– Как можно было здесь купить квартиру… – тихо произнес я.
– Андрей, человеку нужно иметь свое жилье, – отпив из кружки, сказала Юля. – К тому же не каждый способен приобрести квартиру за наличку. Я не вижу в этом проблемы.
– Хотя массовый психоз по поводу скупки квартир с завышенной ценой, как раз таки, является проблемой. Не проблема – это нежелание следовать стадному чувству.
– С каких пор желание иметь собственное жилье является психозом? – нервно спросила она.
Я заметил, как ее выражение лица изменилось. Глядя на меня покрасневшими глазами, она ждала ответа. И, вероятно, такого, чтобы ее точка зрения не разбивалась об мои доводы.
– Тут, видишь ли, дело в чем… – аккуратно начал я. – Раньше, лет двенадцать назад, покупая квартиру в ипотеку, ты платила какие-то вменяемые суммы риэлторам и на десять лет загружала себя кредитом. Сейчас же риэлторам платят сумасшедшие деньги, которые сложно обосновать одним лишь: «я вам подобрал вариант» и запрягают себя на тридцать лет.
– Таковы реалии, – констатировала она, разведя руки в стороны.
– Юль, тридцать лет! Ты понимаешь, что тебе будет семьдесят четыре, или сколько там тебе сейчас…
Не успев договорить мысль, она легонько ударила меня в плечо, после чего добавила по лбу.
– Макс, совсем охренел?! Вернее, Андрей.
– Называй меня как угодно, но семьдесят четыре года – это не шутки.
Она снова ударила меня по лбу, затем в плечо, после чего снова по лбу. Отодвинувшись от стола, я предотвратил дальнейшие удары, оставив лишь безуспешные попытки дотянуться до меня. Хоть ей было тридцать четыре, мне нравилось говорить так, будто ей за сорок. Я находил это хорошим развлечением. Особенно во время завтрака.
– Если серьезно, то большинство людей сейчас находится в новом, более усовершенствованном виде рабства, – не сближаясь, говорил я. – Ипотечная игла выполняет функцию сдерживания общества и гарантирует то, что акционеры банков, их любовницы и любовники будут в шоколаде до конца своих дней. А там уже наши дети подхватят и разовьют чужой успех. Ведь наши дети, видя, как мы оправдываем завуалированное рабство, не будут считать его чем-то из ряда вон. Это будет нормой.
– Интересная мысль, – прекратив бить, она посмотрела на меня игривым взглядом. Я уже видел его. И каждый раз он говорил о том, что в скором времени мы переместимся на кровать. Но я хотел закончить свою мысль. Мне было необходимо это сделать. Иначе незавершенность начнет томиться внутри меня, после чего я неосознанно впишу ее в свой материал и размою нарратив.
– И труднооспоримая. Наши деды и бабушки были категорически против кредитов, родители более терпимы, а для нас они приемлемы. Значит, наши дети будут считать их неотъемлемой частью повседневной жизни. Это ли не проблема?
– Ну, я думаю, все будет не так печально, – не отводя от меня глаз, понизив голос, сказала она.
Я понимал, что скоро она приступит к активным действиям, но я все еще недоговорил мысль и, увеличив темп, продолжил:
– Чтобы поменять сознание и устои в обществе нужно время. Но отрицательный результат, в качестве погрешности, будет высокий. Отсюда следует то, что, помимо времени, для положительного результата требуется смена поколений. Гораздо проще закладывать идеи и порядки в чистое сознание, оно не будет ловить контрасты. Вспомни, как когда мы были детьми, люди курили на каждом углу, во всех парках и заведениях? Затем приняли закон о запрете курения. И вуаля – спустя пятнадцать лет даже я, помнящий, что раньше людей не напрягало, если кто-то курил сигарету в парке, задумываюсь о том, как на меня посмотрят, если я начну курить. А еще….
– Все, хватит умничать! – перебив, она села ко мне на колени и нежно поцеловала.
Пока ее рыжие волосы касались моего лица и попадали на губы, я подумал, что во время разработки новой обложки для старой книги она попала на нее именно из-за своей страстности. Юля была замечательным человеком и, в силу своей многогранности, идеально подходила для одной, а то и двух историй в качестве прототипа. Но для семейной жизни она никуда не годилась. По крайней мере, в моем представлении.
– Но я недоговорил… – прошепелявил в ответ, пытаясь оторваться от ее губ. Но, услышав мои слова, она лишь крепче обхватила мою шею, не оставив никакого шанса на диалог.
Лежа на кровати, я курил вторую сигарету подряд. Я по-настоящему сильно любил курить. К счастью или сожалению я в своей жизни нашел то, что люблю, и чувствовал себя в этом очень комфортно.
Сделав еще одну затяжку и выдохнув тонкую, почти невидимую струйку дыма, я попытался вспомнить точку отчета моих отношений с Юлей. Как именно я пришел к тому, что она стала прототипом моих будущих книг. Наверное, ответ крылся в том, что я в ней видел ту редкую многослойность, какую очень тяжело найти в современном, окостеневшем обществе, в котором каждая личность – это злокачественная опухоль, живущая исключительно для себя. Юля была другой. С первого общения, завязавшегося на фоне ее рефлексии, вызванной прочтением одной из моих книг. Именно в момент ее очередного гневного и очень объемного сообщения с указанием, что я – женаненавистник, пытающийся с помощью своих книг обелить мужской пол и унизить женщин, мне в голову пришел вопрос: если в сообщениях ее не остановить, насколько она энергична в постели. А уже за ней и блестящая мысль – позвать ее на кофе и спустя встречу-две затащить в постель. Но все пошло не по моему сценарию, ведь, как выяснилось, у нее был свой, похожий на мой план, с одним лишь различием: затащить меня в постель в конце первой встречи, чтобы понять, кого из персонажей книги я наделил своими чертами. Ее план не удался, а спустя еще встречу мои завышенные ожидания оправдались. И так, без лишнего обсуждения, мы пришли к дружбе с расширенными возможностями, сужавшимися лишь тогда, когда у кого-то из нас начинались серьезные отношения. А так как на счет серьезных отношений у меня было свое веское «нет», то «кем-то» в данном случае являлась исключительно Юля. Она не оставляла попыток найти единственного, но очередь из желающих ее поиметь выстраивалась настолько огромная, что в образовавшемся болоте из извращенцев было крайне сложно сорвать джекпот в виде интеллектуального мужчины, способного искренне любить. Это при том, что на мой вопрос, что такое искренняя любовь, она никак не могла ответить. Но, учитывая, что за три года, в которые уместились восемь мужчин по два месяца, несколько прощупывающих диалогов на предмет отношений со мной, и одно замужество с последующим разводом, все эти хождения красивой девочки по рукам в очередной раз подтверждали правильность мысли о том, что внутренне конфликтующему человеку не удасться наладить отношения с окружающими. Тот, у кого идет война с самим собой, не сможет поддерживать мир с окружающими. Исцели себя сам. Аминь.
На последней мысли я почувствовал подступающий залп чиха. Мое тело напряглось до такой степени, что Юля обернулась посмотреть на меня и ровно в этот момент я, приподняв пятки с кровати, словно человек, решивший качать нижний пресс, чихнул:
– Апчхи! – закричал я. – Господи Боже мой, да это же лучший момент сегодняшнего дня!
Повернувшись в сторону Юли, чтобы ее поцеловать, я встретил удар подушки по лицу.
– Ненавижу тебя! – игриво отреагировала она на мои слова.
– А, ты здесь была? – сказал ей, приготовившись отражать очередной удар подушкой.
Но все снова пошло не по моему плану. Она откинула в сторону подушки и, запрыгнув на меня, прижала коленями руки, после чего начала совать пальцы в рот.
– Сученыш!
Я пытался шевелить головой, чтобы прекратить это безобразие и мерзость. Ничего не выходило. Не способный сказать что-либо, я отчаянна бегал глазами по пространству. Выхватывая взглядом татуировку змеи, халат и растрепанные волосы, я предпринимал безуспешные попытки вытащить руки. И лишь когда силы начали покидать меня, я перевернулся всем телом набок и, скинув ее с себя, спрыгнул с кровати.
– Так, все, мне пора идти, – сказал ей, сорвав штаны, висевшие на стуле.
Из них выпала монетка и звонко ударилась об паркет. Следом за ней упала белая баночка с таблетками.
Юля переместилась на ближний край кровати и внимательно посмотрела на нее. Пока кончики волос, касаясь пола, раскачивались взад-вперед, я прикинул, что одинокому мужчине, забивающему на уборку, было бы неудобно с длинными волосами. Одно подобное прикосновение и у тебя не волосы, а целый ‘букет’ разнообразных микробов.
– Ты где это взял? – спросила она, прервав мой полет мысли.
– На стуле, – ответил, сделав вид, будто не понял, что она спрашивает про таблетки. – Только что. Если ты про штаны.
Как только она улыбнулась, стало ясно – мой план по запудриванию мозгов потерпел сокрушительное фиаско.
– Андрей, я не про штаны!
– А про что? – продолжал строить из себя дурачка.
– Про монету.
От ее уточнения мне сразу же стало легче. Я не сильно желал обсуждать происхождение банки с таблетками.
– Нашел, когда спускался к набережной.
Она приподнялась на локтях и внимательно посмотрела мне в глаза.
– Тебе нужно вернуться и положить ее на то же место, где взял.
Я нахмурил брови, пытаясь сложить хоть какую-то логическую цепочку.
– Зачем? – спросил ее. – Это мой талисман.
– Андрей, я не шучу! – как никогда серьезным тоном сказала она. – Тебе нужно пойти и положить ее туда, где она лежала. Ни в мусорку выкинуть, ни подарить, а положить на мес-то!
– Зачем? – спросил протестующим тоном.
– За тем, чтобы! – бросила она. – Все, что тебя касается, так это написание книг. Не забивай себе голову остальным.
Я поднял с пола таблетки с монетой, после чего положил их в карман брюк, а сами брюки натянул на себя. Мне не очень нравились указания без разъяснений, но, собственно, даже с ними я бы не сделал то, чего делать не хотел. А выбрасывать свой талисман мне уж точно не хотелось.