Тайны лабиринтов времени

Тогда я спросил с недоумением:

– Но разве святой отшельник, живущий вон на том холме, не совершает похоронных обрядов над вашими умершими?

– Какой отшельник? – спросил удивленно староста.

– Тот древний старец, который вчера вечером и направил меня в вашу сторону. Я попросился на ночлег в его святую обитель, но он прогнал меня, сказав, чтобы я шел сюда.

Селяне посмотрели друг на друга с нескрываемым недоумением. После долгого молчания староста сказал:

– Достопочтенный господин, мы всего лишь темные, бедные селяне и просим нас извинить, но на том холме нет – ни скита, ни отшельника. Более того, вот уже на протяжении многих поколений в окрестностях нет никого, кто мог бы совершать священные обряды.

На это я пожал плечами, и возражать не стал. Я понял, что моя вчерашняя встреча с отшельником – проделка злого демона, который воспользовался моментом, когда мой добрый ангел-хранитель, по какой-то причине, ненадолго потерял меня из виду. Но после того как я распрощался с гостеприимными жителями хутора, расспросив их подробно о своем дальнейшем пути, я все-таки решил еще раз взглянуть на тот самый холм. Как это ни странно, я обнаружил скит отшельника на том же самом месте, что и вчера. Однако на этот раз престарелый обитатель сам пригласил меня в свое жилище. Когда я вошел, согнувшись в три погибели, отшельник униженно склонился передо мной, восклицая:

– Прости меня, Христа ради, божий человек!

– Вам не следует стыдиться того, что отказали мне в ночлеге, старче. Вы ведь направили меня на хутор, где мне оказали радушный прием, и я благодарен вам за это.

– Мне не за то стыдно, – сказал отшельник, – я все равно не вправе давать приют смертным. Стыд сжигает меня из-за того, что вы видели меня в моем подлинном обличье. Ведь тем Упырем, который на ваших глазах пожрал тело усопшего прошлой ночью, был я.

Сжальтесь надо мной, божий человек, и позвольте мне поведать вам мой тайный грех, за который я и был ввергнут в этот страшный образ. Давным-давно, так давно, что я уж и не помню, когда, я был священником в этом малонаселенном краю. На много верст вокруг здесь не было никого, кроме меня, кто мог бы совершать церковные обряды. Поэтому жители Дикого Поля вынуждены были приносить своих умерших сюда, зачастую находясь в пути по нескольку дней.

Сперва я ревностно служил Богу и справно исполнял возложенные на меня церковные обязанности. Но со временем меня обуяли гордыня и корысть. Поскольку я был единственным священником в этих местах, я понял, что могу извлекать прибыль из своего положения. Я пренебрег своим священным долгом. Грубо отказывая родным покойного, я вымогал у них подношения в виде еды, одежды, злата и серебра. За эти гнусные деяния Господь покарал меня, обратив после смерти в упыря.

И с тех самых пор я вынужден питаться телами людей, умерших в этом краю. Я пожирал каждого, и вчера вы видели меня за этим занятием.

Теперь же, Божий человек, я умоляю вас не отвергать моей просьбы: прочтите молитву и помогите этим избавиться мне от того ужаса, в коем я пребываю бесконечно долго.

Высказавшись и облегчив душу, старец покорно опустился наземь предо мной.

Пораженный до глубины души, я, встав на колени, глубоко склонился в поклоне и зашептал «Отче наш». Трижды прочел я молитву, уйдя душою к Господу и отрешившись от земного, а когда поднял голову, увидел, что отшельник исчез. Исчезла и его обитель. А себя я обнаружил, стоящим на коленях в высокой траве возле древнего, вросшего в землю и покрытого мхом каменного креста, истертого временем и непогодой. На шероховатой, побитой ветрами поверхности каменного изваяния еще можно было прочесть чудом сохранившиеся буквы, складывающиеся в слова «раб божий».

– Иди, бурсак, есаул пристроит тебя, на довольствие поставит и присмотрит, на всякий случай, что да как.

Курень атамана Явора был обнесен земляными насыпями и рвами с водой, за которыми торчали вбитые в землю острые деревянные колья.

От пристани вела дорога к куреню (это несколько построек для складирования оружия, продовольствия и небольшие дома для казаков, конюшни и ремонтные мастерские, конечно, кухня и баня).

Струги, бусы и чайки стояли в заводи у пристани. Ватага и укрепления, построенные казаками станицы, могли выдержать осаду целой армии. Дальние дозорные и караульные на сопках и валунах – укрывались в замаскированных окопах. Они следили как за степью, так и за морем, сами оставаясь невидимыми для противника.

Явор старался все организовать так, чтобы не повторилась трагедия, и люди не погибли от рук татар или османов.

Отряды вооруженных казаков дежурили в землянках, построенных перед земляными насыпями в форме подковы и укрытых лапотником, листьями, ветками и травой.

В центре куреня земля была вытоптана сотнями ног и образовывала круг – майдан, где решались самые важные вопросы ватаги. На майдане стояли длинные, грубо сколоченные, столы. Они прятались от солнца под навесом, крытым камышом. За теми столами ватага трапезничала. Рядом со столами помещалась поварня, представляющая собой несколько огромных чугунных котлов, подвешенных над кострищами, в них готовили кашу или похлебку.

В курене была своя кузня, где заправлял Макар кузнец и его помощник Ольша.

Явор своего дома не имел, а жил на бусе, в капитанской каюте. Войско атамана Явора насчитывало десять сотен казаков. Если выпадало время, когда казаки не воевали, то основными занятиями становились охота и рыбалка. Казаки были умелыми добытчиками, скот прикупали в деревнях, в кузне делали для селян подковы, косы, серпы, топоры, плуги и бороны, которые обменивали у крестьян на хлеб и другие съестные лакомства.

В станице поддерживалась удивительная чистота, в конюшнях стояли сытые кони, готовые к бою.

Явор готовился к походу и ждал подходящего момента для начала боевых действий, казакам нельзя давать расслабляться, иначе забалуют. Сотня каждый день объезжала окрестные села, и кипчаки не совались в эти места. Селяне были довольны и не хотели, чтобы войско уходило в поход. А к походу все было готово. Съестные и огненные припасы, оружия чуть ли не на целую армию, чайки и бусы проконопачены и просмолены, даже пошиты новые паруса.

Казаки все чаще стали посещать корчмы и шинки в окрестных селах, и селяне привозили их на возах в непотребном виде, сгружая тела на майдане. Явор не давал евреям торговать спиртным в станице, но пьянки становились неотъемлемой частью жизни казаков.

Атаман сидел за столом и пил чай с малиновым вареньем, когда к нему подошел старший дозорного отряда.

– К тебе девка с хлопцами, в поход просится. – Явор поперхнулся и, повернув в сторону казака голову, многозначительно посмотрел. – Ну, ей богу, атаман, девка в поход просится.

– В Сечи с тебя голову бы срубили за такую известию. Кто в курень девку пустил?

– Они издаля пришли, орда их пожгла, все, кто остался цел, пришли к нам.

– Пошли на майдан.

Девушка была одета в шаровары, вышитую сорочку, перепоясана кушаком, а за ним виднелись пистолеты, на боку висела турецкая кривая сабля. Сорочка была вся в пыли, на голове короткие волосы. Девушка заметила взгляд Явора.

– Я косы обрезала, когда орда приближалась к нашим селам. Драться и стрелять я умею – не хуже тебя, атаман.

– А если я проверю?

Явор скинул свитку, снял саблю. Девка бросила на землю пистолеты и сняла саблю.

Весть о том, что атаман будет драться с девкой на кулаках, моментально облетела всю станицу. Казаки сбежались на майдан.

– Где видано, чтобы сечевой атаман с девкой на кулаках дрался? – кричали казаки. – Не бывать этому! Выгнать девку с куреня!

– Братья казаки, – обратился Явор к казакам. – Мы не в Сечи, и перед нами море, а не Запорожье. Если девка рубится и бьется, как казак, она станет первым есаулом-женщиной над своими людьми. Принимаем бой, братья казаки?

– Принимаем! Да! – закричали казаки.

Поединок походил на драку медведя и рыси. Атаман бросился вперед – и кулаки засвистели в воздухе. Девушка присела – и проскочила под руками Явора.

Оказавшись у него за спиной, она прыгнула атаману на спину и хлопнула ладошами ему по ушам. Ошалевший от боли атаман схватил ее за сорочку двумя руками – и, что есть силы подбросил девушку вверх. Она взлетела и, получив удар по ребрам и корчась от боли, стала извиваться в воздухе. Явор сдавил двумя руками свою голову, чтобы, хоть на время избавиться от боли, а девушка улетела за несколько шагов от атамана.

Каждый удар казаки сопровождали криками и смехом, каждое передвижение противников вызывало живейший интерес казаков.

Девушка вскочила на ноги, и – не успел Явор прийти в себя – как кинулась в драку. Атаман, наверное, мог убить ее кулаком, но она исхитрилась вцепиться зубами в его руку. Явор взвыл – и ударил кулаком девку по голове. Она, оглушенная ударом, упала на землю.

Явор с видом победителя выпрямился, но неожиданно для себя получил удар головой под ребра. Атаман свалился, словно подкошенный.

Девушка и атаман лежали в центре майдана – и только постанывали. Явор поднялся:

– Бери свое оружие и иди за мной.

У майдана стоял деревянный воин-чурбан, он держал длинную палку. Явор стал за воином и приказал девке изрубить деревяшку.

– Представь, что это ордынец. Ну, давай!