Сборник рассказов «Клан „Старый жёлудь“»

Помолчали. Хатун не лез в разговор, понимал: не люб такой зять Жёлудю, только деваться некуда – слово дал.

– Пойдём на воздух, – неожиданно предложил кожевник. – Всю ночь здесь сижу. Ноги хоть разомну. – Вылез из-за стола, толкнул кулаком дверь. Хатун последовал за ним.

Шли долго. Хозяин впереди, гость сзади.

– Куда идём? – не выдержал хузарин.

– Уже пришли, – ответил Старый Жёлудь и обвёл рукой окружающий лес. – Чуешь, тишина какая? Птица голос не подаёт, лист древесный не дрожит. Заповедное место. Сюда Мара приходит. Покидает ледяные чертоги, садится на тот пенёк, песню напевает и прядёт пряжу судьбы…

– Мара? Марена, что ли? Откуда знаешь, что приходит?

– Видел её, – со вздохом ответил кожевник и пристально взглянул в глаза Хатуну. – Говорил с ней. Она мне судьбу открыла. Слышишь, шепчут? Это духи-моры слова её повторяют.

В голове у хузарина действительно шумело. То ли вино дюже хмельное, то ли впрямь заколдованное место. На лбу выступил пот. Лицо Старого Жёлудя расплывалось, дрожало, словно отражение в воде. Ноги вдруг отяжелели, подломились. Он рухнул на колени, а потом и вовсе завалился на спину.

Кожевник навис над ним, заговорил быстро, отрывисто, словно боялся, что не успеет всего поведать:

– Не могу я отдать тебе дочку. Другая у неё судьба. Не знаю, счастливая или нет, только с тобой у неё и вовсе светлого пути не будет. У кметей век недолог. Сам бы погиб и её погубил. Не гневайся на меня, витязь. Ради кровинушки против совести пошёл…

Хатун закрыл глаза, ощущая только слабость и холод в теле. Где-то на границе между явью и навью увидел он прекрасный лик юной зеленоглазой девы и прошептал её имя:

– Ниточка…

* * *

Нитка вошла в дом улыбаясь. «Ай да Хатун! Сумел сладить с батюшкой. Отдариваться заставил. Каков ловкач!»

Взгляд её упал на зелёную бутыль на столе, и сердце сковал ледяной ужас. Вспомнились слова отца: «Не тронь этот сосуд! В нём отрава ромейская. Коли случится так, что лихие люди в дом нагрянут, побьют нас до смерти, но и сами сдохнут, аки псы поганые…»

Выбежала с криком из дома, побежала в лес. Знала, куда отец молодца повёл. К заповедной роще, куда, по его словам, приходит грозная, но справедливая богиня – дочь Сварога и Лады.

– Мара милосердная, – шептала девушка, – не отбирай любимого! Пощади! Не о бессмертии Хатуна прошу, не о чудном долголетии, что дала ты сыну своему, Богумиру, а лишь о малом времени счастья! Хоть год, хоть месяц с милым!

Прибежала и поняла – опоздала. Увидела отца и лежащего на траве любимого. Отобрал батюшка негаданное счастье. Растоптал сапогом, как малый только рождённый нераспустившийся цветок.

Упала на землю с рыданиями, царапала лицо ногтями до крови, кусала некрасивые, порченные горячими и смрадными зельями пальцы. А потом затихла. Долго смотрела в небо. Лазурь и снег облаков. В такие цвета обряжается красавица Марена по осени, когда приходит в мир ясноглазая, черноволосая, с серпом луны в руке, даруя одним процветание, другим гибель.

Ниткина осень уже наступила…

Вернулась в дом, сунула в мешок длинную кожаную верёвку. И пошла поглубже в лес.

Вот и сук подходящий. Связала петлю, подёргала, проверяя на прочность, и горько усмехнулась, вспомнив слова тятеньки:

«Кожа у Старого Жёлудя двуслойная, дублёная, в трёх отварах вымоченная – не оборвётся…»

Сергей Кулагин

ФАЗА«ПАРАДОКСАЛЬНОГО»СНА

Иллюстрация Сергея Кулагина

Бегу вдоль реки что есть сил, а когда они заканчиваются, падаю в воду. С детства воды боюсь, и плавать не умею. Тону у берега, как топор. Ей-богу, стыдно!

Переход из одного сна в другой проходит тяжело. Лежу весь в поту, грудь сдавливает от боли, еле дышу. На часах пять часов утра…

– На столе абонемент в бассейн, – говорит знакомый голос.

Шаги, скрип открывшейся двери.

– Хорошо, – устало отвечаю, не поворачивая головы, нет смысла, у двери стоит «другой я», в испачканном и рваном халате.

«Другой я» – это я, правда, постаревший и осунувшийся. Ему сорок девять лет, у него длинные седые космы, пигментные пятна на открытых участках тела, покрасневшие глаза. Да, мы разные, но только внешне. Понимаю, звучит бредово, но именно так заканчивается фаза моего «парадоксального» сна. Мечусь из сновидения в сновидения, а выныривая из иллюзий, общаюсь с самим собой, прежде чем проснуться.

Первое время пытался игнорировать сей феномен. Вздыхая, «другой я» через несколько минут исчезал, а сон повторялся. Снова и снова, пока суть сказанного не въедалась в подкорку. Мозг настойчиво требовал выполнения поставленной «другим я» задачи, не выдерживаю и выполняю всё, что он требует.

«Другой я» – это я, сомнения отпали, после рассказал об автокатастрофе, в которой погибли родители, о переживаниях, слезах в подушку. Последнего знать никто не мог, только я, ведь это мои переживания, мои слёзы… Учёба в университете, куда поступил сразу по окончании школы, помогла пережить разлуку с родными, а через год мне начали сниться сны.

Моя жизнь стала намного интереснее и насыщеннее. В реальности осваиваю биоинженерию, а в сновидениях «другой я» учит меня адаптироваться к быстроменяющейся обстановке, приспосабливаться к стрессам, переориентироваться и принимать решения, а ещё стрелять, метать ножи и драться. Порой появляется ощущение, что «другой я» к чему-то меня готовит. К чему-то страшному, что случилось в его жизни и обязательно произойдёт в моей. Не раз пытался поговорить с ним об этом, но, видимо, с годами я стал не особо разговорчив.

– Плавать научись, – говорит «другой я», – это важно.

Снова скрипит дверь. Ушёл, но это ненадолго, вечером обязательно заявится в мой сон, с очередным испытанием.

* * *

Утром учёба, вечером бассейн и тир. Домой приползаю без сил. Ужинаю и валюсь спать. «Другой я» приходит и молча стоит рядом с кроватью. В такие ночи, кроме него, мне ничего не снится. И вот, наконец, он прерывает молчание:

– Ты готов.

– К чему?!

Сукин сын ушёл, не ответив, а через мгновение, внедорожник, за рулём которого я оказался, врезался в стену…

* * *

Я помню каждый сон. Помню в мельчайших деталях. Воспоминания всегда яркие. Вот и сейчас помню цвет машины, запах горелой резины и боль. Проснувшись, продолжаю её чувствовать. Кажется, будто она медленно растекается по телу, и её не остановить. Кожа горит и плавится, а я, хрипя, ощущаю, как она отделяется от тела. Кричу и теряю сознание.

* * *

– Опять ты?

– Угу, – беззлобно откликнулся «другой я».

Пожимаю плечами, плевать, боль отступила – это главное. Где-то глубоко внутри она ещё теплится, но мне определённо легче.

– Какое-то время ты не сможешь двигаться, – словно не замечая моего безразличия, говорит «другой я», – это временно, успокойся.

Суть сказанного наполняется смыслом, разум отдаёт необходимые команды, пытаюсь пошевелиться, но даже моргнуть не могу… Я обездвижен, но могу говорить.