Исчезающий: Инициация

– Когда-то и война называлась войной. – ответил на выдохе ему.

– Тут согласен, – сказал он, после чего ненадолго, стихнув, эмоционально произнес: – Уже шесть лет прошло с момента твоего развода! Как быстро время летит!

Да, время летит. Мы взрослеем, затем стареем, после чего исчезаем навсегда. И, к сожалению, ничто из того, что нам кажется важным, вовсе не важно. Просто человек так устроен, что ему жизненно необходима цель. Не важно какая, но цель. А масштабы ее напрямую зависят от количества извилин и силы характера.

– Интересная способность у мозга – размывать все плохое, – не отвлекаясь от дороги, произнес я. – Вроде вспоминаешь что что-то плохое происходило, но помнишь все это слишком смутно.

– Не чувствуешь, что все это зря? – спросил он. – Что стоило пробовать работать над отношениями?

– Не вижу смысла возвращаться в прошлое и это ворошить. Моя первая жена счастлива с мужчиной. И я счастлив, что она находится в гармонии. Ведь если в гармонии мама, то в гармонии и ребенок. Это самое главное. В целом, для меня эта ситуация – уже история. Благодаря разводу я стал писателем. Пройдя через кульбиты и ментальное дно, но стал. Все складывается так, как должно сложиться.

– Я бы наверное извел себя мыслями о том, как можно было бы по другому… – задумчиво произнес он.

– В этом мы и отличаемся.

Мы въехали в центр и остановились на самом долгом светофоре в городе, на пересечении улиц Соколова и Варфоломеева. Громко звучащая песня из соседней машины была совсем не разборчива. То ли из-за глубокого погружения в размышления, оторвавшие меня от реальности, то ли из-за банальной неспособности воспринять слова.  Но как только я сменил фокус внимания на тонированный автоваз, сразу услышал дурацкие мотивы песни. Меня передернуло. Нащупав кнопку стеклоподъемника, я тут же потянул ее вверх, тем самым оградив себя от идиотизма, доносящегося из колонок соседней машины.

– Кстати! – произнес Славик, напомнив о себе. – Ты забрал мой подарок на свадьбу?

Я попытался вспомнить, какой он дарил подарок, но у меня ничего не получилось. Как и саму свадьбу, что мне показалось странным.

– Слушай, я только что понял, что я не помню свою свадьбу, – отстраненно сказал я. – Ни то, как приехал в ЗАГС, ни самой церемонии… И даже как уезжал оттуда не помню! Не говоря уже о самом ЗАГСе, где это все происходило. Поэтому я сомневаюсь, что помню о твоем подарке.

– Я всегда говорил, что ты странный! – засмеялся он. – Как можно не помнить собственную свадьбу? Это вроде того, что твой мозг стер информацию, которая доставляет тревогу?

– Нет, не вроде того. Я просто не помню. – ответил ему, удивляясь самому себе. – И причем понял это только что.

– Ладно, пусть так, – Славик махнул рукой. – Я дарил тебе статуэтку. Черные крылья.

– А, вспомнил, – соврал ему, чтобы не обижать. – Нет, она у первой жены стоит на книжной полке.

– Тебе нужно ее забрать.

– Мне много чего стоило бы забрать, но я, почему-то, не спешу это делать.

– Шесть лет?

Я мог бы дать ожидаемый им ответ, почему именно не спешу забирать свои вещи. И спроси меня об этом пять лет назад, я бы сразу же его дал. Но с тех пор, как я начал писать книги – а это случилось сразу же после диалога с Борей, я встал на путь сдерживания раковой опухоли и абсолютного замалчивания своей проблемы. Боря был прав в том, что психосоматика – важный аспект прогресса всех болезней. А прав ли я в том, что умалчивание проблемы является главным способом борьбы с ней, я не знал. Но выливая свои эмоции на книжные листы, я стал гораздо более спокоен и здоров.

– Да, шесть лет неспешной жизни, – ответил ему. – Так тоже бывает.

– Это странно, – улыбнулся он.

Подъехав к единственному светофору на трассе в Ростовской области, на котором горел красный свет, я остановился у стоп-линии и принялся наблюдать за выезжающими из коттеджного поселка машинами. Каждая из них стоила десятки миллионов, но это ничего не значило по сравнению с тем, что именно ради здешних людей здесь поставили светофор. Чего только не сделаешь для человека, который является итоговым вердиктом в принятии решений по всему городу и, что особенно важно – когда ты и есть тот самый человек, живущий в поселке для миллиардеров.

К моменту, когда крайняя машина выехала из поселка уже горел зеленый свет. Я подумал о том, что все-таки эти ребята сильно себя ущемили во времени. Могли бы сделать так, чтобы на трассе горел красный свет до тех пор, пока последняя машина не выкатится из густонаселенного деревьями рая. А на трассе все бы подождали. Ведь тем людям, в их жалких жизнях, не все ли равно: опоздать на десять минут, либо на сутки. В любом случае их жизнь так и останется жалкой.

Я достал из кармана монетку и бросил ее в подстаканник, к телефону. Взгляд Славика тут же упал на нее.

– Это мой талисман, – на опережение ответил ему.

– Все правильно, у каждого должен быть талисман, – одобрительным кивнув, сказал он, после чего перевел свой взгляд на поля, мелькающие в окне.

Заехав с трассы в Шахты, я сбавил скорость и медленно, по-ростовским меркам, поплелся по городу.

– Останови здесь, – сказал он, как только мы въехали в центр города, состоявший из двух пересекающихся улиц.

Я остановился.

Славик открыл дверь и перед уходом снова напомнил о его подарке на день свадьбы. Я одобрительно кивнул и, дождавшись, когда он закроет дверь, направился к дому, где жил мой ребенок.

Я не спешил звонить первой жене, вместо чего решил, что мне нужно перекурить. Опустив спинку сидения и закурив сигарету, я пускал густой дым в окно. Глядя в зеркало на свои более-менее густые волосы, мои глаза были устремлены на качающиеся от ветра деревья. С тех пор, как я бросил айкос прошло четыре года, но понимание того, почему я лысел так и не пришло. В моей голове было два варианта: либо потому, что я перестал умирать, застыв на четвертой стадии рака без увеличения метастаз в голове, либо потому, что я бросил курить стики. И хоть понимание этого не изменило бы качество моей жизни, его хотелось бы достичь. Впрочем, это было не так уж и важно. Выкинув половину тлеющей сигареты, я вернул сидение в исходное положение, закрыл окно и взял из подстаканника телефон с монеткой.

«Можешь выпускать», – написал первой жене, в глубине души желая дополнить сообщение словом «кракена».

И минуты не прошло, как я увидел ответ, где я, естественно, оказался невнимательным человеком.

«Он в школе, ало! У меня еще два урока. Через десять минут заканчивается урок у малого и можешь сразу заходить в класс. Там тебя ждет диалог с учителем»

«Какой диалог?», – тут же отправил в ответ.

«Диалог на тему драки, которую затеял Дима с одноклассником. Ты – отец, подобные темы по твоей части».

Ничего не ответив, я засунул телефон в карман и, держа монетку в руке, направился к школе.

Стоя у калитки, я наблюдал за множеством одиноких девушек, пришедших за своими детьми. В среднем у двух из десяти на пальцах были обручальные кольца. Часть из этих девушек имели невозмутимые лица, словно в них течет не кровь, а жидкая сталь. Остальные выглядели замученными и уставшими.

Как интересно повернулся мир с его нормами. Раньше никто и представить не мог, что все дети будут воспитываться одинокими матерями, изредка видя отцов. Но теперь этот вариант, судя по всему, набрал нехилые обороты и все так, как есть. Люди женятся, создают еще одного человека и только потом осознают, что они друг для друга не те спутники, которых бы хотели видеть в течении своей монотонной и обыденной жизни. И ирония в том, что я, человек, который позиционирует себя отличным от основной массы людей, так же как большинство отцов, стоял у калитки, ожидая своего ребенка на пару часов. С другой стороны, если оглянуться вокруг, из отцов был только один я. Как раньше у садика. Как в детских игровых. Но это вовсе не то, чего бы мне хотелось. Жаль, что вышло именно так. Но, как это часто бывает, не все красивые, и от того довольно хрупкие истории, могут выдержать соприкосновение с черствой реальностью. Моя с первой женой не смогла. Перекладывая всю вину на неправильность отношений, партнеров, негласных правил, быт или на необъективность окружающих, ты лишаешься шанса формулировать претензии к себе. К сожалению, этому не учат в школах. К счастью, после этого никто не умирает. Если не считать чего-то внушительно большого в груди, что, исчезая, оставляет ощущение непосильного одиночества и бессмысленности будущих отношений. Впрочем, говорят, и это лечится.

Закурив сигарету, я сделал две глубокие затяжки и, бросив ее в урну, зашел в школьную дверь.

– Добрый день, Андрей Владимирович! – поприветствовала меня женщина, исполняющая роль контролера.

– Добрый день, Анна Павловна! Как ваш день?

– Как и все остальные. Ноги не болят и слава богу!

– Главное, не перестать чувствовать удовлетворенность, остальное – детали. – сказал ей, затем добавил:

– А в какой кабинет направляют провинившихся детей для «разбора полетов»?

– В шестой класс, – ответила она. – Слышала об инциденте. Все мальчики через это проходят.

Улыбнувшись, я махнул рукой.

– На то они и мальчики. Мериться яйцами нормальная история, особенно в детстве.

Подойдя к шестому классу, я увидел Диму, стоящего у стены. Он склонил голову и хлипал носом. Видя его, мне сразу вспомнилось, как мама приходила за мной в школу и выслушивала истории о моих «концертах», в которых умещались драки со старшеклассниками и скандалы с учителями.