Тайны лабиринтов времени

Два молодых сармата привели белого барана – символ небесного и чистого блага. Ему связали ноги и повалили на землю. Жрица достала из ножен жертвенный кинжал – и белая шерсть барана обагрилась кровью. Жрица наполнила золотую чашу жертвенной кровью и передала ее вождю. На холме были сложены сухие ветки и укрыты таким же сухим мхом. Жрица бросила из бронзовой чаши тлеющие угли на мох. Огонь разгорался быстро. Вождь вылил из золотой чаши жертвенную кровь на огонь.

– Вскоре мы обагрим наши костры жертвенной кровью врагов наших.

Степь разорвало ржанием коней, бряцаньем оружия и громкими голосами воинов.

– Войско готово, вождь.

Впереди войска шла тяжеловооруженная конница, она сметала на своем пути любую преграду. Воины держали в руках копья с железными наконечниками, длинные мечи-акинаки висели у пояса каждого всадника, кроме того – лук на спине и железный панцирь на груди, а на голове полусферические железные шлемы, похожие на конусообразные колпаки; красивая и устрашающая броня закрывала коня. Тяжелая конница сметала со своего пути пехоту, конницу, фланговые отряды и любые оборонительные заграждения. Такая конница была только у сарматов. Все племена, живущие на побережье Румского и Гирканского морей, были благодарны скифу Лиду, он первый в Скифии стал плавить камни, из которых вытекало расплавленное железо. Следующий отряд конников – это воины не в железных доспехах, а, как скифы, в кожаных, а бычья кожа хорошо защищает от стрел и мечей. На воинах такие же конусообразные, только кожаные, шлемы. Щиты из дерева, дротики, короткие акинаки, луки с колчаном за спиной брала были у легкой конницы, часто используемой в разведочных целях. Наконечники стрел смазаны ядом, от них противнику не спастись и не излечиться. Но не в стрелах сила, а в скифских скакунах и мастерстве воинов сарматов.

«Когда сарматы появляются конными отрядами, едва ли какой народ или племя может им противостоять», – писал Тацит.

Олгасий гнал лошадей, торопясь принести в город весть, которая изменит всю размеренную жизнь городских семей; кочующих скифов и женщин-воинов, живущих в женской общине; мужчин, сидящих у гончарного круга, строящих дома, ведущих торговлю, лечащих людей и поющих на площадях – всех, кто мог стать воином. Олгасий невольно стал вспоминать рассказы об Опис, предводительнице женщин-воинов.

Она – правительница женской общины, и ей решать, когда произойдет встреча воинов скифов с женщинами общины. Два раза в год воины-мужчины могли встретиться с воинами-женщинами для продолжения рода. Женская община воспитывала только девочек; мальчиков отдавали мужчинам на воспитание. Так и кочевали, усваивая науку войны: девочки – со скифскими амазонками, а мальчики – с охотниками и воинами, мужчинами. С семи лет детей учили ездить верхом, владеть акинаком, вести кочевое хозяйство.

Олгасий мчался на молодой гнедой лошади. Задерживаться нельзя, поэтому рядом с ним шел аллюром молодой жеребец под седлом, готовый прямо на скаку принять воина на свою спину и понестись вперед быстрее ветра. Скиф – отменный всадник, с малых лет привыкший к конской спине, и Олгасий перепрыгнул в другое седло, не сбавляя скорости скакунов. Кони даже не заметили ничего. От всей фигуры князя веяло мощью. Предки постарались, заложив прекрасную основу телу этого воина: мощный торс, крепкие ноги, привыкшие сжимать бока скакуна, чтобы управлять им в бою, а свободные руки нужны, дабы держать лук и метко разить противника.

И чего люди ищут на чужбине, рассуждал князь сам с собой, чужое – оно и есть чужое, будь то людская речь, обычаи или боги. Им просто придется убить всех нас и, бросив свою родину, поселиться на нашей земле. Зачем им это надо? У скифов давно мир, небольшие стычки с соседними племенами – это не война. Скифия торгует с персами, кормит их… Ведь так они и голодными могут остаться… Глупые совсем, что ли?

***

Персы решили завоевать земли скифов: об этих кочевниках ходили разные сказки и слухи, но у них были города, а в них – золото. Знаменитое золото скифов! Искусные мастера все-таки у этих варваров, думал царь царей, рассматривая женский гребень из клыка вепря с вырезанными фигурками коня, сражающегося с волком.

В империи персов побаивались скифских воинов. Помня их набеги и горечь своих поражений, персы еще не забыли скорбь по погибшим, и царь царей сыграл на этом, он использовал горе людей и призвал империю к мести. Дарий не верил в сказки о скифах. Дескать, они четырехрукие, сидящие на скакунах задом наперед; стреляющие из лука, стоя на коне и без промаха, да еще и во время бешеной скачки. Как они могут управлять конем, когда руки все время держат лук? Ну, разве и вправду это возможно, если иметь четыре руки…

Олгасий летел в город предупредить царя о персах. Издали заметив конный разъезд, патрулировавший степь, князь придержал коней и поднял руку в знак приветствия. Разъезд должен был сопроводить воина в город. Миновав земляной вал, они въехали на улицу и помчались к царскому шатру. У скифов не принято показывать свои чувства и поведением демонстрировать свои мысли, их лучше держать при себе. Весь путь от границы города со степью и до шатра прошел в тишине, слышались только ветер и стук копыт. На ходу Олгасий спрыгнул с коня, бросил поводья охранникам и побежал к шатру. У входа стоял рослый воин сармат. К чему царю сарматская охрана, своих, что ли, мало?

– Персы с моря пришли, все воины, и готовы к войне. Много их, царь, очень много.

Олгасий посмотрел на сармата: тот стоял, словно каменный, если бы сармат не занимал своей фигурой изрядную часть шатра, его можно было бы и не заметить. Князь спокойно ждал, теперь нечего суетиться, он сделал все, что мог, только сейчас его пыл остыл от сумасшедшей скачки и напряжения. На улице погода далеко не летняя, но скифы не боятся холода, спят на голой земле, даже если та покрыта снегом. Воинам не нужны теплые постели, как разнеженным персам. Здесь, в городе, совсем другое дело: дома, а в них спальня, матрасы мягкие, комнаты теплые и вода под боком. Олгасий ждал распоряжений царя и не двигался, хотя очень хотелось расслабить ноги, размять шею и спину. Правитель молчал. Завалиться бы сейчас прямо тут, на земле, под голову седло, и проспал бы, наверное, до вечера, размечтался князь.

– Устал?

– Я устану, когда не смогу больше держать меч.

– Иди, потом вызову.

Олгасий вышел из шатра и взял коня, того уже накормили, и он, довольный, фыркал и дружески заглядывал в глаза. Князь, впрочем, как и любой скиф, любил своего скакуна – это брат и боевой друг. Быстро потемнело тут, у Румского моря, ночь наступает почти мгновенно. Только что на небе было солнце, зашел в шатер на минуту, а выйдя, уже не увидишь солнца, яркие крупные звезды покрыли черное небо своим сверкающим ковром.

Скифу-кочевнику не по себе в городе, непривычно как-то, но куда ни бросишь взгляд, он обязательно упрется во что-нибудь. В степи не так, там раздолье, она огромная и такая же, как море, безбрежная. Выглянешь из-за повозок, если в стане ночуешь, – и взгляд скользит по степи, сердцу приятно. Тревожно, когда взгляд зацепился за что-нибудь, жди беды. Вокруг стана всегда кругом ставят повозки, круг настолько велик, что внутри помещаются и скот, и люди. Повозки – хорошая защита от степных хищников, а от людей прятаться уже разучились. Соседние племена, если бы надумали напасть, то постараются сделать это не в степи, в ней незаметно даже заяц к стоянке кочевников не подберется. Скифы часто уходят в лес, там они соседствуют с теми же сарматами, вот там, конечно, может лесной народ рискнуть и напасть. С наступлением ночи воины разжигают костры, и Олгасий с удовольствием вспоминал, как когда-то вдыхал его запах.

Сарматы и скифы сидели своим кругом: дружба дружбой, а душе приятнее среди своих, родных и близких твоему сердцу. Скифские женщины прячут в повозках детишек на ночь, рядом укладываются спать сами. Никто еще ничего не знает. Мужчинам хочется повоевать, но то, что видел Олгасий, не отпускает и грызет изнутри, не дает расслабиться и осознать, что он, наконец, дома, и после стольких лет разлуки звучит родная речь и пахнет детством.

Сколько же их пришло по нашу душу? Война… Я и сам еще толком не могу осознать, почувствовать кожей свое будущее. Я бы спрятал женщин и детей, да побыстрей, думал Олгасий. Чего гадать, царь примет верное решение, и он не глупее меня. Я подошел к костру, вокруг которого сидели сарматы. Законы гостеприимства для всех святы: прикоснувшийся к очагу или испачкавшийся его сажей получает защиту всего племени.

– Мы слышали, что ты с границы с вестями?

– Персы не любят холодов.

– Зато горазды пить вино и согреваться изнутри.

Все засмеялись. Скифа и сармата споить невозможно, и не потому, что могут много выпить, а потому как не пьют. Греки, те праздников, в которые можно напиться, придумали столько, что времени на работу или войну едва хватает. Насмотрелись скифы на пьяных эллинов – они, словно свиньи. Олгасий сейчас вспомнил, как жалел греков и думал: ведь помрут, не доживут до утра, а они чуть свет – и за кувшин. Руки дрожат, вино по всему лицу стекает, пока грек жажду утолит.

У костров одни разговоры – сарматы и скифы гадали, зачем персам Скифия? Сколько ни спорили, сколько ни обсуждали – ничего так и не поняли. Пришли к выводу, что пусть царь думает, на то он и царь, а наше дело воевать, а не гадать. Постепенно все притихли и стали засыпать, только слышен далекий вой волка, да пофыркивание лошадей. В степи на волков до полуночи не обращаешь внимания, зато под утро от них не станет покоя. В лагере каждый знает свое дело, дозорные быстро с волками расправятся, даже будить никого не будут. На зорьке вся степь как на ладони, к становищу подойти незамеченным нельзя.

Первые лучи солнца разбудили меня и, прищурившись, радуясь ярким лучам и сладко потягиваясь, я размял застоявшиеся за ночь мышцы. Теперь купаться! Конь с радостью пошел к морю. На берегу еще никого не было и, потрогав ногой воду, я ощутил легкую дрожь – прохладная. Море не замерзает зимой, и, бывало, снег идет, а морской водой умоешься – и вся усталость улетела куда-то. Сегодня солнечный день, но настоящее лето еще не началось, и разве что умыться самому, да коня ополоснуть, а воздух какой – дух захватывает! Море и степь очень похожи между собой, поэтому наш народ так полюбил эти бескрайние просторы.

Примчался гонец от невров. Они живут на севере, но так же, как и сарматы, – близкие друзья скифов. Вероятно, царь собирает военный совет, и придется дожидаться его решения.

Невры обитают в лесу и большая поляна для них, наверное, редкость. Города же они и вовсе не строят. Среди племен о наших городах ходят легенды, лишь сопровождающие вождей и старейшины родов, видели наши города, вот и ходят фантастические рассказы о нас. Мы также верим в сказки о воинах соседних племен. Я знаю, что невры умеют превращаться в волков; когда нужно атаковать врага, с пронзительным волчьим воем бросаются они в атаку. Ужас! Прямо мурашки по коже. Невров у нас не любили, не раз они, дав слово, тут же нарушали его – и ищи их в дремучих лесах, могут предать или просто сбежать, не то что сарматы.

Ополоснув коня, сам окунулся в море, – и пора идти к шатру. По дороге высохли одежда и конь. На пороге шатра стоял царь.

– Корабли, чьи?

– Триеры, мой царь.

– Значит греки.

– Да, они.

– Зайди, князь. Поскачешь во Фракию, морем туда не попасть. Еще не разучился сутками в седле сидеть? У греков, небось мягкотелым стал за столько-то лет?

– Я бывал в Истре, а оттуда куда прикажешь, царь?

– Язык ойранцев знаешь?

– Знаю, и греческим владею, знаю языки сарматов, персов и римлян.

– Поскачешь на заход солнца к Истре, там Фракия. Пересечешь вдоль моря, переправишься через Герру к ойранцем, вернее, на подвластные им земли. Они, как и невры, живут сами по себе, но делают все с оглядкой на персов. Ойранцы боятся и персов, и нас. Сарматы свернули шею их предыдущему царю, а мы побили греков и вынудили считаться и уважать нас. Персы сильны, и их армия огромна, хотя три года о них не было ни слуха, ни духа. Близко не подходили к нашим берегам.

– Царь, мы ведь торгуем с ними. Берем их монеты, они принимают нашу монету как равнозначную, греки обязались дружить с нами и обучать детей наших, а сами корабли им дали, и армию их на смерть нашу переправили через море – это как?

– Греки малодушны, а у кого сила, с тем им и по пути.

– Царь Египта кланялся тебе, царь, умоляя не разорять его земли.

– Египет слаб, римляне ослабили его настолько, что нам не составило труда привести их в повиновение, да нам и не к чему было это. Персы – вот причина нашего похода, теперь они три раза подумают, прежде чем нас идти воевать, а Египет наглядно показал, что мы могущественны. Вот ведь зверьковый народец, напакостить хотят на всей планете. Ну, ничего, мы руки им отобьем.

За шатром послышался гул – и ноги сами по себе стали ритмично подпрыгивать. На водопой по степи двигалось стадо туров, огромные быки бежали вокруг своих серо-голубых коров. Не дай бог оказаться у них на пути. Люди и туры ладили между собой, все зависело от количества животных и встретивших их всадников. Если воинов было больше, а быков мало, то туры, увидев людей, уступали им дорогу. Медленно и нехотя, наклонив свои огромные головы и наблюдая за людьми, гиганты расступались. Быки готовы в любой момент втоптать людей в землю, что бы им это ни стоило, но, уважая силу, отступают. Но когда туры чувствуют свое превосходство, их ярость страшна и стремительно смертельна. Они выставляют рога – и с утробным ревом, дразня и зля сами себя, хлеща своим хвостом по своим же ребрам, кидаются на людей, – и мощи, равной силе этого разъяренного стада, уже не сыскать. Стадо прошло – можно и беседу продолжить. Хотя шатер находился в самом центре города, но грохот бегущего стада туров заглушал любой голос, и требовалось кричать, при этом все тело тряслось. Вибрация земли переходила на тело и сказывалась на речи. В шатер зашел сармат:

– Царь, тебе зеркало принесли.

Я никогда не видел такого огромного зеркала. Скифы пользовались маленькими зеркальцами, хранившимися в специальных чехлах на поясе, рядом с полотенцами из скальпов врагов. То, что Олгасий увидел, потрясало воображение, в зеркале отражался весь шатер.

Скифы не берут с собой в дорогу ничего лишнего, только необходимое: колчан, стрелы и, может быть, то, что невозможно добыть в самой степи и Олгасий взял ножи, зеркальце и полотенце. Ехать нужно тайно и поэтому тихо, не вступая в стычки с врагами, однако скальпы пригодятся, чтобы менять свою внешность. Скифские воины – посыльные царя, должны превратиться в тени и проскакать через всю степь, переправиться через море и не быть никем замеченными. Следов после себя оставлять нельзя, и даже памяти о всадниках-скифах, у случайно встреченных ими по дороге, не должно остаться.

– Дары брать с собой? – спросил я у царя.