Рука отодвинула мои волосы, а затем губы, горячие, неимоверно нежные прильнули к позвонку у самого основания шеи – поцелуй – нежный, сладкий. Моя кожа мгновенно покрылась мурашками, соски затвердели. Еще поцелуй, чуть выше. И еще. Я втянула воздух, жадно, прерывисто, словно задыхаюсь. Его дыхание обожгло мою шею. А затем язык горячей, влажной лентой поднялся по моим позвонкам к самому основанию черепа. Я выдохнула, закусила губу. Его ладонь легла на мою шею, а затем большой палец нежно погладил меня. Я втянула шею, впиваясь пальцами в край стола. Куда же ты смотришь, эволюция? Почему худшие из твоих отпрысков, столь прекрасны, так притягательны? Так уникальны…
– Привет, – тихо шепчу я.
Его рука не сжимает мое горло, он задумчиво гладит меня большим пальцем. Он зарывается носом в мои волосы и вдыхает мой запах. Его рука замирает… а затем другая рука обвивает меня, как змея и ложиться на грудь, нежно сжимая её.
– Ну же… – шепчет он, – попроси меня…
– Подожди, – говорю я на выдохе (удар сердца, еще один, еще), провожу языком по губам. – Мне нужно поговорить.
– Да мы только и делаем, что разговариваем, – отвечает он и снова стискивает мою грудь. Горячее дыхание обжигает мою голову, спускаясь по волосам. – Проси…
– Нет, Максим, – говорю я и убираю его руку с моей груди.
Он замирает, и в это момент мне становиться жутко.
Что там твориться в его голове? О чем он думает в эту секунду?
Секунды медленные, липкие, тянуться словно мед. Я ловлю свою панику за хвост, я тащу её обратно внутрь себя, чтобы не выдать – ни словом, ни жестом – бешеного страха, разливающегося внутри меня. С ним, как с собакой.
Рука нехотя сползает с моей шеи. Он вздыхает.
– Ладно, – говорит он, отодвигаясь от меня. Голос его, уставший и натянуто равнодушный, все еще звенит сталью. Он выходит из-за моей спины и появляется в поле зрения. Медленно обходя стол, за которым сижу я, он спрашивает. – О чем ты хочешь поговорить?
Всего несколько секунд, и его голос снова ласков и спокоен. Он подходит к холодильнику, открывает дверцу и достает оттуда банку «Колы». Я терпеливо жду, пока он повернется ко мне. Он поворачивается и поднимает на меня серые глаза.
– Я хочу домой, – говорю я.
Его лицо не отражает никаких эмоций, и пристальный внимательный взгляд продолжает смотреть мне прямо в глаза:
– Ну, мы же это уже обсуждали?
– Максим, нельзя держать людей взаперти. Это незаконно.
Господи, что я несу? Незаконно…
– Как видишь, можно, – говорит он и тянет за колечко на банке. Она открывается с характерным щелчком и шипением.
– Максим, я не понимаю, что я тут делаю?
Он делает глоток, потом пожимает плечами, в знак того, что его искреннее удивляет, почему я не понимаю очевидных вещей:
– Ты здесь живешь.
– А где живет твоя жена? Где она?
– Пока не здесь.
– А может УЖЕ не здесь?
Он тихо смеется:
– Нет. ЕЩЁ не здесь.
– А когда она появиться, что мне делать? Для чего ты её ждешь, я понимаю, но не совсем понимаю, для чего её жду я?
– Я, честно говоря, тоже… – говорит он.
– В смысле?
– Ну, ты о ней вспоминаешь гораздо чаще, чем я.
– Это не смешно! – рявкаю я.
Тише, Марина.
– Да я и не смеюсь, – говорит он, улыбаясь.
– Мы вместе её встретим? Напялишь на меня кокошник, вручишь каравай с солью и будем стоять в дверях, как два дебила?
Он засмеялся. Я начинала беситься, я начинала паниковать, и ему это нравилось.
Успокойся! Возьми себя в руки. Помни, с кем имеешь дело. Это тебе не сосед по лестничной площадке.
Я вдохнула. Выдохнула.
– Я понимаю, мне не постичь всю глубину твоих замыслов, – говорю я гораздо тише и в разы медленнее. Я пытаюсь контролировать каждое слово. – Но… если есть в тебе хоть что-то человеческое, малая доля сочувствия, и…
Я запинаюсь и замолкаю. Я на грани истерики. Я вот-вот заплачу. Сочувствие? Человечность? Он смотрит на меня и наслаждается. Это его месть за стояк, который я не пожелала ублажить. Он делает еще один глоток и ждет, пока я созрею.
– Я хочу знать, что меня ждет, когда она вернется? – выплевываю я, ненавидя себя за то, что не могу поднять на него глаза. – Не пойду ли я на корм рыбкам?
Пауза, в течение которой мое сердце грозиться взорвать барабанные перепонки. Я жду, что она скажет «Может быть», я жду, что он скажет «Не исключено». Я жду приговора. Но в ответ я слышу:
– А давай меняться?
Я отрываю взгляд от своих рук и смотрю на него.
– Меняться? – спрашиваю я.
Он кивает. Я недоуменно разглядываю его лицо, которое стало таким же наглым и заносчивым, как тогда, когда мы встретились впервые.
– Ладно, – говорю я, – чего ты хочешь?
Его губы расходятся в шикарной улыбке, от которой у меня дрожь по телу.
– Очень скоро, примерно через полторы недели, у нас с ребятами намечается встреча, – говорит он и снова делает глоток. – Я хочу, чтобы ты поехала со мной. В обмен на это я расскажу тебе кое-что о моем браке, – говоря это, он поднимает правую руку и демонстративно машет передо мной кольцом.
Сука! Выблядок…