Параллель. Повесть

Ваган угрюмо молчал, изредка отрывая взгляд от носков своих сапог, чтобы посмотреть вперёд. На конвоиров наших он не оборачивался. Знаю, глупо надеяться на побег. Да и куда бежать-то? Утонуть в болоте не многим лучше заряда дроби.

– Чувствуешь? – мой спутник прищурился, к чему-то прислушиваясь, сам себе кивнул и добавил, – корицей пахнет.

– Не знаю, может быть. Что с того-то?

– Кажется, я знаю, куда мы идём.

– Даже если так, что делать-то будем?

– Молиться, – глухо произнёс он.

Я раздражённо дёрнул плечом. Ваган же вынул руки из карманов и прижал скрещенные ладони к груди.

– Православный, мусульманин, баптист?

– Буддист, блин!

– Буддист, так буддист. Тогда мантры читай.

Раздражённо фыркнув, пнул подвернувшуюся под ногу кочку. Ваган вдруг бешено зашипел:

– Жить хочешь? Молись, дурак!

Далее он сделал постное лицо, закрыл глаза и, слегка склонив голову, пошёл наугад, бормоча себе под нос. И что это с ним? Всё же повторяю положение его рук, прищуриваю один глаз и вдруг понимаю, что в голове нет ни одной связной фразы.

– Отче наш… что-то там… хлеб… лукавый…

Нет, ну бред же! Сую руки обратно в карманы. Скорей бы дойти до места. Перед ночной стоянкой и сдёрну.

Ваган всё бормочет. И как это он с закрытыми глазами идёт? В промежутках между чавканьем под ногами слышны обрывки тарабарщины.

– Аствац им азатир инц аис чар тардканциниц им пркутюне кезаниц ем акнкалум ко вохорма цутямб…

М-да, как говорится, без комментариев.

– Эй, зяблики! – окрикнул один из торговцев, – держите пальцы крестиком, авось пронесёт в этот раз. Вы не подумайте, мы не изверги какие – десять ходок – и вы снова свободны!

Оборачиваюсь и показываю средний палец.

– Ах ты!.. ну погоди у меня!

– Подойди и возьми, сосунок!

Торговец вскинул ружьё, я же останавливаюсь и раскидываю руки в стороны.

– Давай, шмаляй!

Тот лишь сплюнул и опустил оружие, но другой торгаш прокричал:

– Никто тебе быстро помереть не даст, так что топай давай!

Я потопал. Ну, хоть немного душу отвёл. За пару широких шагов догоняю Вагана, и ещё минут пять слушаю ещё бормотанье, которое становится всё настойчивей и громче. Он вдруг останавливается и задирает голову. Я тоже смотрю вверх.

– Эй, чего встали? – сразу же отреагировали наши конвоиры, но я их уже не слушаю.

Слой сплошного тумана стал рассеиваться, обнажая низко плывущие свинцовые тучи, но и те на глазах расступались, теснимые неведомой силой. В образовавшийся просвет рухнул шар ослепительного света. Земля под ногами дрогнула, и уши заложило от оглушающего взрыва десятков кубометров в одно мгновенье испарившейся воды.

– Не смотри, не смотри!

Ваган заорал мне прямо в ухо, и в этот момент нас сбило с ног волной обжигающего зловонного пара. Мой спутник тянул меня за рукав к земле, но я отмахнулся и посмотрел на это чудо. Не сходя с места, ОНО взмахнуло рукой, расчертив пространство новой вспышкой. Пронзительные крики предсмертной агонии наполнили воздух, и на том месте, где стоял обоз, закружил, вздымаясь к небу, огненный вихрь. Я упал на колени и обратился лицом к парящей над землёй фигуре в белоснежных одеждах, чей благодатный свет наполнил всё и вся.

***

Дюк

Дневник памяти, день 3***

Здесь другая земля. Понял это, когда перестал чувствовать ногу. Граница в дне пути. Я не дойду.

***

Виреска

Мерное гудение роя убаюкивает, я начинаю забывать про мертвенную усталость; невыносимое нытьё перетруженных мыщц приглушается, становится мягким, ватным и, в конце концов, я начинаю проваливаться.

Не спать! С трудом разлепляю веки. Глаза слезятся, глаза просят покоя. В почти кромешной тьме даже не за что зацепиться взгляду. Дюк тяжело сопит где-то рядом. Я не вижу его лица, и это самое приятное, что случалось со мной за последние дни. Почему-то кажется, что он смотрит в небо и не моргает.

Янтарное свечение понемногу растёт, пробивается сквозь плотный покров насевших пчёл. Я осторожно выглядываю из-за ствола кедра. Рой копошится, оживает, гудит всё громче, из-за этого хаотичного движения свет монолита играет на деревьях и земле пятнами дискотечной светомузыки.

Молчание проводника заставляет нервничать. Уже помер? Или вот-вот?

– Научи меня делать искры, как ты тогда, в хижине.

– Этому не учат, – немного погодя, пересохшим голосом отвечает он.

Жмот.

Повезло же мне забрести именно сюда. Хотя, когда волочишь пять пудов живого веса, не особо дорогу выбираешь.

Солнце включилось внезапно. Испуганным ураганом пчёлы сорвались с места, оглушающе завыли, наполнили собой воздух, чуть повторно не устроив ночь. Я вжалась в землю, натянула на лицо капюшон и замерла. Когда шум стих а небо прояснилось, я выглянула из укрытия. Одиноко возвыщающийся янтарный монолит, покрывало приземистых лазоревых цветочков, пара пчёл. Наверное, можно идти дальше.

Через силу встаю. Берусь за рукава его плаща. Ещё не начала тащить, а уже чувствую, как слабеют руки от одной лишь мысли о нагрузке. Что бы ты сдох, Дюк! Не мог сделать заранее костыль?

Из его штанины больше не сыпется пыль. Теперь она промокла и оставляет на траве неровную багровую полосу. Ну, хотя бы тащить меньше веса, вот только легче не становится.

Лишь бы закончился лес… и что дальше? Я перестану терять время, таща проводника в обход упавших деревьев, но что мне делать с сэкономленным временем? Он умрёт, и я ничего не могу с этим сделать. Я даже не понимаю, зачем тащу его дальше, почему я бросила рюкзак, а не это бесполезное тело.

– Эх ты, я почти начала тебя уважать…