Старый дом под черепичной крышей

– Главную привязку – дом под черепичной крышей, откуда могли совершаться какие-либо действия, сломали. Я успел к шапошному разбору. При мне грузили остатки мусора в самосвалы, то есть всё, что от него осталось.

– Не густо, – сказала Сорокина… – а чего весёлый такой?

– Не совсем же я пустой приехал,… Марь Васильна.

– Тогда говори.

– Когда я увидел работающую технику во дворе, я сразу понял, что с проколотыми шинами наступил швах… Дом – была моя последняя зацепка. Больше проколы делать неоткуда.

– А почему именно дом? Как ты связываешь дом и проколы?

– Я вспомнил, как мы в детстве делали арбалеты.

– Что из того,… делали вы арбалеты с друзьями или нет?

– Я подумал, что при помощи такого арбалета, можно запросто продырявить колесо, тем более, я тогда у сторожа выяснил, что все проколы были сделаны в борт покрышки, то есть с боку, а не в протектор и именно со стороны дома. У колеса на прокол – это самое уязвимое место.

– Тогда почему эти стрелы от арбалета в колёсах не обнаружены? – спросила капитан.

– Я знал, что вы зададите мне этот вопрос, – сказал Юра и торжественно выпалил, – мы в детстве, чтобы не бегать за стрелами иногда привязывали к ним тонкую леску. За эту леску и возвращали стрелы назад. Вот я и подумал, что в сенцах, или в слуховом чердачном окне, обязательно должны остаться обрывки лески или нитки. У нас леска часто путалась и мы её просто обрывали. Только теперь эту версию не проверишь.

– Жаль, Юра, что эта мысль пришла тебе в голову только сейчас, версия правдоподобная, а сама подумала: «Толковый,… не зря на него положила глаз Муза Карповна». – Вот видишь, младшой, покопался в своём детстве, кое – чего вспомнил и на деле применил, это похвально…

– Не применил, товарищ капитан, а хотел применить…

– Нет, Юра, применил,… применил, времени не хватило для реализации задуманного. Только по глазам вижу, что ты мне не всё сказал, говори уж,… чего там, – и она, поправив волосы, приготовилась слушать.

– Не знаю, как и сказать, Марь Васильн. В общем, не стал я к дому подходить, тем более, что процесс погрузки был в самом разгаре, а встал за угол и вижу, как из Глебучего оврага за погрузкой мусора в самосвалы тайно наблюдают двое мальчишек. И кто же, вы думаете, это был?

– Не говори, Юра, загадками, право как ребёнок, – сдвинула брови Мария Васильевна. – Откуда ты взял, что они таились. Да разве мало мальчишек наблюдают за работой, особенно за сломом!

– Там, Марь Васильн, никто никого не прогонял, другие люди тоже смотрели, а эти таились.

– Тут ты молодец, а дальше что?

– Я увидел, что они с интересом наблюдают за двором и, как мне показалось, остались очень недовольны увиденным, то есть ликвидацией дома. Вот такой факт.

– Впечатление может быть обманчивым, – заметила Мария Васильевна.

– Не совсем так. Когда они уходили, то мимо меня прошли, и я услышал обрывок разговора, буквально несколько фраз. Один говорит: «опоздали», а второй: « я же тебе говорил, что сразу надо было брать». Тот в ответ: «бывает и на Маруху проруха».

– И это всё?.. – удивилась Сорокина.

– Так ясно же, что ребята не просто так приходили и были там не один раз, потому как уверенно на местности ориентируются.

– Может быть, они и прокалывали? – сказала Мария Васильевна. – В любом случае, если дом для них был рабочим местом по прокалыванию, то проколов больше не будет, – и оба улыбнулись.

– Ты чего смеёшься? – спросила Юру Мария Васильевна.

– Смешно получилось и со смыслом – прокол колёс и прокол в моей работе. Одно слово, а два значения и так здорово соединились…

– А ты можешь этих ребят обрисовать? – спросила капитан.

– Могу. Один маленький пухленький, рыженький; другой – на голову выше, русый, лицо тонкое, интеллигентное.

Сорокина стала перебирать в памяти имена и фамилии хулиганистых подростков. Кожевников – всплыла в памяти фамилия мальчишки из неблагополучной семьи. Но капитан сразу отвергла её. Мальчишка слишком открытый, чего натворит, то сразу и расскажет. Такому самое маленькое дельце никто из подросткового хулиганья не поручит, да и из взрослых тоже. А вот Пегасов?.. Она постучала костяшками пальцев о стол, – Пегасов,… Пегасов. С ним в паре Мухаев. Знают ли что они про сбор старья? Мухаев вряд ли что знает, не доверят. Хотя как знать, как знать: тихоня, себе на уме, с хитрецой. Этакий Санчо Панса, оруженосец Дон Кихота. Только вот Лёня Пегасов на Дон Кихота никак не похож: Этот с ветряными мельницами бороться не будет, умный, уверенный, эрудированный, почти отличник, но за оценками не гонится, относится к ним даже как-то наплевательски, когда необходимо – дерзкий и решительный. Из такого характера легко получится или воровской пахан, или учёный. Лёня – это тайна, с непредсказуемым будущим. Один раз в беседе с ним Пегасов так ей прямо и сказал, что на откровенный криминал никогда не пойдёт и ни под кем ходить не будет, так что, мол, Мария Васильевна, не беспокойтесь.

Сорокина потёрла переносицу. Она-то знала, что криминальный мир затягивает и таких, наверное, даже прежде всего таких, уверенных и безапелляционных. Умеют они их втягивать в свои сети. Но ближе к делу. Пегасов промышляет антиквариатом, вроде водит дружбу с Червонцем. Только вряд ли это дружба. Червонец,… Червонец,… вроде за прилавком стоит, а на самом деле эта торговая точка может быть местом наводок и передачи информации, а так же точкой приёма краденых или найденных вещей. Конечно, Червонец Лёню может использовать, но быть его другом – вряд ли. С ним Леня дружбу водить не будет, натура гораздо шире… Да, но Лёне… могут доверить. В любом случае, я бы доверила.

– Думаю, Марь Васильн, они из ваших старых клиентов, – прервал ход её мыслей младший лейтенант.

– Почему?

– Потому что живут не там, а здесь в Заводском, рядышком, я проследил за ними, в аккурат на улице Марины Расковой их дом стоит. У одного в первом подъезде квартира, приблизительно на третьем этаже, а у другого в третьем, этаж не знаю .

– Ты, Юра, самое важное говоришь в последнюю очередь. Конечно, это они.

Мария Васильевна помнила дом, в котором живут Пегасов и Мухаев.

– Надо с Пегасовым встретиться, – заключила инспектор, – только не здесь в кабинете и не при погонах, – и она стала думать о том, как вывести Пегасова на откровенный разговор не в казённой обстановке.

Глава 25. В полной темноте

Когда ломали дом, глиняшки, что находились в ящике и упали вместе с ящиком с чердака на землю, были в относительной безопасности. Толстый слой мусора, наваленного сверху на ящик не позволял всевозможным балкам, черепице и кирпичам стукаться о ящик. Можно сказать, что они были погребены вместе с ящиком под толстым слоем мусора. В ящике было абсолютно темно и глиняшки даже не могли видеть очертаний друг друга.

– Как в могиле, – сказал Пустолай.

– Хуже. В могилу живыми не закапывают, – поправил пса Мурлотик.

– Почему это не закапывают?.. Очень даже и закапывают. Я по телеку видел.

– А ты телек смотри больше и чаще, так глядишь крыша и поедет, – парировал кот.

– Нашли о чём говорить, – прервала спорящих Катерина.

– А о чём тогда говорить? – спросил Пустолай. – Как раз разговор в тему, что случилось – о том и говорим.

– Медведь тебе, Пустолай, на мозги наступил.

– А о чём, по-твоему, говорить надо? Скажи, раз такая умная…

– О чём угодно, только не о гробах.

– Давай, Мура, шепотком разговаривать, если наша тема некоторым уши режет, – и пёс с котом, отодвинувшись в уголок, стали тихо разговаривать.

– Так-то лучше, – сказала Катерина. – Ты, Дуняш, не обращай на них внимания.

– Я не обращаю, – тихо сказала Дуня, – только я не знаю, о чём говорят погребённые как мы.