Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

– Она меня с кем-то путает или его со мной.

– Вот только баки мне не забивай, да?!

– Ё-моё! И есть же счастливчики! Катьки на них в парках падают!

~ ~ ~

После получки я сошёл с Нашей Чаечки напротив автовокзала и завернул в почтовой отделение, разослать по тридцатке алиментов. Затем я пересёк улицу Клубную и пошёл вдоль парка Лунатика в сторону вокзала.

– Эй! Ты ж из Орфеев, нет? Огольцов?

… молодой мужик моего возраста, на пару с женщиной, его жена, наверное, тоже к вокзалу…

– Да, это я.

– Так я ж тебя знаю! Ты в Нежине учился, а я знал твою жену Ольгу!

…нет, никогда не видел, и ты не один знал Ольгу, с тех пор как она стала мне женой…

Он оглянулся вокруг, словно выискивая булыгу поувесистей – брякнуть об мою височную кость. Потом ткнул пальцем на свою спутницу, которая упорно смотрела в сторону.

– Во! Прикинь – идём и всю дорогу долбает меня во все дырки!

…а чё неясного, во все дырки ну… вот же ж допотопщина… тут бродишь весь исстрадамшись, такой весь обсопливленый в тоске по флейте Иры, а они всё никак не уймутся выскакивать со сводкой свежих новостей про Ольгу…

– Ага. Прикол. Передавай привет моей жене Ольге.

– Ну ты… этта… д-дурогон!

Предоставив их друг другу, я сворачиваю с Клубной в парк, на дорожку ко входу в Лунатик ДК, но огибаю его справа и, за гипсовой спиной белого Ленина, иду по диагонали к боковому выходу из парка, потом мимо одиннадцатой школы, на конечную третьего трамвая у Переезда-Путепровода.

На остановке у базара, Чепа и Владя поднялись в трамвай.

– Привет! – говорю я. – Как дела?

Чепа настороженно кивает и они тоже говорят «привет!»

Вагон враскачку несёт к школе № 13. У меня вырвался негромкий смешок.

– О чём ты смеёшься, Сергей, – с небывалой корректностью спрашивает Чепа. Это ж надо! Первый раз в жизни он назвал меня по имени, а не школьной или лабуховской кличкой. Да ещё с такой чинной помпезностью типа как лорд-спикер обратился к лидеру оппозиции.

– А… Вспомнился Владин стих. Помнишь, Владя? Мы на уроках стихи писали. Один раз я сварганил про Владю, он там дул в рог и трахал мечом о щит, вызывал на бой другого рыцаря. Так он в ответ выдал:

“Но твой расчёт не удался?

Покрыть меня

Военной славой,

И за трубу я не брался?,

Я в тот момент

Сидел в канаве…”

– Ну, помнишь, Владя?

По тому, с каким виноватым видом он пожал плечами, оглядываясь на пассажиров вокруг нас, стало ясно, что таких воспоминаний Владя не держит, так что я решил, что лучше уж сойду возле тринадцатой, не стоит причинять напряг былым корешам… Ноги сами несли меня по Нежинской, по Евгении Бош, по Котовского, они знали эти улицы досконально, я вполне мог на них положиться и, на досуге, думать о том, о сём…

…тот переводчик из Всесвiта неплохо сработал стихи того Чеха… а как на Русском-то как будет?.

"Иду и улыбаюсь сам себе,

А как подумаю что

Обо мне решат прохожие,

И вовсе – хохочу!…"

…нет, во Всесвiте лучше, молодец переводчик, но тот Чех ещё молодчее и Чехи вообще молодцы… взять к примеру того же Яна из Большевика……стоп! Яна брать не будем… а и Большевистский прах прошу не ковырять, а то всё выльется в одно заунывное Сю-Сю для выжимания горючих слёз из насухо окаменевшей губки, что уже год как завалилась за буфет… нет но этот Чех в натуре молодец… всем им нос утёр, показал как надо делать завещание поэта… до него ж одни лишь двухходовки примитивно высиживались: ах, меня похороните там, где по весне соловушка над моей могилкой песню запоёт… а мене, ген, туди, де Днiпро чутно буде… полный эгоизм с консумеризмом… идите поучитесь у хохотунчика Чеха… полная пошаговая инструкция… начиная с породы дерева, под которое зарывать, чтобы корни Липы качали соки покойного в цветущие ветви, откуда пчёлки соберут медок для смазки булочек красоткам, как сядут утречком в постельках чайку откушивать на завтрак… вот где лыцарь по полной! а хули с того, грит, что я померший?. это не повод, грит, лишать клиенток наших спец деликатесов!. Но всё валить на одну Чехию неправильно, потому что шизофрения наднациональна, нерушима и неделима… хотя время от времени выныривают проныры-перебежчики, и нашим и вашим, изменники типа Фрейда, и запрягают своё специфичное ви?дение мира на службу своему карману, открывают Венские школы… горшочек варись, горшочек не варись… за подлый металл он утратил свой шанс остаться вполне нормальным шизиком, свободным, как все мы остальные… он клюнул, слабак, на самую тупую наживку для полных лохов, помни сынок, чем длиннее строка нулей в твоём банковском счёте, тем ты круче… хули в нулях, братан, когда всё настоёбло?. однако, Пещера-Матушка, как и во все времена, такая уютная для слепцов… но, как падёт последний занавес, после жизни проведённой среди неврастеничных истеричек и стаи занафталинизированных пауков, докторов всякоприлегающих паутинных наук, не спрашиваешь ли ты у своей рожи в зеркале, ну что, Зигги, помогли ли тебе твои Ляхи?. о, дайте, дайте мне назад мою шизофрению, я свой позор сумею искупить!. опаньки! на волю потянуло?. вот только что такое свобода и где у неё пе?ред, как выражается д-р камневедения Пётр Лысун… свобода от чего?. и тут оказываешься крепенько прификсированным в смирительную рубашку национального пошива… для британца Шекспира это свобода от времени, «прервалась связь времён», описывает он заурядный клинический случай … тогда как в Украинской традиции сам уже термин обозначает отделение от Бога, «божевiльний» либо же, альтернативно, интерпретируется как некое анонимно «вольное божество»… впрочем не имеет значения, поскольку существование Бога и свободы в равной степени за пределами доказуемости… и почуяв, что привязь уже не держит – йиху! вперёд как белокрылая лошадка – вперёд! с упоеньем до умопомраченья, роняя пену с ноздрей… но заруби на носу, приятель, на воле-то хорошо, да уж больно студёно и мокро… и в этом вся суть подлого подвоха: как обойти диктаты всех мастей для удержания масс сплочённым стадом, но вместе с тем иметь комфортные удобства стадного образа жизни, от тёплой бабёнки под боком и до прохладной водочки из морозилки?. проблема покруче, чем грохнуть квадратуру круга, сам знайиш…

…это что?. Декабристов?. так быстро?. ни себе чего!. Повезло Меркуцио иметь такого друга как Ромео, тот вовремя бы сдёрнул с облаков… «ты о пустом болтаешь, друг мой, о пустом! Смотри, не то утопаешь на улицу Циолковского!»

…странно…чего это Леночка выгуливает перед калиткой?.

– Папа, к тебе гости.

– Какие гости?

– Не знаю, говорит, что твой друг.

Звякнув клямкой калитки, я захожу во двор.

На лавочке возле крыльца, воздев глаза к нижним веткам Яблони, чей ствол служил также естественной спинкой, сидит мой друг, выдувая дым сигареты в листья.

– Привет, Двойка.

– Привет, Ахуля.

~ ~ ~

Он явился из старинного, но близкого Бахмача (25 минут электричкой), чтобы семичасовой отбыть восвояси. До отправления времени оставалось не так уж много, но и немало и мы не спеша пошли на вокзал. По пути повспоминали золотое времечко и наших общих друзей: Петюню и Славика. Двойка обрисовал, в общих чертах, течение их случаев за минувший период. Вздохнув с печалью, Двойка признался, что ему известно о том, как у меня всё пошло наперекосяк. Ну а он, тем временем, получил диплом и, по направлению, стал учителем химии в селе Варваровка, за 6 км от своего родного дома.

Настолько удачное распределение друга меня не удивило, потому что в эпоху дефицитов Товаровед районной торговой базы (должность его матушки) имела в своём распоряжении более мощные рычаги, чем доступные секретарю районного комитета партии.

В Варваровке всё потопало в самогонном море, откуда выплыть дано лишь недюжинным особям с генетической устойчивостью к перваку доставшейся от казацких предков. Промежутки в работе педагога сельской школы заполнялись гулеваньем с полублатными хлопцами райцентра, да поездками в Нежин перепихнуться с какой-нибудь покладистой профурой в студенческой Общаге.

В армию сельских учителей не брали, как и лиц достигших возраста двадцати семи лет. Когда стукнул означенный годок, Двойка понял, что ему пора расти. Преподаватель Нежинского института, прикормленный дефицитами с товарной базы Двойкиной мамаши, составил протекцию в какой-то исследовательский институт в Киеве.