Хирурги человеческих душ

– Здравствуйте, товарищ Подлужный, – протиснулся он в кабинет.

– Здравствуйте, гражданин Воловой, – официально ответил ему следователь. – Проходите, присаживайтесь.

– Ого! – наигранно крякнул тот. – Уже «гражданин». Уже «присаживайтесь». Не на дальнюю ли дорожку?

– Защитника себе наняли? – игнорируя последние реплики, осведомился прокурорский работник.

– Да. Нанял. Королькова. Из «золотой пятёрки», – козырнул милиционер. – К шестнадцати ноль-ноль он будет. Как вы и велели. Обвинение мне предъявите? – щегольнул он прозорливостью.

– Почему вы так думаете? – лениво поднял кверху правую бровь Алексей.

– Просчитали с дядей. Дядя у меня судьёй работал в Кирове, – не без апломба провёл «разведку боем» подозреваемый. – Созвонились. Потолковали. Раз следствие затребовало адвоката, вестимо – к обвинению подкатило. Я обсказал, что и как. Он меня успокоил: дохлый номер. Голимый оговор. Всё шито белыми нитками. Дело рассыпется, как спички из коробка. Зряшная ваша затея, Алексей Николаевич. Покеда, поди, не поздно шарабан назад развернуть, а?

– К шарабану, Аркадий Николаевич, мы с вами вернёмся в шестнадцать ноль-ноль, – веско и загадочно вымолвил Подлужный. – Начнём, пожалуй.

Он по телефону пригласил в кабинет из опорного пункта охраны правопорядка, располагавшегося через стену от прокуратуры, понятых, а также лиц, участвующих наряду с Воловым, в качестве опознаваемых. Разъяснил участникам следственного действия смысл и порядок опознания. Затем через одного из понятых пригласил к себе из пятого кабинета фрезеровщицу Скокову. Женщина, после предупреждения об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, уверенно и без колебаний опознала того, кто устроил ей «дефиле через туалет».

На сей раз постовой уже не устраивал бурных сцен протеста, как в случае с Региной Платуновой, но и куража не утратил. Он заученно твердил, что Скокова его оговаривает, мстя в его лице всей доблестной милиции за доставление в медицинский вытрезвитель. Впрочем, последующая очная ставка, на которой Скокова с гадливостью поведала «об интиме в отхожем месте», несколько сбила с Волового показной шик.

Идентификация милиционера в качестве насильника москвичкой Бруновой привела его в состояние задумчивости, а уличающая аудиенция с воспитательницей детсада Анюткиной и вовсе заставила прикрыть рот.

Три опознания и три очных ставки с теми, кого Воловой давно «похоронил» в толще минувших дней, деморализовали его до степени отупения. И потому адвокат Корольков, появившийся в прокуратуре к назначенному сроку, приводил подзащитного к нужной кондиции в течение изрядного времени, шепчась с ним в вестибюле.

Предъявление Воловому так называемого дежурного обвинения в совершении изнасилований и злоупотреблении служебным положением уложилось в четверть часа. Тот вместе с Корольковым прочитал постановление, сделал отметку в документе об ознакомлении (с оговоркой о категорическом несогласии), но от дачи показаний отказался. Следователь, вовсе не удивлённый подобной позицией, попросил «процессуальных союзников» подождать решения их участи в коридоре, а сам направил свои стопы к прокурору.

3

В кабинете шефа Алексей с порога провозгласил, потрясая уголовным делом:

– Яков Иосифович! Я – за санкцией на арест Волового. Пора делать вещи, если прибегнуть к фразеологизму славного товарища Бойцова.

– Арест, говоришь? – нахмурил по-старчески кустистые брови Двигубский, протягивая руку за следственным досье. – Ты же намечал провести опознания?

– Так точно, – жизнерадостно поддакнул подчинённый. – Уже провёл. Все три потерпевшие опознали Волового и уличили его на очных ставках. Прочие материалы расследования вы читали.

– И эта… москвичка?

– О! Она – кровожаднее остальных вместе взятых.

– Поглядим, – принялся листать следственные материалы Двигубский.

– Да! К предыдущим наработкам я накопал небезынтересные нюансы, – бойко вещал Подлужный, пока прокурор знакомился со свежими протоколами. – Установлено, что Воловой нередко предлагал услуги по отправлению писем из вытрезвителя по месту работы вытрезвляемых. Мол, ему по пути… Конверты бросит в почтовый ящик. Произвели выборку в журнале: ряд писем значатся отправленными, а в организации не поступали. И именно в отношении женщин, и именно из смен обвиняемого.

– Под стражу, под стра-а-жу, – нараспев заговорил шеф, прекратив листать следственное досье, и по привычке глядя за окно. – Вот назначат тебя прокурором, Алексей, и ты поймёшь мои колебания. Ведь что такое прокурорская стезя? Опаснее, чем брести по лезвию бритвы. Не арестуешь – плохо одному, но хорошо другому. Арестуешь – наоборот. И заметь, защищая права одного, обязательно обидишь другого. О-бя-за-тель-но! По закону, а обидишь. И исключений из сего правила нет. И, не приведи Господь, ошибёшься! Если секретарь райкома не за то агитирует, не так пропагандирует, то проявится на свет его «клякса» лет эдак через… надцать. Когда «Иных уж нет, а те далече»

. У нас же иначе: арестовал – сразу поднимается писк и хай, во все концы порхают жалобы, проверяют вышестоящие инстанции, следуют оргвыводы. Лизоблюд и самодур-партработник в состоянии блестящую карьеру сделать, а идиот-прокурор себе шею свихнёт на первой же санкции. И никакой папа с «мохнатой лапой» не выручит.

– У нас не тот случай. Да и прокурор со следователем – ребята не промах, – удачно подкинул шефу комплимент Алексей.

– Дожил, – деланно насупился Двигубский, – уже подчинённые стимулирующие вливания производят. Ладно, убедил, уговорщик чёртов. Где там постановление?

Санкционировав арест, Двигубский возвратил дело Подлужному:

– Постарайся дожать его на признание.

– Постараюсь.

– А что… Женщин, которых в вытрезвитель доставляли, успели всех отработать?

– На две трети. Но брать похотливого фрукта надобно немедля, Яков Иосифович. Чтобы полку пострадавших не прибыло.

Проследовав к себе походкой победителя, следователь пригласил в кабинет обвиняемого и защитника. Без комментария вручив Воловому для ознакомления документ о заключении под стражу, Подлужный исподлобья следил за его реакцией. Милиционер, не веря глазам своим, трижды перечитывал текст, изложенный на казённом бланке, и въедливо изучал подпись прокурора и оттиск печати. Руки его заметно дрожали. Затем с постановлением ознакомился защитник. Парочка переглянулась меж собой, и Корольков отвёл глаза.

Воловой перевёл навыкате расположенные, по-женски миндалевидные глаза на следователя и глухо прохрипел:

– Недооценил я вас. Недооценил…

– Эх, Воловой, Воловой…, – с укоризной изрёк Подлужный. – Да разве ж дело во мне? Знаете, что мне пояснила Регина Платунова на вопрос о том, почему сразу не заявила на вас? Она посчитала, что в вашем заведении это в порядке вещей. Понимаете? Сегодня, по вашей милости, у молодой девушки вытравлена вера в милицию. Завтра, из-за следователя Подлужного, – в прокуратуру. Послезавтра, благодаря подлости секретаря обкома, – в партию. А там и до отрицания фундаментальных советских ценностей – последний шаг. И посему я с чистой совестью пытаюсь ампутировать раковую опухоль из вашей души. И посему я с чистой совестью внесу посильную лепту в ваше пенитенциарное перевоспитание, выражаясь высоким штилем. На энное количество лет. Окончательную меру вам отмеряет суд.

Ни слова не вымолвил Воловой в ответ. И даже потуги на раскаяние не прочёл «хирург» на его физиономии. В ожесточении прикусив губу, Алексей набрал номер телефона дежурного по райотделу внутренних дел:

– Здравствуйте. Звонит старший следователь прокуратуры Подлужный. Двигубский санкционировал арест сержанта милиции Волового. Попрошу срочно направить ко мне конвой.

4

Среда текущей рабочей недели оказалась весьма и весьма продуктивной. Поутру Подлужный, прихватив с собою Ситова Жана Леопольдовича, на «Волге», великодушно «пожертвованной» следствию Двигубским, умчался в Юго-Камск. Цель поездки заключалась в ознакомлении с материалами уголовного дела, возбуждённого по факту обнаружения в лесу обгоревшего трупа с признаками насильственной смерти.

В прокуратуре районного городка местный следователь Зырянов предъявил Ситову для опознания вещественные доказательства, изъятые с места происшествия. Художник в обгоревшем шёлковом лоскуте, изъятом из кострища в лесу, опознал остаток от шейного платка, носимого Бухвостовым. Аналогичным образом он опознал и туфли друга.

Данные судебно-медицинской экспертизы о причине смерти потерпевшего (скончался до кремации от острой кровопотери, вызванной, предположительно, ножевым ранением в область сердца) и его росте убеждали в том, что в лесном массиве предпринималась попытка полного сожжения тела Бухвостова. Потому Зырянов в ответ на запрос, заранее подписанный Двигубским, вынес постановление о направлении уголовного дела в прокуратуру Ленинского района для присоединения его к делу по факту убийства Марины Алькевич.

Принимая материалы, Алексей ознакомился с протоколом осмотра места происшествия. В документе, помимо прочего, имелись данные о ширине следа шин автомобиля, а также и описание повреждения, оставленного протектором правого переднего колеса: эллипс, большая ось которого равнялась 23 миллиметрам, а малая – четырнадцати. След овального дефекта на почве был зафиксирован не только посредством гипсового слепка, но и фотоснимком с приложением масштабной линейки. Наконец, присутствовала фотография колеи, образованная правым передним колесом. К сожалению, замер расстояния между двумя ближайшими отпечатками овального дефекта на земле, образованными одним оборотом колеса, не был выполнен. Однако, этот огрех, при наличии масштаба, был вполне устраним.

«Из дальних странствий возвратясь»

, Подлужный в своём кабинете более детально вник в содержание судебно-медицинского заключения трупа, сличив группу крови с данными экспертизы биологических выделений, обнаруженных на простыни и мужских трусах, изъятых в квартире Бухвостова. Их антигены также совпадали. Сомнений в том, что неподалёку от Юго-Камска было обнаружено тело именно Бухвостова, не оставалось.

С удовлетворением констатировав, что он находится на правильном пути, следователь вспомнил о Ситове, который терпеливо ожидал своей участи, сидя в фойе прокуратуры. Алексей пригласил Жана Леопольдовича и стал выпытывать у него информацию о бухвостовской цепочке с кулоном в виде тельца.

– А как же! Видел я эту вещицу, – порадовал его художник. – Был у Лёвы такой семейный раритет. А могу я полюбопытствовать: чего у органов такой интерес?

– Ищем эту вещицу, – уклончиво ответил следователь. – Жан Леопольдович, не могли бы вы нарисовать её по памяти?

– Отчего ж, – согласился тот. – Я ж специализируюсь на книжной графике. Набросаем. Найдутся карандаши? Бумага?

– Да бога ради, – улыбнулся Алексей, подавая писчий лист и простой карандаш.

– Э-э-э, – в свою очередь ухмыльнулся художник. – А вам нужна плоскостная композиция или изображение близкое к оригиналу? Объёмное? В цвете?