Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

Однако Лиза впилась в нее с упорством гамадрила, не прикончив, не отцепишь.

– Зачем ждать? Я хочу уже сейчас видеть тебя молодой и красивой. Мы все хотим. Какого черта ты противишься? Почему?

– Наконец, окончательно выведенная из себя, Лайза заявила.

– Из-за вас, мерзавок! Из-за тебя, из-за Эни! Я люблю Сережу. Я люблю его больше, чем жизнь. Бук-валь-но.

– Ну, и что? – Лиза картинно вздернула брови: сплошная невинность, святая простота и, вообще, д-ой! – Ну, и прекрасно. Мы-то при чем? Люби себе на здоровье. Где проблема?

– Проблема? Да ты на себя посмотри. А после скажи, сколько у меня шансов сохранить эту любовь в новом теле?

– Позволь… позволь… – бормотала Лиза с наигранным возмущением, впрочем, старательно пряча от мамы глаза. – У меня-то сейчас один мужчина… уже давно один.

– Это ты Дюбелю своему ври, что он у тебя один. Я тебя вижу насквозь без всяких контакторов, так что глазки свои блудливые от меня прятать не надо. Да и Дюбелю пудрить мозги тебе осталось не долго. Своими руками контакторы ему вживляла, а развивается он, по Сережиным словам, стремительно. Нет-нет, никаких молодых тел. Хватит Сереже вас, мерзавок. Стоит мне обзавестись новым телом, молодым, сильным, как все вернется на круги своя. Опять стану кувыркаться с кем попало, это неизбежно, вы обе тому лучшее доказательство, а бедный Сережа… нет, нет-нет, ни за что и никогда.

– А с чего ты взяла, что она уже с кем-то кувыркается? Ты что-то знаешь? У нее кто-то появился? Когда бы это она успела?

– Если и не появился, то появится. Ты тоже сначала по нему еще как сохла, а теперь? Не хочу рисковать. Никаких инсталляций, никаких загрузок-перезагрузок. Пусть уж это чувство умрет вместе со мной. После смерти я буду бессильна вам помешать. Остается только надеяться, что у меня – той, воскрешенной – хватит человечности не мозолить Сереже глаза и уехать к чертям собачьим куда подальше. Что вы за народ, идиоты высоколобые? Так и норовите загонять людей в счастье пинками и затрещинами. Убить готовы, если люди это ваше счастье не принимают. О Серже хоть бы подумали, бестолочи яйцеголовые.

И тут Лиза внутренне охнула. Лавина не слишком, может быть, убедительных, зато крайне энергичных возражений, которую она готова была обрушить на мамину голову, замерла на ее губах, так и не оформившись в слова. К ней пришло озарение.

Да, – с замиранием сердца думала Лиза, – изо всей нашей троицы мне, конечно, было проще всего. Во мне формирование новой личности проходило под действием мощнейшей внутренней доминанты. Мой фант твердо знал, что в виде первоначальной Лайзы Старкофф существовать не хочет и ни за что не будет. Более того, он хотел измениться. Сережа был чем-то само собою разумеющимся, а о мужчинах и мысли не появлялось. Единственное, чего я панически боялась, так это стать сволочью. И раз я изо всех сил этого не хотела, то и сформировалась совсем другая. Другая! Так же будет и с мамой Лайзой. Ее желание сохранить любовь ничуть не слабее моей доминанты. А поскольку развитие личности полностью подчиняется внутренней доминанте, мама Лайза – это совершенно точно – сохранит свою любовь. Силой в счастье загонять… а куда деваться, если я лучше знаю? Да если и ошибаюсь, нельзя же сиднем сидеть, глазами хлопать и, зевая, ртом мух ловить. Не пинками и затрещинами в счастье, конечно, но будет сопротивляться – натравлю всех. Насядем вместе, куда денется? Завтра же свяжусь с госпожой Советником насчет клонтела. Пора. Тянуть нельзя. А то много их, длинноногих и грудастых возле Сережи вертится. Вот и сестричка туда же. Мужики – они ж как дети. Окрутят, как пить дать, окрутят!

2

На дорогу выбрались, когда еще только-только начало светать. Пронизывающий холодный ветер додирал с деревьев последние листья и иглы. Вот так незаметно за время их конезаводского сидения в Гегемонате воцарилась поздняя осень.

Дорога была пустынна, особых охотников путешествовать в это время не находилось по вполне понятным причинам, причем отнюдь не только погодным.

Пришла пора прощаться. Расставались, как надеялись, ненадолго, а там… всякое может случиться и с каждым в отдельности, да и с обоими отрядами тоже. Густав и спешно возвращенный Франкон во главе азерского спецназа шли освобождать Гегемона, после чего все три властелина должны были – "аллюр три креста" – идти к Манон в Монпари, где и собирались расположить ставку верховного главнокомандования объединенных вооруженных сил держав континента. Развернуть полагали – дело в истории абсолютно небывалое – все три боевых стяга совместно, франконскую Орифламму, гегемонатский Стальной штандарт и свенский Трекрунур. У такого союза внешних врагов на Темной не могло быть в принципе. Чтобы его сокрушить, требовалось прямое вмешательство имперцев, а Брандис утверждал, что сейчас оно по внутриимперским причинам маловероятно. Добиться от него, почему он так считает, не удавалось – юлил и вертелся, как гарм на сковородке, но вид имел уверенный.

Охрану ставки должен был обеспечить азерский спецназ, правда, под командованием не капитан-биопши Брунгильды Чухонь, а лейтенанта Зямы, которому Брунгильда через своих парней передавала соответствующие распоряжения и полномочия. Сама же Брунгильда с Циклопом и еще двумя своими парнями, Маунтин с Бимом, ну и, естественно, Кувалда, Скаврон и Нодь должны были сопровождать Люкса в Вупперталь. Что касается Крошки… Крошка со своими людьми возвращалась в опустевший ям к прежним, отошедшим было на второй план, станноприимным делам. Налетели, закружили отголоски бурной юности и… промчались мимо, оставив ее сорванным листком трепыхаться под забором на осеннем ветру. И еще тошноту характерную оставив, вот так-то. Похоже, допрыгалась, подруга. Хотя, с другой стороны, давно пора. Пора! Манон-то теперь уж точно родит. Правда, не от Генрика, но тут уж как кому повезет, да и что считать везеньем?

Крошка повела взглядом, вышаривая глазами Кувалду среди столпившихся всадников. Кувалда, будто почуявши ее взгляд, вскинул глаза, рассеянно улыбнулся и помахал рукой. Не знаешь ничего, милый друг и первый в ее жизни мужчина… и не надо тебе ничего знать. Так уж нам с тобой, как видно, на роду написано. Иди, куда судьба ведет.

Все. Пришло время. Крошка махнула своим и, не оглядываясь, повернула к яму. А на дороге вдруг стихийно возникла и покатилась церемония прощания расходящихся в разные стороны отрядов. Каждый отряд выстроился в шеренгу, эти шеренги двигались одна вдоль другой на встречных, так сказать, курсах, и каждый боец одного отряда хлопнул каждого бойца отряда второго раскрытой ладонью по раскрытой же ладони. Потом оба отряда, на ходу перестраиваясь в походный порядок, на рысях разошлись в разные стороны. Скакали, укутавшись в плащи, скакали молча, каждый думал о своем.

На последнем общем совещании Брандис предупреждал, что самым трудным делом для Люкса с его отрядом будет проникнуть на территорию университета.

– Вас ждут, – втолковывал он друзьям. – Народ вы заметный, затеряться в толпе будет трудновато. Многие, конечно, даже увидевши и разглядевши, не узнают вас, как говорится, в упор, раз уж вы того не хотите. Но, предупреждаю, Вупперталь сильно изменился. Не только город, даже ваш любимый университет кишмя кишит сексотами. Повторяю, вас ждут, и – с нетерпением. У всех ворот торчат заставы – орденские кнехты, кромешники, люди самых разных властных вертикалей с приказом схватить или убить. И все норовят отличиться. Как из университета пробраться в лабораторию и к узлу связи, вы теперь знаете. План и соответствующие пароли я вам передал. А вот в столице я вам не помощник. Это уж вы сами. Мне тут еще работать и работать, а я уже и так засветился, дальше некуда.

– Простите, сэр маркграф, невежественной солдафонке, – по видимости смущенно, но и не без явственной иронии спросила Брунгильда, – но я в толк взять не могу, почему бы нам не выйти на господина Азерски по вашим каналам? Неужто, у Вас нет его электронного адреса?

– Понимаю, – без тени улыбки покивал головой Брандис. – Дело не в адресе, хотя адреса у меня, конечно же, нет. Дело в том, мадам, что приказ помогать вам я получил с самого верха, а не от непосредственного начальства. Мои линии связи подконтрольны пославшим меня промежуточным инстанциям. А с того же самого верха я имею приказ непосредственное начальство об этой стороне моей деятельности в известность не ставить… Почему?.. Господа! Прошу вас, не надо лишних вопросов. Сверху виднее, а мне не по чину об этом даже догадываться. Я заложник ситуации, мадам, и не имею права рисковать.

– А линия в лаборатории никому не подконтрольна?

– Совершенно верно… как это ни странно, на первый взгляд.

– Она непостижимым образом выпала из всех реестров?

– Именно так, мадам. Это связано с тем, что применялась она, как я понимаю, для… для весьма специфических целей и должна была быть тайной ото всех вообще.

Исходя из советов Брандиса и собственного опыта Брунгильды, функции в отряде были распределены четко и жестко. Брунгильда должна была обеспечить связь с Азерой, включая и поиск необходимого адресата. На самый азерский верх так просто не выйдешь, связываться аж бы с кем все дружно посчитали делом неразумным. Шпионы и сексоты виделись им теперь повсюду. А что? Надо полагать, все возможные разведки расстарались насчет Азеры. Конечно, в Рексовом ближнем окружении таким шпионам и сексотам влипнуть пара пустяков, но, как говорил тот же Брандис с кривоватой усмешечкой, когда это верхние озабочивались такой ерундой, как гарантии безопасности для своих сервов?

Нодь, коренной вупперталец и, к тому же, известнейший золотых дел мастер, был объявлен ответственным за лояльное поведение избыточно проницательных столичных представителей среднего класса. Мало ли с кем придется столкнуться? Надо будет быстренько, и – главное! – доходчиво объяснить этому встречному остроглазу, что, если уж и не помогать, то держать язык за зубами в его прямых интересах.

Кувалда, личность в университете весьма популярная и даже авторитетная, должен был обеспечить отряду дружественное отношение, а при нужде и помощь студиозного братства.

Скаврон с биопами шли в арьергарде как прикрытие на случай силового контакта и должны были дать друзьям возможность оторваться от преследования. Но особая ответственность лежала на Биме и Маунтине. Они – при финансовой поддержке того же Скаврона – взялись провести отряд за стену Капитулярия.

Во внешней стене столицы ворот было двенадцать. Внутренние кварталы, хотя и тоже разделенные стенами, укрепленными монастырями, а также и разными прочими градариями, предполагали великое множество путей, по которым отряд мог двигаться по городу. Так что неприятности у друзей могли возникнуть только при случайных ненужных контактах и столкновениях. А вот в стене Капитулярия было всего трое ворот, и были они самым узким местом маршрута. И здесь их ждали наверняка, к встрече подготовившись самым тщательным образом.

Пытаясь решить эту проблему, друзья себе чуть ли не повывихивали мозги, а проблема решаться никак не желала. Способы предлагались самые разные – от простого силового прорыва до уж вовсе экзотических и завиральных, вроде сооружения воздушного шара и проникновения за стену Капитулярия ночью по воздуху. Так что спасительная соломинка, предложенная Бимом, была встречена дружным вздохом облегчения и дружными воплями "ура! "

Бим рассказал, что они с Маунтином, как люди искусства и цирковые знаменитости, пользуются в городе благорасположением специфических "меценатов" – тайных воротил с городского рынка… да и у ночных мальчиков тоже, которые "меценаты" и мальчики вдоль и поперек знают систему рыночных трабул. " А трабулы эти, – перехватил нить рассказа Маунтин, изнывавший от желания, так сказать внести лепту, – как известно, имеют ответвления, ведущие в университет прямо сквозь стену Капитулярия привилегий".

– Прорвемся, братва, не боись! – на этой жизнеутверждающей ноте Маунтин и закончил свой рассказ, победительно глядя на окружающих. – Конечно, потребуется кое-кого подмазать.

– Так то туда, – качал головой скептик Нодь, – а вот как будем выходить обратно? В лаборатории, очень даже может быть, нам придется основательно нашуметь. Вся охрана сбежится.

Однако друзья, с облегчением отдуваясь, от нодевого скепсиса отмахнулись, как от надуманного или, во всяком случае, преждевременного. Будет, мол, день – будет и пища, а трудности надо преодолевать по мере их возникновения, вот так вот.

Позиция эта была, с точки зрения Нодя, не слишком-то убедительной. Не убеждало его и заявление, что безопасность на пути обратно от пути туда совершенно не зависит. Нодь полез за поддержкой к чуть ли не штатному скептику отряда Скаврону, однако тот не стал его слушать и от проблемы просто отмахнулся.

Скаврон вообще все последние дни пребывал в совершеннейшем раздрае чувств. Дело в том, что Брандис, обрисовывая Люксу с друзьями положение в Вуппертале и давая развернутую характеристику основным тамошним "игрокам", мельком упомянул о входящей в силу при Наместнике Фетмене некой красивофилейной особе женского пола. Ранее, – рассказывал Брандис, – особа эта известна была во дворце лишь тем своим свойством, что в кордегардии обычно называется "слабостью на передок". Этим ее свойством охотно пользовались все, кому не лень, в том числе, и сам Брандис, хоть и сознаваться в оной слабости ему, Брандису, при капитан-биопше было несколько неловко. Так вот, будучи особой очень и очень неглупой, и эксплуатируя свои специфические способности "на полную катушку", красивофилейная особа пробилась в камер-леди к самому Фетмену, где и заведовала поначалу ночным горшком. Положение это – предел мечтаний для многих и многих барышень и познатнее! – красивофилейную не удовлетворяло. Так что она, не прекративши даже своих разносторонних левозаходных сексуалий, вначале пристроилась под Наместника филеем, а теперь уже возглавляет при нем нечто вроде личной тайной канцелярии. Причем, по описанию Брандиса, шустрая подстилка как две капли воды напоминала Скаврону его бывшую супружницу.

Рассказ "сэра владетельного маркграфа суомского" совершенно выбил Скаврона из колеи. Он настолько всколыхнул притупившиеся было боль, ненависть и злобу, что желание поквитаться с бывшей супружницей стало вовсе уж запредельным. Думать о чем-нибудь другом Скаврон сейчас был просто не в состоянии, скакал, угрюмо нахохлившись, и на любые к себе обращения отвечал только безмерно удивлявшим друзей злобным ненавидящим взглядом. Ну, погоди, крас-с-суля, – думал он, – дай только до горла твоего добраться, я тебе… вот только что с нею сделать?.. и как?.. Ничего адекватного на ум не шло. В мелкое крошево покрошить – мелко. На кол посадить, так эта стерва, чего доброго, с такой казни умудрится еще и кайф словить! Всех предала и продала, – ярился Скаврон. – Влезла на самый верх на чужой крови. Радуется жизни, потаскуха… "ничего личного"… Как ему в свое время хотелось детей! Парней, крепких, как он сам, чтобы были кузнецы. Девчушек – красавиц, как она, чтобы стали подругами и женами кузнецов. Так ее ж просто коробило, дергало и кривило от злобного отвращения. Дети от него?! Корежило, можно сказать! Это не женщина. Это чудовище, которое не имеет права на жизнь. Вон, хозяйка. Или вот теперь Крошка, которая думает, что никто ничего не видит и не знает. Это Кувалда, простая душа, не видит, да мужик ее, помешанный на лошадях. Взять хотя бы ту же эту самую Брунгильду, которая – слепому видно – на детей равнодушно взглянуть не может, несчастная баба. Это сейчас она Люксу и друг, и любовница, и бодигард, чтобы держать спину. А когда победим, какая ее ждет судьба? Хватит ли сил вовремя самой в сторону отойти, пока не отпихнула какая-нибудь подросшая Нора? Локтями? Есть, есть на свете женщины, ради которых не жаль ни души, ни тела, что ж ему-то, Скаврону так не повезло? Смерть для любимой женушки придумываться не желала, и даже посоветоваться было не с кем.

3

Сведения, переданные Эни Кулакоффу, были настолько ошеломительны и важны, что саммит пришлось немедленно прервать. Не только имперская делегация, но и обе делегации "наблюдателей" – аталанцы и райане – через систему азерских порталов были немедленно переброшены на родные планеты для информации своих правительств и срочных консультаций. Верховный Санатор, в свою очередь, немедленно информировал его величество вице-короля Азеры о сведениях, только что полученных от прорвавшегося к нему с превеликим трудом перебежчика из стана сэра Имперского Координатора по делам колоний. Поскольку сведения исходили – ни много, ни мало! – от колониалистова Информанта, их можно было считать происходящими из первых рук. Главное же, они почти полностью совпадали со сведениями, полученными от Леди Боди, расхождения касались деталей, на общем чудовищном фоне представлявшихся малосущественными. На Азере, Райне и всех планетах Аталана было немедленно объявлено чрезвычайное положение с переводом экономик в режим жесточайшей энергетической экономии – вся энергия Свободных Миров могла им понадобиться в любую минуту. Соблазн расправиться с непокорными мирами в неразберихе мятежа, так сказать, "под шумок", мог для кое-кого оказаться уж слишком велик. Так что вооруженные силы союзников были приведены в полную боевую готовность.

Мятеж в Империи вспыхнул в ту же самую минуту, как Координатор узнал о перебежчиках, и действовал он, как всегда, стремительно и эффективно. Столица, Земля и Терра были немедленно блокированы флотами мятежников. На седьмом уровне Столицы вовсю принялись окаянствовать коммандос Хилтибранта. Старнет взорвался дезой, поначалу единственная разумная деятельность в нем заключалась, по видимости, лишь в стремительном размножении фанта Координатора, внедрявшегося во всех узлах вселенской паутины, до которых только удавалось дотянуться мятежникам.

Однако, несмотря на, казалось бы, идеальную отлаженность и выверенность машины мятежа, она с самого начала стала давать сбои.

По сведениям разведки Спироса сэр Верховный Санатор сумел потратить отпущенное ему время – весьма и весьма небольшое – тоже с предельной эффективностью. Он, правда, даже не пытался спасти других членов Совета Координаторов, отстоять седьмой уровень Столицы или – тем более! – защищать Землю, не знавшую войн уже черт знает сколько сотен лет. Но вот блокировать, – по крайней мере, частично – захват мятежниками контроля над имперскими космическими эскадрами и прикончить своего слишком ретивого заместителя он-таки сумел, и в этом последнем деле даже отклонил предложенную ему Рексом помощь в лице Ланса с его ребятами.

Главный удар Верховный Санатор тоже обрушил на старнет, как настоятельно и советовал ему перебежчик. Сеть была забита черт знает чем. Вокруг узловых точек шли ожесточенные бои. Однако, к величайшему разочарованию сэра Координатора, сэр Верховный Санатор, как оказалось, уже имел внутри старнета свою, пусть и ограниченную, но вполне себе независимо действующую сеть. Так что полностью отсечь его от информации и – главное! – лишить связи мятежникам не удалось.

Конечно, мятежники имели в сети некоторое преимущество. Но поскольку в распоряжении сэра Верховного Санатора находился человек, подготавливавший для колониалиста захват старнета и располагавший в личном компьютере всеми необходимыми сведениями, Санатор вполне мог рассчитывать на перелом на этом участке схватки в самое ближайшее время.

Верховный Санатор, или "Сам", как за глаза называли свое наиглавнейшее начальство в верхних эшелонах санации, был занят, что называется, "выше крыши". Однако же с Рексом Азерски он поддерживал постоянную личную связь, старательно держа его в курсе текущих событий. В разумно препарированном варианте, разумеется. Он прекрасно понимал, что в качестве источника информации у Рекса имеется еще и Спирос, но полагал, что хитрован-аталанец свою информацию тоже препарирует в ему, Спиросу нужном направлении. Отчего Сам считал личный контакт столь необходимым? Во-первых, так ему было спокойнее. Он не то чтобы надеялся переиграть Азерски, но был почти уверен, что при личном контакте сумеет уловить в нем враждебное к себе отношение, буде таковое все-таки появится. Что касается окружения уважаемого сэра Санатора, то в тут все до единого боялись азерско-аталанского союза до колик в животе.

А вообще-то…

Черт бы его побрал, это самое окружение. И речь здесь шла отнюдь не только о собственных Советниках, если бы! Пресловутый Имперский Совет Координаторов со всем своим огромным и громоздким аппаратом представлялся ему сейчас вязкой, неповоротливой, аморфной массой вроде пропитанной водой глины, совершенно неспособной длительно и упорно "держать нагрузку". Вот уж воистину опираться можно только на то, что оказывает сопротивление.