Дурак на красивом холме

– Колхозная?

– Совхозная.

– А мать, конечно, в больнице лежит! – сказал я уже в утвердительной форме.

– Да. Второй месяц.

Врет всё, гадёныш! Хороший психолог – прочувствовал, что я неисправимый гуманист и отчаянный пацифист и бьёт в одну точку!

– Так ты один сейчас живешь?

– Две сестренки младшие. И бабка старая – не видит, не слышит.

Точно врёт! Сочинение по Достоевскому, наверное, писал!

– Ну, хорошо (хотя что хорошего – вдруг всё это правда?). А где твои подельники?

– Вас пошли искать, – он махнул рукой в сторону междуречья. – А меня сюда отправили. Сказали, если что, подашь сигнал выстрелом.

– У тебя же патронов нет!

– Почему нет? Есть!

Он подал мне два теплых влажных патрона – рука, видно, вспотела от волнения.

– Я при них зарядил, а потом вытащил когда ушли.

– Почему?

– Вероника хорошая! Просто гордая очень, ни с кем не здоровается. Люди думают, что всех презирает.

– А разве не за что презирать?

– Есть. Только не всех – люди разные.

– Разные… Только почему-то когда появляется авторитетный вожак – выразитель сволочных желаний и свинских инстинктов, они сразу объединяются и становятся один за всех и все за одного.

Он ничего не ответил – может ничего не понял? Хотя что тут понимать – вроде все предельно просто.

– А как ты сюда добрался? От того моста по шпалам пришел?

– У меня мотоцикл.

– Двухколесный?

– Трёх.

– С разбитой фарой?

– Нет. Это мой мотоцикл.

Понял, что я имею ввиду!

– Он от отца мне достался, – пояснил он для убедительности.

– Иж?

– Урал. Он старый совсем.

– И где он?

– Под мостом. Давайте я вас довезу.

– К своим сообщникам?

– К вам домой.

– Ишь ты. Уже знаешь где я живу!

– Сказали… Вы не бойтесь – я знаю все дороги! Мы доедем к вам через поля.

Вообще-то неплохой вариант. И парень вроде бы неплохой – разговаривает скромно, с достоинством и без кривляний.

– Хорошо. Только пойдем за моими спутниками вместе. Они тут недалеко.

– Мы здесь! – раздался голос Вероники из-под моста.

Значит, она всё слышала. Тем лучше.

Когда мы с пленным спустились вниз, она уже сидела вместе с Ральфом в коляске мотоцикла, примостив впереди себя нашу поклажу – свою сумку и мой рюкзак.

Я принял это как должное – она приучила меня не удивляться.

С парнем она поздоровалась первая, что меня приятно удивило. Возможно, она сделала это специально, чтобы я не сомневался в чистых помыслах Ивана, как она его назвала. Наверное, это было неправильно, но я не удержался, чтобы не съязвить:

– Смотри Иван – не будь Сусаниным!

Иван промолчал, а Вероника укоризненно посмотрела на меня. Тогда я в более мягкой тональности попросил его ехать без боязни, с зажженной фарой. Что будет, то будет! Надоело бояться! Тем более, что мы теперь вооружены.

Ружье я зарядил и повесил на правое плечо, а боевой шест, с которым не хотел расставаться, придерживал левой рукой вертикально, как Дон Кихот свою пику. Труднее всего пришлось Веронике. Я не стал загружать себя поклажей, дабы не умалять свою боеготовность, и ей одной приходилось всё удерживать, теснясь в коляске вместе с Ральфом.

Но как бы то ни было, успешно преодолев все ухабы и впадины с грязными лужами, тяжелый мощный мотоцикл очень скоро и уверенно поднимал нас на мою высокую гору.

Дом стоял без ограды (она существовала пока только в моем воображении), а потому смотрелся очень живописно.

Мотоцикл беспрепятственно подкатил к самому крыльцу. Я первым слез с седла Россинанта и помог выбраться перегруженной Веронике. Ральф выскочил раньше и задрав ногу, ставил свою метку на углу моего замка. Иван выжидательно продолжал сидеть за рулем, не выключая мотор.

Я отдал ему ружье, предварительно разрядив и засунув патроны себе в карман. Приглашать в дом не хотелось, но я всё таки пригласил, соблюдая этикет и отдавая дань благодарности. К моему удовольствию он отказался, ничем не мотивируя.