Тайны лабиринтов времени

– Любо, атаман!

– Пора в поход, засиделись!

Через три дня началась погрузка на корабли. Коней с собой не брали, их отдали в казачье войско, атаманам, которые не шли в поход за зипунами, а уходили в степь – на вольный промысел, на охоту за кипчаками.

Станица провожала казаков песнями и обильным застольем, на которое собрались со всех окрестных сел крестьяне, казачки, русские женщины да малые дети. В куренях казаков поселились рыбаки нескольких дружных артелей и сотня казаков, остающихся охранять курень.

Казаки еще не успели выйти в море, а по новому селу уже ходили гуси, бегали куры, а в лужах, развалившись в грязи, довольно похрюкивали свиньи.

Теперь у пристани стояли мокшаны, маленькие рыбацкие лодки, а не гордые бусы и стремительные чайки, тут же сушились сети. В землянках жили рыбаки холостые, а в домах поселились семейные казаки, они тут же стали обходить и вымерять землю вокруг домов, планируя, как и что сажать у дома, в сараи заводили коров, ставили заборы, которые были не нужны казакам. Курень наполнялся непривычными звуками для казаков-воинов, женским голосом и смехом детей, песнями и музыкой по вечерам на посиделках у околицы.

Курень обрел новую жизнь – и казаки, уходившие в поход, были рады – этому сельскому и мирному характеру своего куреня. Долго теперь кипчаки близко не подойдут к селу! На чурбан надели венок и фартук, а малышня размалевала ему рожу так, что без смеха пройти мимо было никак невозможно.

Посадка на корабли продолжалась весь день, затем обживали и устраивались с расчетом на долгое житие на кораблях. Драили палубы. Утром обрубили канаты и корабли, подняв паруса, вышли в море. Над морем понеслась казацкая песня:

Ах, казак, ты иди на войну,

Ведь у каждого татарина

Серебром изба завалена.

Заберешь его, убьешь его —

Он и не заметит…

Переходя море, казаки встречали купеческие корабли. Подходили к ним, Явор поднимался на борт купца, а казаки осматривали трюмы, освобождая рабов и беря за это выкуп серебром, одеждой, оружием, а купцов отпускали.

– Плывите, набивайте свою мошну, недосуг мне вас топить, но теперь уж сами, без рабов, гребите. Авось сдюжите, – говорил атаман.

Повстречали и турка с товаром, окружили его. Казаки, взойдя на галеру, лютовать стали. Янычар покромсали всех до единого, а корабль себе забрали, со всем добром, что турки прикарманили.

Среди рабов, освобожденных казаками, было немало моряков-греков и казаков – вот они и стали командой нового корабля в нашей ватаге.

В море встречали рыбацкие лодки и покупали у рыбаков весь улов их немалый. Явор всегда платил рыбакам по-царски, и они провожали нас, благодаря за щедрость.

Солнце зашло за горизонт в третий раз, когда наши корабли повернули носом по волне. В полдень впереди смотрящий выстрелил, казаки в тот же миг стояли в полной готовности к бою у бортов своих кораблей. Пушка была готова к бою, но все расслабились после окрика вартового казака: «Это чайки, атаман!».

Казаки разошлись, спрятав оружие. Запорожцы тоже увидели нас – и приготовились к бою: кто ж знает, какой черт на этих кораблях идет, турки захватывали чайки и не гнушались на них выходить в море и подманивать казаков. Запорожцы видели перед собой караван разных кораблей: струги, бусы, чайки и галера турецкая, вот и всполошились.

Казак всегда отличит турецкую галеру от греческой триеры или персидской галеры.

Явор приказал петь песню – и затянули казаки во все горло:

Ах, казак, ты ходи на войну,

Убей татарина-барина…

Чайки уже было выстроились в боевой порядок, но, остановив маневр, подхватили песню.

Запорожцы направлялись в Крым на султана. Явор имел беседу с атаманом запорожцев – и предложил идти вместе на Измаил.

–Караван-Сарай разграблен, а у татар крымских нет уже тех богатств, недавно казаки соседнего куреня потрошили того султана, они и казну его увели. Хан бежал в Стамбул, с одной голой задницей, бедняга, остался. С турками татары крымские не в ладах, нищие совсем, невольничий рынок только и спасает хана крымского от гнева султана турецкого. Измаил – вот где можно поживиться. Турки в эту крепость свозили рабов в большом количестве, все награбленное добро пиратов стекается в эту крепость, заморские купцы ее жалуют. Богатую добычу можно взять, славян из рабства освободить, да и турка побить не мешало, чтоб ему в дышло… Золота, ковров и побрякушек всяких ценных на всех хватит, с полными трюмами добра домой пойдешь. Подумай, атаман! – кричал Явор атаману запорожцев.

Чайки пошли с нами, но на второй день совместного плаванья разразились гроза и великий шторм. Корабли разбросало в море, под струями проливного дождя мы не могли даже видеть друг друга. Бус кидало как щепку с волны на волну, море разгневалось на человека, и всякого, кто в это время был в море, подстерегала смерть от разъяренной стихии. Бус заливало морской водой, и шторм бушевал, то поднимая его под самые облака, то опрокидывая в пропасть морской бездны.

Морская вода мощным потоком слизывала с палубы казаков, и те без покаяния тонули или, ломая кости о борта буса, о мачты корабля, гибли с проклятиями на устах, летя сломя голову от носа, через ют, на бак судна; а ветер завывал все сильнее и сильнее. Борта корабля угрожающе скрипели, а их переполненные трюмы грозили отправить нас на дно к морскому богу. Утром шторм закончился, небо стало чистым и дружелюбным, на море – штиль, в душе моряка – покой и радость, что живой, хотя и верилось в это с трудом. Сутки мы не двигались, на следующий день на палубе стали показываться казаки, все ходили, как чумные, пошатываясь от усталости, с бледными лицами и воспаленными красными глазами.

Казаки, что впервые вышли в море, даже на людей не были похожи, морская болезнь для них превратилась в адову пытку. Никто ничего не ел и не пил, казаки выползали из-под груды щепок и мусора, который еще недавно был ценным грузом или мачтой, ложились под солнце и, не шевелясь, приходили в себя. Полуживые от пережитого гнева господнего, казаки молились и восхваляли бога за то, что не забрал их грешную душу и не отдал дьяволу на растерзание.

Ночью Мишка по звездам определил, где мы находимся. Казаки уже пришли в себя, многие передвигались по палубе, но по-прежнему мы не могли увидеть хоть один корабль рядом с нами.

– Жив, бурсак? – спросил Явор. – Тогда пойдем – поедим. – Атаман, вероятно, ожидал увидеть на моем лице гримасу боли, а я согласился, проглотив ком в горле.

На следующие сутки все корабли собрались вокруг нашего буса, а еще через сутки вся флотилия была готова продолжить поход. Справили поминки по погибшим в шторме казакам и, помолившись, подняли паруса и направились к крепости.

Корабли бросили якорь вне поля зрения турецких наблюдателей, хотя мы понимали, что турки уже знают о нашем походе и давно готовы отправить нас в ад, но нужно было обдумать план нападения.

На турецкой галере взвился турецкий флаг. Казаки достали одежду янычар, вооружились ятаганами и взяли палки с наконечниками в виде полумесяца – этот скарб мы приобрели вместе с галерой и не стали его выбрасывать.

– А усы то, усы! – смеялись казаки. – Турок с казацкими усами! Бурсак – еще, куда ни шло, хотя и светловат для турка. Вас турки сразу раскусят, не, так дело не пойдет, треба других хлопцев наряжать.

– Атаман, давай подойдем к берегу ночью под турецким флагом. Я научу казаков, ну, скажем, человек десять, кричать на турецком языке разные команды и отдельные слова. Мы их расставим вдоль берега, и они громко начнут переговариваться.

– Так, говори, я слухаю.

– Мы отвлечем их внимание, а сами будем подходить к крепости, продолжая выкрикивать турецкие слова. Заставим их поверить, что к берегу подошла к ним подмога.

В сумерках наша галера подошла к берегу – и на пристань вышли казаки, они разбежались, словно зайцы, выпущенные в поле, и тут же стали выкрикивать фразы, которые звучали коряво, порой я не мог понять, что они кричат.

Я направился к воротам крепости.

– Кто вы? – услышал я окрик часового на крепостной стене.

– Воины Аллаха, открывай ворота!

В крепости и правда поверили нам, и тревогу не подняли, пушки молчали. Казаки постепенно подтягивались к воротам крепости, долго не было ответа, уже ночь успела закрыть море.

Чайки и струги подошли к берегу, и казаки, не таясь, стали высаживаться на берег. На турецкий берег вышли почти все казаки, на кораблях оставались пушкари и по одному десятку моряков.

Есаул подошел ко мне и передал приказ Явора возвращаться на бус. Как только я оказался на корабле, мы вышли в море. Луна освещала берег, и мы в подзорную трубу видели, как казаки скопились у стены крепости, продолжая переговариваться и возмущаться на турецком языке. Наконец, ворота стали медленно раскрываться, и казаки бросились в крепость. Раздались первые взрывы, и поднялась стрельба. Бой продолжался всю ночь, а наутро над крепостью взвился казацкий стяг. Явор, вооружившись подзорной трубой, встал на носу буса.

– Что там атаман? – спрашивали казаки.

– Галера идет прямо на нас, знатная будет добыча, вот почему нам турки поверили, оказывается, они и вправду ждали помощь. Вот и дождались, павлины в шелковых одежах, наверняка князек какой-нибудь со свитой плывет к нам в руки. Явор оторвался от подзорной трубы и рыкнул на нас: – Чего рты раззявили, а ну, живо на весла! Вперед, приготовиться всем, бурсак и Миша – к пушкарю, остальные – распределиться вдоль бортов, будем брать на абордаж турецкую лоханку.

Струги и бусы пошли за нами в погоню за галерой, корабли расходились, пытаясь окружить и не дать маневрировать турецкому судну. Галера уходила – и наши мелкие, по сравнению с турецкой галерой, суда не могли ее догнать. Вскоре струги, сработанные чернецкими мастерами, стали отрезать галере выход в открытое море, они, словно гончие псы, окружили хитрую лисицу со всех сторон и гнали ее на охотников.

Турки пытались вырваться и уйти под прикрытие пушек крепости, Явор приказал разорвать кольцо окружения и пропустить галеру к крепости.