Лишь вдохновению коснуться их дано —
ничейных, реющих над строчками огней,
над шпилем с ангелом, – и, возвратясь в окно,
все, что напишется, – подсказывать верней.
Не удивляйтесь же, когда – среди стихов —
вдруг что-то близкое почувствуете в них!
От ваших дум они, они от ваших снов —
и самых горестных, и самых золотых…
1998
Домашнее сочинение
Ребенок пишет сочинение —
сопит, пыхтит над каждой строчкою:
осмысливает приключения
Гринева с капитанской дочкою…
Ему куда как скучно, муторно
в их судьбы сложные заглядывать.
Он из-за них лишен компьютера,
досуг он должен свой откладывать!
Ему своя судьба – как мачеха.
И я:
– Читай, – рычу, – я слушаю! —
а сам-то вижу, что у мальчика
есть много общего с Петрушею.
Ведь недоросль, подумать ежели,
и льнет к забавам ерундовым…
Его мы слишком долго нежили,
а надо б – как отец с Гриневым!
Вот и сидит он так расслабленно:
хитрит, глядит как бы страдающе…
«Попалась Маша в лапы Швабрина…»
Да, Швабрин – это сволочь та еще.
И чем не голубей гоняние —
все эти файлы, сидиромы!
А впереди – времен зияние,
и тучи всякие, и громы…
А ну как там в мое отродие
уставит жизнь хмельные зенки:
«Что, страшно, ваше благородие?
Небось, душа ушла в коленки?!»
И что – не струсит, не отчается?
Ведь парень все же, а не девица!
Коль здесь списать не получается,
и там на это – грех надеяться…
Но ежели своим тулупчиком,
случись такая незадача,
в буран – с нечаянным попутчиком! —
поделится, о том не плача,
и ежели решит по совести
свой выбор делать, коль придется,
как юный прапорщик в той повести…
Глядишь, и с ним все обойдется.
1998
Мойка, 12
Александр Сергеевич, сидя в кресле, смотрит во двор из окна.
Видит памятник свой, и сарай каретный, и двери конюшни.
«Ишь, как двор замостили, – думает, – реставрация-то нужна,
но с персидской сиренью было уютнее и воздушней…»
Видит: люди идут через двор, свет в окнах арочных
во втором этаже.
Что-то там, над конюшней, опять происходит, а что —
непонятно…
«Двести лет, Бог ты мой, неужели мне двести уже!» —
с грустью хмыкает, по паркету прохаживаясь туда и обратно.
– Слышь, Никита, – говорит камердинеру, – а что это снова
вон там,
во втором этаже?
– Сам не знаю, барин, а музейщики бают:
нынче там господа-стихотворцы – Комаров, Левитан —
выступают…
– Н-да, – говорит Александр Сергеевич, на что-то сердит.
Трубку раскуривает, на тираж «Современника» смотрит —
давненько вышел…
Арапчонка погладит чернильного, в окно опять поглядит:
– Комаров? Левитан? Нет, не слышал.
1999
Дорожное эхо
На семейную тему
Наши жены – женщины трудного поведения,
потому что им хочется внимания, понимания и обхождения,
и чтобы достаток в доме, и любящий муж, и вообще —
почему это он опять не в тапочках, и откуда этот мел
на плаще,