Блудник

Кругом никого. Улицы прибывали в тишине. Только хруст снега выдавал шаги. Поздняя ночь сластила веки ко сну. Словно разбитый тяжелой работой, я устало вязал мысли. На полпути, отчасти раздраженный, вдыхая ночной морозный воздух, я стал настырно звонить. С каждым глухим гудком, я почему-то знал, что никто трубку не возьмет. На третьем звонке силы иссякли, гнев, как кострище обжигал нутро. Я перестал. Не замечая дороги, оказался возле дверей. Прислушиваясь к соседской квартире, ожидал услышать хоть что-то. Тишина, как в склепе. Ключи звякнули, два щелчка, и тепло однокомнатной пахнуло в лицо. Украшенный зал, гирлянда. Праздничный стол одиноко держал бутылку шампанского с фруктами на золотистой салфетке. Грустный натюрморт.

Я лег спать. Чтоб быстрее забыться в царстве сна.

«С новым годом», вырвалась смс полная желчи, от распирающего гнева в соседскую тишину.

Ни головной боли, ни тяжести, после выпитого не было. Наоборот, бодрый и даже веселый, я встал еще до полудня. Белый яркий свет заливал комнату. Шустро поднялся и включил музыкальный канал. Сквозь дрему мыслей, будто не был ни чем обеспокоен.

Я решил соответствовать настроению дня и облачился в любимые белые штаны. Память о вчерашней ночи постепенно возвращалась вместе с язвительным ощущением. Было большой загадкой, что же произошло. Я не пускал хмурых мыслей и, пересиливая себя, старался вызвать радость, пританцовывая под ритм музыки. Осадок никуда не делся. Какое-то потоптанное состояние, будто истрепанное.

Позвонить не позволяла злость. В голове складывались многоэтажные диалоги, упреки, обиды и наконец, расставание. Ждал, пока сама не проявится. Но спустя час, понял, ждать глупо, так может длиться вечно. Я не собирался изнывать от неведения. Резко поднялся, схватил коробку с подарком и выскочил к соседям.

Дверь отворили почти сразу. Бабушка встречала сладкими речами.

– Здравствуйте, с новым годом, – а сам подумал, отойди бабуля, где тут согрешившая…

– Здравствуй, Ромочка! Проходи. Кушать будешь? У нас так много вкусного, – лепетала старуха.

– Спасибо, но я сыт, – чуть не продолжил, «по горло от вашей внучки». – Я ж кашу по утрам ем.

Бабушка не преставала улыбаться, словно я принес ей прибавку к пенсии. С комнаты показался Максим, и сразу подбежал ко мне, хватая коробку.

– Это что у тебя? – Гнилыми зубами улыбнулся ребенок.

– Открой, посмотри, – по-доброму сказал я.

Тот активно начал справляться с коробкой, кряхтя от напряжения. А через полминуты обрывки упаковки валялись на полу.

– Что это? – Вертел мохнатую игрушку мальчик.

Серое существо с большими круглыми глазами вызывало недоумение у Максима.

– Это сова, – пояснил я. – Маме потом покажешь, – словно по-отцовски взлохматил светлые волосы.

– Красивая сова, – разглядывал малой.

Ага, думаю, красивая и ночная, как твоя мама. В спальной послышалось шевеление.

– Ромочка, проходи, Катя уже проснулась, – бабуля, наверное, видела, что я мешкаю.

Ослепительный свет обесцвечивал краски комнаты. На разложенном двуспальном диване, в полудреме ворочалась Катя. Неужели и правда где-то шаталась ночью, размышлял и глядел на растрепанные волосы по всей подушке. Она, увидев грозное выражение лица, стала подниматься. Движения ее были тугие и медленные, словно давались с трудом.

Я стоял в дверном проеме, ждал пока соседка придет в себя. Когда она села, начал:

– Ну и как это понимать?

Немного помолчав, словно набираясь сил, Катя выпалила:

– Ты лучше скажи? Я должна у тебя спросить.

– Издеваешься что ли? – старался сдерживать рвущийся в крик голос. – Ты почему не отвечала? Я три раза звонил.

– Куда звонил? Ни одного пропущенного, – она говорила так, словно обвиняла. Вроде я вру, что звонил.

Ярость начинала подкатывать, словно кипящая сталь.

– Смс тоже не получила?

– Смс получила…

Вбежал Максим, играя на ходу.

– Мам, глянь – сова, – демонстрировал зверюшку.

– Где ты взял, сынок?

– Рома дал.

– Ты спасибо Роме сказал?

Ребенок сказал да, и продолжил играть, крутя головой.

– Смс я получила, а звонков нет, – глядя в глаза, что крайне редко, говорила она.

– Понятно, – сказал и направился к выходу.

Чувство обиды смешалось с гневом и бурлило, как вулканическая лава. Несправедливость, будто не за что отругали ребенка, сдавливала желудок. Дома сразу стало легче. Светлый день, словно вытягивал негатив. Мысли упорядочивались, и расстройство казалось не таким уж значительным. Я остывал.

– Как я должна это понимать? – Требовательно спросила Катя. – Не звонил, а меня в чем-то обвиняешь.

Злобные нити зашевелились.

– Я тебе говорю, что звонил. ЧТО еще надо? – не разжимая зубов, сказал я. – Звонил. А вот где ты была?

– Ах, вот значит что! Значит, думаешь, я где-то была? Я пришла почти в двенадцать и упала без сил. Проспала до самых пор, пока ты не пришел с совой.

Разбираться было бессмысленно. Даже если она и врет, проверить не смогу, доказать тоже. Пусть будет на ее совести. Не знаю почему, но я смягчился и пригласил Катю к себе. Чашка чая послужила знаком примирения. И мы все забыли, словно ничего не было.

Через два дня Катя заболела, что даже с кровати встать не могла. Ее разбитый, изнеможённый вид, вызывал глубокое чувство сострадания. Она едва стояла на ногах, а лицо стало бледнее стены.

Несмотря на ужасное состояние, соседка предпочитала лечиться и спать у меня дома. Естественно я был ЗА. Уходом и заботой хотел облегчить страдания больной. Сначала пытался лечить народными методами. Чай с липой и облепихой здорово помогал от простуды, но не в этот раз. Катя горела от температуры. Столбик термометра достигал сорока. Экспериментировать было опасно, и мама дала какие-то препараты, выразив недовольства, что меня второй день нет дома.

Я разбавлял лекарственные порошки, поил Катю, гладил по голове. Старался четко по времени давать пилюли. Мы мало говорили. Она только просила не уходить. Я и не мог оставить в таком состоянии. Мои чувства в тот момент возросли в десятки раз. Мне было ее жалко. Бессильная, она лежала практически без движений, уткнувшись в меня носом.

В те вечера по 1+1 шли «Пираты Карибского моря». Я смотрел с большим интересом, мало понимая украинский перевод. Мы были словно одна семья в маленькой уютной квартире, разделяющие тяготы друг друга. Иногда казалось, что ничего и никого кроме нас нет. Ни бабушка, ни ребенок не вписывались в эту картину. Чувствуя, что никто не мешает, я испытывал колоссальный комфорт. А стены однокомнатной тщательно берегли мое крохотное счастье.

Она клонила горячую голову мне на грудь, и это действовало, как великое умиротворение. Я становился самым добрым человеком на планете, готовый на все, чтобы только облегчить Катины мучения. Наверное, болезнь иногда дается для укрепления отношений. Чтобы через заботу, совместные тяготы стать ближе друг к другу.

На третий день соседке стало лучше. Она уже начинала кушать и разговаривать. Жар проходил. В организм возвращалась энергия, причем быстро. На четвертый день Катя поправилась. Затеяла стирку, стала наводить порядки, готовиться к работе. Мне стало спокойнее. Ее голос вернул былой тонус и сладко напевал разные приятности.