пиджаке около месяца с момента его путешествия на машине времени в мезозойскую эру. Теперь из одного яйца вылупился птенец, а другое, треснутое сбоку, по-видимому, во время боев Агапыча с ящером, испортилось. От него сильно несло тухлятиной.

– Это ты кричал или по телевизору? – приоткрыла дверь тетка Варвара. Увидев сидящее на диване страшилище, она завизжала и захлопнула дверь. – Что у тебя там такое? Убери эту гадость немедленно!

– Это не гадость, это птенец маленький, – крикнул успокаивающе Агапыч. – Заходи, не бойся.

Дверь медленно приоткрылась. Тетка Варвара, с опаской поглядывая на птенца, пробралась вдоль стены к мужу. Птенец встрепенулся, захлопал крыльями и вперевалку, вытягивая шею и шипя, двинулся к ней. Тетка Варвара взвизгнула и шмыгнула за широкую спину мужа.

– Это не птенец, это чудище какое-то, – содрогаясь, проговорила она. – Где ты взял это?

– У динозавров, – гордо ответил Агапыч. – Помнишь, я рассказывал? Ты еще не поверила, алкоголиком обозвала. Вот, в кармане, – показал он, – еще одно яйцо лежит.

– Еще один!? – отскочила жена. – Убери прочь! Выбрось! Не хватало еще чертей дома разводить.

– Да оно тухлое, испортилось. Запах-то в комнате от него был.

– Что ты собираешься с ним дальше делать? – кивнула жена на птенца.

– Как что? Единственная в мире живая доисторическая птица, ящер летающий, – понесло Агапыча. – Да ей цены нет. Вырастим, можно будет зоопарк на дому устроить. Народ валом пойдет. Или на худой конец в институт научный какой-нибудь отдать. Тогда про нас с тобой все газеты писать будут, весь мир узнает. Может, и в науке имена наши останутся, для потомков.

– Ладно, выращивай, – смирилась тетка Варвара и, брезгливо держа пиджак двумя пальцами и зажимая нос, пошла из комнаты, – только в клетку посади, чтоб не шнырял по дому. Еще заикой сделает.

– Завтра клетку сделаю и посажу, – пообещал Агапыч, – а сейчас его покормить бы надо.

После нескольких неудачных опытов, в ходе которых выяснилось, что птенец не употребляет в пищу ничего, кроме сырого мяса, Агапыч накормил того и сказал жене, смазывающей зеленкой исцарапанные острыми зубами птенца пальцы мужа:

– Купи завтра пинцет подлиннее, не то он мне все пальцы изгрызет. Или инфекцией какой-нибудь доисторической заражусь. Ведь не зря же все динозавры вымерли, – видно, от какой-то заразной болезни.

На ночь тетка Варвара, забрав подушку и одеяло, ушла спать в другую комнату, опасаясь находиться рядом со страшной плотоядной птицей. Птенец всю ночь шастал, шелестя крыльями, по комнате и своим карканьем мешал заснуть Агапычу. Помня крутой нрав его дикой мамаши, Агапыч опасался какой-нибудь выходки со стороны ее юного отпрыска.

На следующий день Агапыч, накормив с утра птенца, провозился до обеда во дворе, сооружая клетку. Наконец, он затащил громоздкое сооружение домой. В квартире стояла тишина, нарушаемая звяканьем посуды на кухне, где жена готовила обед. Птенца не было видно.

Агапыч, пробежав на четвереньках по полу, потыкался во все углы, заглянул под диван. Птенца не было.

– Улетел, что ли? – встревожился он. – Но не мог он улететь. Маленький еще.

Досконально обыскав во второй раз комнату, он обнаружил под тумбочкой, на которой стоял телевизор, мокрое пятно и разбросанные вокруг какие-то кости и темные лохмотья. Приглядевшись, узнал зубастый клюв птенца.

– Паршивый кот! – зарычал Агапыч. – Где он? Убью!

Пашка, чувствуя свою вину, забился в угол за холодильником на кухне и, подняв лапу с выпущенными когтями, прижав уши, сердито шипел, решив подороже продать свою шкуру.