Дурак на красивом холме

– Я не про это! Что с ним в смысле физического состояния?

– Живой… Что с ним сделается? Дело привычное – заживет как на собаке! Его часто поколачивают.

– Потому и поколачивают, что не боятся наказания.

Мне стало тоскливо.

– Ладно… Сваливай доски и поедем отмазывать юных ублюдков!

– Ты же хотел вручную разгружать?!

– Перехотел! Жизнь привнесла свои коррективы в моё домохозяйственное настроение.

Ральфа мы оставили дома. Взяли с собой только документы.

Милицейский допрос был чистой формальностью. По всему было понятно, что до нас был серьёзный разговор с более солидными людьми, которые всё уже определили. Я в свою очередь не порывался открывать душу и загружать ответственных людей ненужной информацией из опасения нечаянно угодить самому ногой в жир. Про Пафнутия вообще не спрашивали, будто его и не существовало. Видимо, одинокий инвалид был совершенно неинтересен как бесперспективный в смысле возможных гонораров. Разошлись мы учтиво – с чувством исполненного долга.

Передав Веронике эстафету для продолжения процедуры беспристрастного дознания, я отправился к комендантше. Та была грустной и тихой. Рассказала в какую больницу отвезли Пафнутия. Я решил немедленно туда съездить.

– А как его фамилия!

– Пафнутьев.

– А имя?

– Пётр. Пётр Фёдорович.

– Понятно… Спасибо. До свидания!

Комендантша вместо ответа как бы всхлипнула и махнула рукой.

Мы вышли с отпущенной дознавателями Вероникой на свободу и пошли в сторону центральной площади, где были сосредоточены магазины, администрация и разные конторы. Девушка неожиданно просунула мне руку под локоть и плотно прижалась.

«Показушница!» – сердито подумал я, понимая, что ей хочется позлить деревенских обывателей, которые прильнули к своим окнам. Но вновь ощущать ее сильное тело, пусть и в такой интерпретации близости, было приятно, и я, смягчившись, спросил:

– Послушай, Вероника, а ты не знаешь где живёт вчерашний пацан?

– Иван?

– Да.

– Здесь недалеко. Мы будем мимо проходить.

Иван стоял у своей калитки, будто ожидал нас.

– Здорово, Иоанн! Спасибо, что помог Андрею погрузиться!

– Здравствуйте!

Я освободился от Вероники и, подойдя к калитке, протянул ему руку. Ответная рука была забинтована в запястьи. Я вспомнил свой вчерашний шаолиньский удар.

– Болит?

– Не очень. Опухла, правда.

– Как же ты вчера мотоцикл вёл? И доски сегодня грузил?

– Ничего страшного. Вчера в горячке и не чувствовал, а сегодня я в основном левой поднимал, а правой только придерживал.

Геройский парень! Вот таким, наверное, был и Александр Матросов – сначала хулиганом, а потом грудью на дзот бросился!

– А я грешным делом хотел было тебя попросить, чтобы отвёз нас в больницу.

– Так у меня и прав нет! Я ведь только по полям гоняю.

– Ясно. Придется на автобусе. Заодним и график лучше изучим.

– Можно Андрея попросить. Да он и сам хотел Пафнутию харчей отвезти – там ведь сейчас кормят одним овсом как лошадей.

– Овсяной кашей? Ну это не самая плохая еда, вообще-то! Даже наоборот. Просто мы к ней не привыкли.

Иван пожал плечами. В его возрасте я тоже терпеть не мог овсянку.

– Так я побегу к Андрею, а вы подождите здесь!

– Мы будем ждать у совхозной конторы! – уже вдогонку крикнул я стремительному пацану.

Мы продолжили свой путь как и прежде под ручку. И чем ближе мы приближались к людному месту, тем теснее ко мне прижималась Вероника.

Тогда я подумал, раз уж девушке так хочется подразнить публику, может мне стоит её обнять за талию, чтобы усилить эффект близости. Но она почувствовала возникшую у меня вдруг креативную мысль и сильно стиснула пытавшуюся освободиться руку, полагая, видимо, что это будет перебор.

Когда мы, наконец, появились на центральной площади, женщины, судачившие у магазинов и на автобусной остановке, сразу замолчали и вытянулись, как сурикаты. Курившие мужики, напротив, добродушно улыбались, а кто-то из них даже ободряюще подмигнул.

Веронику от такого зрительского внимания повело. То, что она не позволила мне сделать сегодня утром в удобном для этого месте, она сделала сейчас, на миру.

Резко повернув меня к себе, она прижала мою голову к своей голой шее, так, что я чуть не задохнулся. Потом также резко оттолкнула.

– Я скоро, миленький!

И побежала в контору увольняться. А я тёр шею и удивлялся её силе: как мне всё таки повезло – такая и коня на скаку остановит, и пьяного мужика из горящей избы вытащит! А еще я подумал: раз мы сейчас едем в райцентр и при документах, то может есть смысл сразу подать заявления в загс – пусть нарожает мне законных сыновей, чудо-богатырей, с которыми я осуществлю заветную мечту о конном заводе!

Наверное, в этот момент моё лицо приняло такое блаженно-глупое выражение, что наблюдавшие неотрывно женщины в негодовании отвернулись.

Синий «Москвич» Андрея Мордвина появился в тот самый момент, когда из конторы выскочила неправдоподобно счастливая Вероника, помахивая трудовой книжкой.

– Первый раз вижу её такой! – сказал вышедший из машины Андрей, закуривая сигарету.– Это ты её так осчастливил?

– Почему бы и нет? Я освободил её из плена! – с пафосом ответил я. А сам подумал, какие всё-таки женщины все артистки, даже такие твердокаменные, как Вероника!