Стартап

– Я сварю Вам кофе. Он не вернёт Вам память, но взбодрит, хотя бы. – Маша встала с кресла. – Душ вон там.

Пока ему готовили напиток, Горелик быстро оделся и увидел своё отражение в зеркале: мятые брюки, жёваная сорочка, красные глаза, небритая физиономия – стыд и позор!

– Сахар кладите сами, – девушка внесла кофе, расставила кружки и села за стол. Питер притулился напротив на самый краешек стула.

Помолчали.

– Маша, я хочу извиниться…– промямлил Горелик, бесцельно болтая ложкой в кофе. – Мне безумно стыдно.

– У меня к Вам нет претензий – Вы же не обещали жениться. – Женщина пошла к окну и встала спиной к сидящему.

– Я пойду, пожалуй, – Питер тяжело поднялся со стула. Маша молчала.

Горелик долго возился с ботинками, девушка неподвижно смотрела в окно. Наконец, мужчина справился с обувью и разогнулся.

– Скажите, Маша, между нами что-то было?

– Нет.

– А как же… – Питер повёл рукой по комнате.

– Вы же ничего не помните. Значит – не было.

Горелик понурил голову и шагнул к двери.

– Пётр!

Мужчина резко развернулся: сердце учащённо забилось, надежда затрепыхалась в груди – и тут же с грохотом разбилась, наткнувшись на стальной взгляд девушки и её скрещённые на груди руки.

– Знаете, Пётр, – холодно сказала Маша, – пожалуйста, не дарите мне больше цветы. Никакие. Если Вам отдадут выигрыш, потратьте его с пользой.

Девушка снова отвернулась к окну. Питер молча вышел в коридор и аккуратно закрыл за собой дверь.

25.

Горелик плёлся по гравийной дорожке, загребая ногами и регулярно спотыкаясь, не замечая ничего и никого вокруг. В плохо соображающей голове бушевали инквизиция, джихад и революция одновременно.

Что делать? Как вернуть Машу? Завалить её цветами? Не примет. Приползти на коленях с обручальным кольцом и предложить руку и сердце? Рассмеётся в лицо. Подарить какую-нибудь безумно дорогую цацку с бриллиантами? Окатит презрением, и тогда мосты будут сожжены окончательно.

Решения не было.

Спрятаться! Убежать! Скрыться! Исчезнуть! Нет, не выход. Горелик в отчаяньи поднял голову и понял, что уже почти добрёл до ангара. Тут его окликнули.

– Пётр Борисович, – Павловский призывно помахал рукой из курилки, – позвольте завладеть Вашим вниманием?

Питер поковылял к зовущему.

– Кто пил с Вашей рожей и помял её всю? – с иронией произнёс учёный.

– Вольдемар, не подкалывай, мне и так херово. – угрюмо ответил Горелик, протягивая руку к пачке сигарет. – Как-будто ты вчера не пил, а выглядишь, как огурчик.

– Вот-вот, именно огурчик. – по-отечески улыбаясь ответил Павловский. – стограммулечку или два-по-пиисят, но не больше, огурчик, рассол из-под него и огненный борщ от кудесницы вагона-ресторана. Она, кстати, справлялась о тебе.

– Володя, прекрати! – Питер скривился. – Мне сейчас не до кудесниц.

– Всё настолько плохо?

– Да, Вовка, я облажался, – сказал Горелик, закуривая, – даже не так: обделался, опарафинился, обоср…

– Давай без негативных дефиниций. – оборвал Павловский. – Она показала на дверь?

– Хуже. – вздохнул Питер. – Она не хочет больше принимать от меня цветы.

– Это уже серьёзно. – Владимир повертел в руках пачку сигарет. – Что собираешься предпринять?

– Не знаю. Хотел посоветоваться с тобой – больше не с кем.

– А как же твой американский друг?

– Сэмми? – вскинул брови Питер. – Нет, с Сэмом нельзя, я и так один раз уже потерял перед ним лицо, второго раза он не простит, у них так не принято. Поэтому спрашиваю у тебя: ты знаешь, что делать?

– Знаю. – твёрдо ответил Павловский.

– И что же?

– Работать, Петька, работать. Запускать установку. – учёный положил руку на плечо собеседника. – Мы, собственно, все здесь за этим: и ты, и я, и даже Маша. Доведи дело до финала! Установка заработает, ты будешь на коне, докажешь всем (и себе), что ты – человек дела, и вот тогда…

Павловский замолчал и начал энергично втаптывать окурок в пепельницу.

– А ведь да, правда твоя, – подумав, ответил Питер, – что-то высоко я решил полетать. И крылышки опалил, как Икар. А ты, мудрый Дедал, не предупредил меня. Впрочем, прости, неправильная аналогия – откуда ты знал, что оно вот так повернётся.

– Бросим эту лирику, – сказал Владимир, – ты пустил дела на самотёк, пора возвращаться на землю. Утром вернулся Жилин, учинил всем нагоняй, сотрудники носятся, как угорелые – любо-дорого посмотреть!

Горелик представил эту картину и усмехнулся.

– Так что, давай, приводи себя в порядок и – к установке! – резюмировал учёный, хлопнув Питера по коленке. – А то и тебе влетит от профессора, хе-хе. Вон, кстати, и он, лёгок на помине.

К курилке спешил Жилин в белом халате, не снятом по своей неизменной рассеянности. Собеседники встали.

– Сидите-сидите! – замахал руками профессор и плюхнулся рядом. – Где же вы оба пропадаете, я вас обыскался.

– Вы удивитесь, Пётр Борисович, – Жилин выхватил сигарету из лежащей на столе пачки и принялся нещадно терзать её в пальцах. – зачем меня вызывали в Москву. За нашим экспериментом там пристально следят, и на совещании в Академии Наук, с присутствием представителей… эээ… некоторых заинтересованных ведомств, нас настоятельно попросили форсировать работу.

– А академик… ммм, это не важно, курирующий от министерства эээ, (ну, вы поняли) наш проект, – продолжил профессор, – в ходе закрытой встрече после совещания акцентировал внимание на некоторых аспектах… Впрочем, я думаю, мы обсудим это в расширенном составе.

– Конечно, Сергей Кондратьевич, – ответил Горелик, – полчаса, и я – Ваш.

– Вот, и прекрасно. – профессор домучил сигарету и бросил её в пепельницу. – Кстати, сегодня, как стемнеет, мы запланировали тестовое испытание установки. Военные обещают облачность, со спутников нас не разглядят. Работы очень много, ужин нам не светит.