Шестого ноября у всех было предпраздничное настроение, Николай еще с утра съездил к себе на Кржижановского, снял показания со своего счетчика, сходил и оплатил коммуналку, прибрался в комнате, закрыл балкон.
В комнатах у соседей гремела музыка, звенели стаканы, там уже отмечали праздник заранее, но его это мало касалось, он запер свою комнату и поехал на проспект Мира.
Какой разительный контраст, чистота, тишина в большой квартире, где царил матриархат, даже Тишка уютно дремал на своем половике у двери, а в воздухе благоухало праздничными пирогами, аж слюньки потекли у проголодавшегося художника.
В коридоре появилась его Оля, как волшебница, на подносе блюдо с пирожками, кофе в кофейных чашках, они закрыли за собой дверь комнаты, и в их райском уголке наступил праздник.
Поздно вечером, когда все готовились ко сну, раздался звонок в дверь. Тамара Федоровна открыла, и ей вручили телеграмму.
«Коля, тебе телеграмма из Алатыря!»
Николай вышел в коридор, взял телеграмму:
«Коля, срочно приезжай, умер отец. Дядя Митя.»
Прочитав ее несколько раз, вернулся в комнату, сел. Вскочил.
– Надо ехать на вокзал, за билетом.
– Я с тобой, одного не отпущу, – Ольга видела, в каком он «никаком» состоянии, – мама дала сто рублей тебе на расходы, больше нет. У нас с бабулей тоже дела плохи. Мало ли что.
В кассах на Казанском вокзале пришлось постоять в очереди, Николай показал телеграмму, купил билет на первый же поезд, идущий через Канаш, вернулись домой.
– Надо бы брату позвонить в Мурманск, хотя, дядя Митя наверняка и ему послал сообщение.
– Коля, давай поспим немного, – прикорнули, настало утро.
После завтрака Николай уже собрался на выход, как приехал всполошенный брат Володя из Мурманска.
– Я как получил телеграмму, сразу в аэропорт, прилетел и на такси прямо к вам, – сообщил он, с любопытством оглядываясь.
Ольга принесла из кухни поднос с кофе и бутербродами.
– Выпейте по чашке кофе с колбаской, тогда поедете, время еще терпит, – возражать ей братья не стали, после кофе они взбодрились, оделись: – Все, пора ехать.
Николай чмокнул Олю в щеку, кивнул остальным, и они с братом поспешили на вокзал. Им удалось купить билет на тот же поезд, и даже вагон, только места разные.
Поехали. Посидели на Вовиной полке в купе, перекусили, пили чай с пассажирами других трех мест, настало время разбирать постели. Настроение у обоих угнетенное, не до разговоров.
– Мне как всегда, везет, – у Николая оказалась верхняя боковая полка рядом с туалетом. Заправив постель, они присели было на нижнюю, возле столика, мимо них шныряли взад-вперед желающие умыться и оправиться, хлопала дверь, из тамбура несло туалетом, табачным дымом и холодом.
– Ладно, я пойду к себе, пора спать, – и Вова быстренько ушел. Николай усмехнулся, младшему брату не пришла в голову мысль уступить старшему свое место.
Ничего, как-нибудь перекантуюсь, не привыкать. Он много чего навидался и претерпел в своих юношеских мытарствах и мог, как верблюд, терпеть жару и холод, голод, если надо, а здесь как раз тот случай. Не каждый день едешь на похороны отца.
Он залез на свою полку и задремал, накрывшись одеялом и уцепившись рукой за оконную решетку, на всякий случай.
Когда поезд остановился в Канаше, они с братом вышли на перрон и по свободным от составов путям перешли к вокзалу, повезло на сей раз. Посмотрели расписание пригородных поездов.
– Пойдем на автовокзал, тут недалеко, на автобусе раньше приедем, – решил старший брат, младший послушно шел следом, хотя куда теперь торопиться, посидели бы в зале ожидания, чайку в буфете попили, подремали, – думалось ему.
Отца он знал плохо, поскольку маленький был, когда мать с отчимом увезли его в Мурманск, потом он несколько раз бывал в Алатыре, и видел отца не с самой лучшей стороны, особо запомнилась ему поездка после службы в армии, он даже хотел уехать раньше времени, да брат отговорил.
Тогда отец пил и безобразничал сверх меры. Володя вздохнул и прибавил шагу, чтобы не отстать от старшего брата.
Николай как в воду глядел, они едва успели на автобус, и приехали в Алатырь намного раньше пригородного.
Автовокзал находился рядом с железнодорожным, от которого рукой подать до дома, где жил дядя Митя.
Прощание. Отец
Когда Николай с братом вошли в квартиру, отец лежал на столе в красном углу под иконами, у окна, и на лице его застыла пьяненькая улыбочка. Он так и не понял, что умер.
Дядя Митя с трудом хромал по комнате на протезе.
– Проходите, вот натер культю, набегался по городу с утра, был в милиции, оформлял документы о смерти, – он был растерян, бледен, – сегодня праздник, все пьяные, некому гроб сделать. Договорился с соседом-столяром, он обещал, говорит, ради Николая сделаю, чего уж там.
– Что это за ссадина у отца на темени, переносица разбита, – склонился над отцом Николай, разглядывая повреждения на лице, голове, их он увидел сразу же.
– Это он еще вчера подрался с кем-то, весь день простоял на морозе в очереди за водкой, принес литр, стал пить прямо из горла, и захрапел за столом, – рассказывал дядя, собираясь на выход.
– Ну думаю, проспится, не впервой. Занимаюсь делами на кухне. Слышу грохот, выхожу, он на полу лежит, не дышит. Поехал на машине за Маруськой, позвонили в скорую. Приехал врач, осмотрел, инсульт двусторонний, зафиксировал смерть. Дали телеграммы вам, – оглядел он племянников.
Те стояли молча, внимая дядиным объяснениям.
– Все, поехали к Маруське. Пообедаем, отдохнем, завтра с утра надо материю для обивки покупать, в инвалидный ехать за водкой и продуктами на поминки. Дел полно.
Машина стояла возле гаража, наготове. Сели, поехали, вот и дом Марии Дмитриевны, она сама в дверях встречала их:
– Проходите, с приездом, обед уже готов.
К вечеру хозяйка истопила печь, ночевать Николая уложили на диван, Вове постелили на полу у печки.
Ночь прошла как в бреду, на жестком старом диване, на полу храпел Вова, на кровати у стенки бубнил дядька, внушая что-то хозяйке, перед внутренним взором то появлялся, то уплывал куда-то скорбный лик отца с пьяненькой улыбочкой…
…
С утра Николай с Марией Дмитриевной пошли на рынок, в поисках материи для гроба, а дядя Митя с Вовой поехали за продуктами для поминок. Для участников ВОВ был специальный магазин на выезде из города, прозываемый в народе инвалидным.
На похороны и поминки водку с продуктами продавали по справке о смерти. Там они выкупили спиртное, продукты: ящик водки, мясо, колбаса, крупы, селедка, все строго по списку, ничего лишнего. Расценки государственные, не как у частников.
На рынке материала разного хоть завались, но для покойника мужского пола, к тому же участника ВОВ, гроб с крышкой полагалось обить красной материей, ее-то нигде и не было.
Обежали весь рынок, что делать, куда идти?
– Обожди, Коля, передохну чуток, – Мария Дмитриевна вынула из коробочки таблетку валидола, положила под язык.
Николай с жалостью глянул на ее землистого цвета лицо, стой не стой, а идти надо. Зашли еще в два магазина, нет.