все в покое живем и в достатке —
ни на что, кроме пользы, не падки.
Ибо держится жизнь здравым смыслом,
равно свойственным чувствам и мыслям,
ибо знают у нас даже дети,
что чудес не бывает на свете…
И сидим мы с вином или чаем,
и внимания не обращаем,
телевизор включив ненаглядный, —
кто там хлопает дверью в парадной?
Между тем, никому не знакомо —
вверх по лестнице нашего дома —
неизвестно, зачем и откуда,
несказанное близится чудо.
Вот и чудится нам, но не четко —
то ли старого друга походка,
то ли туфельки нежной подруги
по ступенькам взлетают, упруги…
И забытые дивные вещи
вспоминаются ярче и резче —
чувство счастья, сердечная смута,
светлый день, золотая минута…
И глядим мы в глазочки дверные,
но пустынны площадки ночные,
и слезятся глаза, как от дыма,
а оно-то все – мимо и мимо…
Мимо окон и матерной строчки,
мимо полых шприцов в уголочке,
мимо лестничной кошки пугливой,
замурлыкавшей вдруг и счастливой…
И звонок уже там раздается,
где кому-то, как нам, не живется!
И за что ему это, не знаем,
как смеялись над ним, вспоминаем,
как учили: живи, мол, как все мы,
мол, не делай из жизни проблемы,
мол, на свете чудес не бывает!
Вот спешит он, вот дверь открывает…
1997
«Привычка дивная – умение „на вы“…»
Привычка дивная – умение «на вы»
общаться в обществе, где мы свой гонор высим,
а не с начальством лишь, где полон рот халвы
и тыкнуть боязно – мы от него зависим.
Уж не от рабства ли – с монголов и татар —
в наследство взяли мы бесцеремонность эту?
Ишь, как мы тыкаем друг другу – млад и стар,
и с хамством маемся, и в спорах толку нету…
А, ростом с мальчика, известный наш поэт —
из лучших нынешних – взял в правило когда-то
и только выкает. И мы с ним столько лет
«на вы» общаемся, а не запанибрата.
А ведь и ценим же, и любим, и зовем
солидно, с отчеством – и нет в нас пиетета…
Зато как вежливы, как сдержанны при нем,
как на воспитанность почти похоже это!
И взять хоть Англию – там «ты» не говорят.
Нет в языке у них такого обращенья.
И все там здравствуют, и многое творят
получше нашего, и стоят восхищенья!
Давайте ж пробовать не преступать черты.
«Большое видится, – Есенин прав, конечно, —
на расстоянии», – и, значит, слово «ты»
мешает виденью…
А время – быстротечно.
1997
Дядя Витя
Дядя Витя монтер был опытный, и партийный, и из народа —
молчаливый такой, безропотный, но со странностью
раз в полгода.
Так, в дежурке рукою правою сигарету зажмет в щепоти:
– «Ой, рябину, – слыхали, – кудрявую»! Это ж я написал, на флоте.
Мол, еще молодым, при Сталине, сочинял стишки на линкоре.
Мол, украли на базе, в Таллине, у него тетрадь в коленкоре.
Мол, хранил все стишки в тетради он, мол, о строгом забыл режиме…
А теперь их поют по радио – под фамилиями чужими!
И глаза голубые, тусклые. И стоит на своем, как стенка…
И «Войны, – мол, – хотят ли русские?» – никакой, мол,
не Евтушенко!
– Кто ж украл? – Отвечает: