Иногда, ложась спать, я думаю о том, как хорошо было бы назавтра проснуться и уметь что-нибудь эдакое. Вон Дюк: и рану залечить может, и землянку одним движением руки выкопать, и костёр разжечь. Но это всё как-то мелко, бытовуха сплошная. Дерётся всё равно мечом, а не каким-нибудь посохом, усиливающим умения; спит под открытым небом; ходит пешком, а не верхом на големе или…
– Тут драконы водятся?
– Кто?
– Большие крылатые ящерицы.
– Встречал. Но не такие уж большие – не больше локтя.
– Какие они?
– Обычные. Большие уши, сросшиеся с телом и передними лапами. Летать не умеют, только далеко прыгают.
– А драконы?
Молчит. Значит, что-то скрывает.
Может, он не настолько силён, чтобы иметь в друзьях дракона? А я бы хотела и колдовать уметь, и подружиться с кем-то интересным. Хотя бы с феей.
Спотыкаюсь о корень, дугой выпирающий из земли, и чуть не задеваю головой один из низко висящих ульев. Ну как, ульев. Свисающие на тонких лианах большие сливовидные штуковины, покрытые вязью узоров из прожилок и изредка вспыхивающие изнутри тёплым жёлто-голубым светом. Только вместо пчёлок летают мотыльки и светляки, беспорядочно кружат вокруг своих домов, смешно потрескивая, когда натыкаются друг на друга. В полумраке из-за высоких крон, плотно смыкающихся и едва пропускающих свет, ульи похожи на уличные фонари. Ну вот. Мне же умения всякие не просто так нужны. Хочу без страха гулять по красивым местам, не думать о том, что из-за дерева выскочит какая-нибудь гадость. Хочу безмятежностои и уверенности. Неужели я так много прошу?
Проводник природой не любуется. Вроде и смотрит во все стороны, но чешет вперёд без остановки, а когда мы только вошли в эту часть леса и я дотронулась до мягкой бархатной стенки улья, так сразу одёрнул, что останавливаться нельзя.
Лес поредел, влажный аромат цветов и немного тяжёлый запах сминаемого нашими шагами высокого мха стал сменяться сухим и горьковатым дыханием степи и полыни. Мотыльки остались позади, как до этого и оранжереи с лианами, плющами и зарослями дурманяще пахнущих цветов, а ещё раньше – пруд с кристально чистой водой, каменистым дном и серебристыми водомерками с мою ладонь. Бегунки оказались агрессивными, Дюк вовремя сбил одного из них камнем, когда я подошла посмотреть поближе. Но всё равно это очень красиво. Было. А привала не было.
Рельеф тоже поменялся, теперь нам приходилось продираться сквозь высокую траву и чаще обходить особо глубокие овраги. Но скучно не стало. Деревья не исчезли совсем, огромные, просто исполинские поваленные стволы с рельефом замысловатых бугров иногда преграждали нам путь. Это были головы. Эти вырезы, прорези, бугры, тонкие волокна, даже кривые ветви – всё это было головами животных, выточенные прямо из стволов с сохранением пропорций, изображением шерсти и морщин на мордах, канальцев отпечатков на тёмных носах. Кабаны с коричневыми клыками, олени с ветвистыми рогами, медведи, лисы – словно живые смотрели в небо или на нас, нам в спину. Все они были примерно на одинаковом расстоянии от корней. Я не знаю, кто и зачем вырубил это на деревьях, не знаю, почему все они лежали в одном направлении, и ещё большей загадкой было для меня то, почему деревья не высохли, крона продолжала зеленеть, но место с головами оставалось гладким, не тронутым короедами, и не прорастало новыми ветвями, не обрастало корой.
Пошли курганы и новый лес, и проводник наконец соизволил дать привал. Спросил, сколько еды я успела потратить. Чудак, за те полчаса, что его не было, я бы при всём своём желании не смогла бы уничтожить все запасы провизии.
Я думала, что он хочет подлечиться – всё сильнее хромает на правую ногу. Но привал был до ужаса коротким. Как только Дюк затолкал в себя кусок вяленого мяса ии два сухаря, так сразу же вскочил и сказал, что пора. Мы шли строго на заходящее солнце, не обходя теперь ни холмы, ни овраги. Дюк будто остервенел, пёр напролом. Я начала временами оглядываться, не гониться ли за нами кто, но – нет, не гонится. Тогда в чём дело?
Иногда с голой вершины холма я успевала бросить короткий взгляд на лиловый диск солнца, ватные розовые облака и верхушки деревьев. Не успеваю насладиться красками. Даже такой радости лишают.
Когда лес немного поредел, а холмы переросли в невысокие горы, я заметила первую пещеру. Или это правильно назвать гротом? Небольшое углубление в скале, слегка обросшей лишайником и жёстким кусарником, будто склеилось с лесом пространственным клеем: деревья, пробиваясь к свету, ломали скальную породу не только корнями, но так же впивались кроной в свод пещеры и выглядывали снаружи густой шапкой листвы на голом камне. Наверное, не стоит и надеяться на ночёвку в одном из таких укрытий.
Да, чёрт побери, я устала! И Дюк, по-видимому, тоже. Он заметно сбавил шаг, не ради меня. Вон, извозился весь в пыли, когда спускались в последний раз с холма. Даже сыпется из штанины. Хоть бы вытряхнул – мне бы было неудобно ходить в запесоченной одежде и обуви.
Сегодня перед сном загадаю ездового некро-коня. Хотя и он такими темпами долго не протянет. Да и к чёрту коней – научусь открывать окна, и не рандомные, а адресные!
***
Валентин
Налётчики швырнули на землю рядом со мной Вагана и от души пнули по разу с брата. Одному не так скучно, но я же не сволочь, чтобы радоваться его поимке. Да, жаль, что он не смог убежать.
Они устроились тут же, развели костёр и поставили на огонь наш котелок, накидав в него наши же припасы. Десять человек. И все с огнестрельным оружием – ружья, обрезы, пистолеты. Не знаю, сколько у них боеприпасов, но точно нечего надеяться на то, что Бригадир вступит с ними в бой, чтобы вызволить двоих своих работников.
Якова не видать, я покрутил головой – может, привязали где-то к дереву? Не, ну кто бы мог сказать, что он умеет такое? Слепил бы сразу своего этого… защитника, и никто бы не сунулся даже. Конспиратор хренов.
– Прыткий оказался.
– Кто, ара?
– Не, тот, третий. Который голема наколдовал. Я его неплохо так отбуцкал, а он дёру давал будь здоров.
– Ага. Жаль, что пришлось его прикончить.
– Ну дык… голем Пашку с Серёгой порвал, начал меня догонять. Пришлось.
Ваган завыл, вскочил и протаранил головой ближайшего налётчика, навалился сверху и вцепился зубами в лицо. Откусив кусок щеки, плюнул кровью на тех, кто уже охаживал его прикладами и оттаскивал в сторону.
– Порву, суки! Яков! Яков, брат! С-суки-и! Порву, всех порежу!
Его вырубили и снова избили ногами.
Ближе к вечеру нас накормили остывшей похлёбкой. Жертва дикарского поцелуя с перевязанным лицом не упустил шанса плюнуть в миску Вагана и, злорадно осклабившись, сел неподалёку в ожидании. Миска отправилась в полёт, и парня снова избили. Я съел лишь половину, но мне не дали поделиться с Ваганом, забрали, после чего надели нам мешки на голову и уложили под дерево с короткой инструкцией «Спите!».
Даже при большом желании я не смог бы уснуть. Туман не улёгся, меня накрыли какой-то дерюгой, но это не особо помогло, было по-прежнему сыро и холодно. Несмотря на дикую усталость, так и не удалось забыться, в лагере началось движение, и вскоре с меня сдёрнули мешок. Я сел и прислонился к дереву спиной. В лагере прибавилось новых лиц. Эти тоже были при оружии, но стояли в стороне и разговаривали с главарём налётчиков, постоянно смотрели в нашу сторону. Спорят о чём-то. Однако в конце пожали руки и подошли ближе.
– Я обоих возьму, – сказал один из новых.
– Вот как. Ну смотри, ара диковатый.
– Тогда делай скидку.
– Вот ещё. Он зато прыткий.
– Тем более скидку делай.
– Прыткий – в смысле живучий. Так что перетопчешься со скидкой.
– А за опт?
Налётчик закатил глаза и вздохнул.
– Ну вот опять начинаешь. Берёшь или нет? Я их и по одному легко раскидаю.
– Да беру, беру. Две штуки, коробки плотно законопачены, чтоб не отсырело. Проверять будешь?
– Со временем. Если недостача будет, следующего проводника дам тебе одноногого. Будете тащиться за ним долго и весело.
– Где же ты такого найдёшь?
– Сам из здорового сделаю.
– Я же говорю, что каждый патрон пересчитан.
– А я говорю, что посмотрим. Забирай.