Выбравшись на волю, добытчики подошли к машине, из которой вился сизый дым, это художник Николай Дмитриевич накурился махорки и задремал.
– Так ты мне машину спалишь, – осерчал старший брат на младшего, раскрывая дверцы машины настежь, тот обрадовался, увидев столько водки, но дядя вручил сумку с бутылками племяннику: – Доверяю только тебе, смотри в оба.
Сам уселся за руль, завел машину, убедился, что все на местах, захлопнул дверцы, и решительно нажал на газ:
– Все, едем к Маруське в гости, пора обедать.
В гостях у М.Д.
Лихо подрулив к дому на углу Жуковской, остановились у крыльца, за окнами мелькнула голова хозяйки, распахнулась дверь:
– Проходите, я уж заждалась, вечер скоро, а вас все нет и нет, – улыбалась им Мария Дмитриевна, – Коля, давно не виделись, тебя и не узнать, настоящий москвич, – говорила она, запирая за гостями парадную дверь на запирку.
Из кухни в коридор прошмыгнули три кошки, знающие крутой нрав дяди Мити. Гости разделись.
– Два дня меня не было, а на кухне уже бардак, кошками воняет, – ворчал дядя, по-хозяйски проходя в горницу и ставя на стол бутылку водки. Отец тут же уселся на стуле.
– Присаживайтесь за стол, у меня давно уже все готово, – суетилась хозяйка, расставляя на столе посуду, большую сковороду жареной картошки с мясом, соленые помидоры с огурцами, в центре стола рядом с водкой появилась бутылка портвейна, явно из ее запасов, в магазинах-то пусто, шаром покати.
После нескольких часов в очереди за водкой как приятно сидеть за таким столом, выпивать, закусывать, да еще рядом с отцом, дядей и его женой.
Нечасто он приезжает в Алатырь, поэтому помнит и чтит эти встречи у Марии Дмитриевны. Дядя верховодил за столом, отец на сей раз сидел смирно и терпеливо ждал, когда снова нальют вина, ел он мало, как обычно.
– Помню, приехала я в гости к Антонине Ивановне, в Мурманск, а в ее квартире везде ковры; на стенах, на диване, на полу, как в музее, приняла меня, как королеву, коньяком угощала, пироги, пельмени, а мне еще дальше ехать, к дочери в Североморск, – захмелев, разговорилась Мария Дмитриевна, вспоминая свою поездку на Север.
– Она всегда об этом вспоминает, когда выпьет, – подначивал дядя Митя, подмигивая племяннику с братом, и разливая вино по фужерам. – Давайте выпьем за моего племянника, он ВГИК заканчивает, скоро писателем станет.
– Коля у нас самый умный, я всегда знала это, – оживилась хозяйка, чокаясь с гостями, – выпьем и снова нальем!
Схватив пустые бутылки, унесла на кухню и вернулась с новой бутылкой портвейна. Отец с дядей оживились…
…
Мерный стук маятника настойчиво проникал в сознание, пока до него не дошло, что он проснулся. Открыв глаза, посмотрел на настенные часы, не пора ли вставать, увидев, что пять утра, снова закрыл их, можно еще подремать, тем более, что дядя храпит на своей кровати, а отец на кухне, на Юриной.
Вчера вечером они распрощались с Марией Дмитриевной и, несмотря на ее уговоры остаться ночевать, пошли домой. Перед этим дядя открыл ворота, и поставил свой лимузин во дворе ее дома, так надежнее. Пусть постоит до завтра.
Дошли нормально, отец на сей раз не выступал, как бывало, вел себя тихо, и полегли спать, притомились.
Сегодня надо побывать в подгорье, повидаться с Панькой, зайти к Глазыриным, съездить на Стрелку, на Бугор к крестной, но главное, купить на вокзале билеты, пора ехать в Москву.
С этими мыслями он снова заснул, и проснулся уже поздно по местным меркам, в восемь утра.
Дядя Митя занимался хозяйством на кухне.
– Ты один, а отец где, уже ушел?
– Он не любит дома сидеть, скучно ему, к дружкам побежал.
– Пойду за водой сбегаю, – схватился он за ведро.
– Помои не забудь вылить.
На завтрак чай с хлебом и колбасой по случаю племянника в гостях, сахарок. – Все, дядя Митя, побегу на станцию за билетами, потом пройдусь по друзьям и назад.
– Погости немного, когда еще приедешь.
– Некогда, к сессии надо готовиться, на работу скоро, пора ехать. Да, чуть не забыл сказать. Олин магазин рядом с институтом Склифосовского находится, главврач книжки любит, вот она и договорилась с ним, что вы с отцом приедете, подлечитесь у него.
– Это было бы неплохо, – заинтересовался дядька, забыв о делах. – А что, после праздника и нагрянем. Хорошо придумал.
– Ну вот, а я о чем толкую, понимать надо, – с этими словами Николай надел куртку с капюшоном, схватил сумку и был таков.
Дядька одобрительно посмотрел ему вслед, закрыл дверь.
Молодец племянник, деловой, весь в дядю уродился. С этими мыслями он собрался, запер квартиру, и пошел к Маруське, надо машину домой пригнать, в гараж поставить, а то непорядок.
До станции недалеко, народу в кассах немного, так что вскоре Николай с билетами в кармане сел в автобус, доехал до обувной фабрики, и свернул на улицу своего детства, бывшую Сурско – Набережную, а ныне улицу Покровского.
Родное подгорье
Прошел мимо обрыва, ведущего в Сандулеи с кривыми улочками и переулками, глядя на Суру, засурские луга и поля с перелесками, на дальний лес, куда они ходили с пацанами за грибами и ягодами, как они нарвались там на медведя, тоже любителя ягод, и улепетывали от него аж до самой реки.
Душа его возрадовалась, возликовала, словно в детство вернулась, в родную гавань после бурного житейского моря на чужбине. На лице застыла блаженная улыбка, и он не скрывал ее, да вокруг и не было никого, кроме собак, обленившихся за лето.
А вот и родной спуск Дмитрова. Ноги привычно и ловко понесли его вниз, к калитке двухэтажного деревянного дома, в котором жил Панька с женой, матерью и братом.
На стук открыла незнакомая женщина.
– Здравствуйте, а Дамарины живут еще здесь, есть кто дома?
– Нет их давно, вы что, приехали откуда?
– Из Москвы, жил я здесь в детстве. Последний раз в 81-м году виделись. Так что с ними, где они?
– Павел с женой где-то в районе проживают, брат его старший помер от пьянства, а мать ихнюю сестра ее младшая забрала к себе, в Ульяновск, там она и померла вскорости. Болела тяжко, ноги ей отняли в больнице по самые пахи, отмучалась, бедная.
– Так вы здесь теперь проживаете, ясно. Ладно, позже Павла найду, до свидания, спасибо за подробный ответ.
Он вышел за калитку в переулок, постоял, приходя в себя, не ожидал он такого исхода, хорошо хоть Панька жив.
Прошелся вдоль забора, посмотрел на дом, огороды, сады, где теперь копошились другие жильцы.
Ему вспомнилось, как Васька Устименко прислал недавно письмо из Арзамаса, где написал, что отец умер, и он забрал мать к себе. Сам он работает в НИИ, по специальности, женился. В письме находилась фотография, на которой молодожены стоят возле берез: он в бородке, модно одетый, в джинсах, настоящий молодой еще ученый-физик, жена стройная рядом, под стать ему.
Николай обрадовался, написал ответное письмо, он всегда знал, что его друг детства станет настоящим ученым.
Еще он узнал, что Шлепневы, жившие в полуподвальной квартире, как раз под квартирой Дамариных, получили благоустроенное жилье на Стрелке, так что в доме никого не осталось от прежних жильцов.