Блудник

Дни шли быстро, больше превращаясь в цикличное повторение. Зимние вечера стремительно уменьшались, готовясь к весенним переменам. Отношения словно обрели баланс. Редко возникали ссоры, в основном – стабильное понимание. Может быть, просто потому, что привыкли друг к другу и знали большинство привычек. Мы зачастили играть на компьютере. Это время провождения укрепилось и стало постоянным развлечением. Порой не хватало вечера, чтобы вдоволь подурачиться. Иногда готовили домашнюю пиццу и наедались до отвала. Помогал им разносить письма. А однажды стал свидетелем любопытной сцены.

Когда пришел груз с письмами, несколько коробок, раздраженная бабушка суетливо раскладывала конверты по районам, улицам, сортировала, чтобы было легче работать. Я в первый раз увидел, как много нужно разнести всего за пять дней. С удивлением спросил у бабули, как они справляются. Ведь такое количество и за неделю не доставить.

Она была явно сердита, и не скрывала своего настроения. Причина известна, некому разносить письма, и с Максимом сидеть надо. Катина смена как раз выпадала на период разноски. И бабушка ответила:

– Раньше пьяница-свекруха помогала, да Сережа, а теперь не знаю. Я б тоже носила, если бы не это чмо, – и мотнула головой в сторону разбаловавшегося до истерики внука.

Первые пару секунд мне показалось, что я ослышался, но потом сообразил, что нет подобных слов как «чмо». Значит, Алла Ивановна и правда так сказала. Я подумал что, возможно, в их кругах семьи, «чмо» может означать не самые плохие качества, раз бабушка педагог смеет так говорить на единственного правнука. Но сильного удивления не последовало, я уже убедился, что их семья «особенная» и тут может произойти что угодно. Только возникает вопрос, кем я мог для них быть.

Был момент, когда меня попросили посидеть с малым. Катя – на работе, бабуля вышла на почту. Я согласился, хоть Максим положительных эмоций у меня не вызывал, особенно после той ситуации, когда назвал меня «козлом». Пересилив себя, я пришел к нему. Мы поиграли, и он даже прилично себя вел. На улице светило янтарное солнце среди голубого, без единого облака неба. Снег словно устеленный одним полотном поблескивал кристаллами на солнце. Я едва сдержался, чтобы не схватить малого, санки, и пуститься на горку. Откуда доносился детский веселый крик, долетающий до окон четвертого этажа.

Ведь с ним никто не гулял, разве только муж, когда забирал на выходные, и то не факт. Чаще Максима затыкали компьютером, и он подолгу сидел около монитора, не замечая остатков еды под ногами. Мне его стало жаль. Какое детство без санок и снега, без прогулок? Вот тебе педагоги – матери и отцы, мысленно плюнув, подумал я.

Со мной же Катя обходилась с большим вниманием. Особенно нравилось, когда она меня купала, как ребенка. Катя сидела на краю ванной и мылила. Это были чистые моменты, по-настоящему чувственные, когда я мог легко говорить, что люблю ее, искренне, без обмана и преувеличения, но не говорил.

Несколько раз ночевал у нее, когда никого не было дома. Малой – у отца, бабуля – у подруги. И там мы были на высоте от счастья. Вокруг нас пахло весной, а сердце переполнялось от любви.

Безработица сильно беспокоила и давила на самооценку. Всевозможные поиски были тщетны. Оставалась только «зона», с должностью младшего комиссара. Я пытался уехать в Крым к брату Кати, но не получилось.

Первые весенние дни мы разносили письма и весело гуляли по закоулкам города, в которых даже никогда не бывал. Меня резко, словно невидимым ударом осенила мысль. Так больше не может продолжаться. Сколько еще я буду сидеть без дела?! И снова решил ехать в Россию.

Да, это было эмоциональное решение. Но частые стычки с мужем, нервотрепка, капризы и безработица давили, как бульдозер. Я заметил, что совсем стал безвольным, даже не мог отказать в элементарных вещах. Забросил семью, плюнул на друзей, дела, перестал ночевать дома. Будто покорный слуга, исполняющий чужую волю, я подстраивался под Кашину.

Этой поездкой я пытался, скорее убежать от проблем, чем от безработицы. Потому что погряз в собственных сомнениях, взвешиваниях. Мне нужно было разобраться в себе.

Катя была в шоке, когда узнала. Она не ожидала такого поворота. Последовала череда капризов, выяснений, истерик. Я пытался объяснить, что мне надоело сидеть на шее у родителей, нужно как-то крутиться. Но она словно не слышала и гнула свою линию. Мол, «тебе плевать на отношения, работу можно найти и в городе. Ты думаешь, тебя там кто-то ждет? Сомневаюсь», говорила Катя с такой уверенностью, будто сама только что приехала из России. Она предложила устроиться кассиром в АТБ, как раз у них кто-то увольнялся.

– Кассиром, я не буду, ты же знаешь, – твердо заверил я.

– Я договорюсь с Сергеевной, буду сидеть на кассе вместо тебя. А ты просто будешь затаривать отдел и все. Только не уезжай, – слезно просила Катя.

Тогда и правда казалось, что она любит. Так рьяно отстаивает, борется. Но решение было принято. Пути назад нет. Внутри себя я переламывал желание остаться с Катей, потому что понимал, что никто мою жизнь не устроит. Одними поцелуями сыт не будешь.

Когда я рассказал другу, что собираюсь уезжать, потому что с работой не получается, а в России есть какая-то надежда, он ответил, что счастье можно достичь в любом месте и не обязательно куда-то ехать. Тогда я воспринял это не как слова поддержки лучшего друга, а словно меня выставили дураком. И моя поездка – не более чем необдуманная глупость. Но тот же друг, буквально через полгода, покинул родину в поисках заработка.

В начале марта Катя сильно заболела. Подскочило давление и пришлось вызывать врача. Не знаю по какой причине такой резкий скачек. Возможно от стрессов или усталости, говорил врач и прописал курс уколов на десять дней. Этого еще не хватало, подумал я. Уколы пришлось делать самому, хоть никогда раньше не приходилось. Но на свой страх и риск, после маленькой лекции мамы-медсестры, я с легкостью справился. И даже немного гордился, что теперь и это умею. Когда Катя узнала, что по окончании курса лечения сразу уеду, начала вдвойне капризничать, переходя все разумные грани. Она стала практически несносной. Но я видел, что значу для нее. Хоть вся круговерть утомляла постоянным напряжением, мне была приятна ее цепкость за отношения. Похоже, они были для нее дороги.

Зато мама получила облегчение от поездки. Сынок теперь будет в надежных бабушкиных руках и подальше от Кашиной.

На смену Кати слег Максим, и серьезно. Я уже сбился со счета, который раз он болел на протяжении четырех месяцев. На этот раз домашним врачеванием не обошлось, легли в больницу. Катя поникла окончательно. Будто какое-то проклятье свалилось на головы Кашиных. Катя была подавлена в крайней степени. Проблемы, одна за другой, выводили из равновесия. Казалось, я никогда не видел ее такой растерянной. Она не знала, за что хвататься.

– Я не знаю, что мне делать, – говорила она, – как быть с работой. У нас сменщиц нет. Ну что же это такое…?! – она была на грани срыва. – Еще ты уезжаешь. Пипец…

Мы даже не могли попрощаться по-человечески. Все вверх дном. Кате пришлось ложиться вместе с Максимом, предварительно набрав лекарств, гривен на семьсот.

Билет взят на 18 марта, а их выпишут не раньше двадцатых. Может и к лучшему, раздумывал в темной комнате перед сном. Я же совсем перестал общаться с семьей. А теперь побуду пару дней дома, с родными. За четыре месяца мы очень мало общались. В основном обсуждали мои проблемы. Наверное, так и развязываются семейные узы. Всегда не хватает времени. Близкие становятся чужими, шаг за шагом.

С Катей последние три дня виделись в больничной комнате для свиданий. Мрачная, с плохим освещением, холодными стенами, комната принимала посетителей на школьных партах и деревянных лавках. Строго по графику, после обеда, я приезжал с передачами от бабушки, и мы сидели ровно час, переговариваясь полушепотом и держась за руки.

Соседка поутихла, смирилась или остыла. Больше ссор не возникало. Я обещал приезжать как можно чаще, хотя смутно представлял будущее. В день отъезда Катя вручила открытку в форме мишки, из которой выглядывали тетрадные листочки в клетку.

– Только сейчас не читай, – просила она, – сядешь в поезд, тогда откроешь. Не забывай про меня…

Я пообещал, что так и сделаю. Мы крепко обнялись, и я умчался с холодным сердцем в края, где недавно коротал тоскливые дни. Я был снова обречен на одиночество, хотя, в сущности, у меня была девушка. Тогда почему-то промелькнула мысль, что жизнь не под нашим контролем, а в чьих-то невидимых руках, и мы глубоко заблуждаемся, планируя о будущем.

За несколько часов до поезда зашел к бабушке попрощаться. Не знаю зачем, просто хотел в знак уважения сделать это лично. Бабуля как всегда встречала улыбкой. Мы сели на кухне и около получаса разговаривали. Она разоткровенничалась, и многое рассказала о прошлой жизни Кати с Сергеем. Торопливо, словно давно хотела поделиться, но не было подходящего момента. Не известно, зачем она это делала. Однако я выслушал.

– Ты думаешь, я жила в таком бардаке? Никогда! Только появился этот идиот Сережа, все пошло прахом.

Старушка заводилась, словно эта тема сидела у нее в печенках.

– Мы его кормили, обстирывали, убирала за ним так сказать. А он неблагодарный, пил свои банки. Что мы пережили, если б ты знал, – мотала головой бабушка. – Смотрит, бывало, кино, «Кать, иди сюда, погляди». Она приходит, а там кровища рекой, вампиры, Катя чуть в обморок не падает, а этот дебил ржет.

– Я знаю, она вида крови не переносит, – подтвердил я как в зале суда.

– Ну, ты подумай, какой у человека интеллект. У нас в семье все интеллигентные были, откуда этого к нам занесло. Представь, один раз говорит, что даже я слышала: «Максим вырастет, мы с ним всю Брянку переимеем». Ты представляешь?! Да это недоумок какой-то. А я отвечала, что Максим вырастет более нравственным, чем он, чтобы собирать хламидии по всему городу. Ты можешь представить возмущение, которое я испытывала? А за Катю как обидно.

Я слушал и чувствовал, как шевелятся волосы от эмоционального рассказа. Бабушка реально ненавидела собственного зятя, как самого злостного врага. Мне кажется, она бы и собак на него спустила, дай ей волю.

– Максим только родился, – продолжала бабуля, – сразу бабушке под бок, – и похлопала по правой стороне. – И по сию пору так. Они на свои гульки в Авто-бар, а я с малым всю ночь. Придут под утро, и спят целый день.

А Кэтти не такая уж хорошая мамаша, как оказалось.

– И в кого Максим такой жестокий, понять не могу, – будто сама с собой рассуждала Алла Ивановна.

– Ребенок трудный, – подтвердил я. – Как-то козлом меня назвал.

– О-о. Это мелочи. Один раз, я что-то запретила, так он насупился как чертенок и говорит: «Буду бить тебя палкой, чтоб кровь лилась, пока ты не умрешь». Представляешь? Маты в порядке вещей, так что не удивляйся.

– В вашем детстве, были подобные случаи?

– Что ты, – махнула рукой она, – мы бабушку до смерти на «Вы» называли.

Слишком много проблем у этой семьи, может и к лучшему, что уезжаю. Столько зла царит в их жизни. И оно заразительно бросается на меня.

– Не обижайтесь, если что, – начинал прощаться. – Я вам за все благодарен. Берегите Катю.

– Она сильно переживет, но я ей сказала: «Представь, что Рома моряк. Он долго бывает в плавании. Домой приезжает редко. Вот опять собирается в море. Будь благодарна, он помог тебе в трудную минуту».

Чудесно, что бабуля понимает. Ее слова, как горячий шоколад согревали изнутри.

– Еще раз спасибо. Оставайтесь живы, здоровы.

– В добрый путь, Ромочка. Счастливо.

– До свидания.

Глава 16