Стартап

Второй медик без приказа наложил жгут выше раны; кровотечение остановилось; достал из сумки рыжий пенал и извлёк из него шприц-тюбик.

– Что это? – несколько обеспокоенно спросил Лазар, до этого молча наблюдавший за происходящим.

– Обезболивающее. – ответил фельдшер.

– Какое?

– Промедол.

– Вы будете извлекать осколок?

– Нет, это сделает хирург в клинике.

– Тогда не надо. – Сэм махнул рукой. – Вы так хорошо затянули мне ногу, что я её совсем не чувствую.

– Как скажете. – ответил военный. – Возьмите нашатырь, я должен видеть, что Вы – в сознании.

– А вот это – пожалуйста. – Лазар улыбнулся, и Питер в очередной раз подивился стойкости друга. Инцидент со стаканом помнился хорошо.

– Что-то мне не везёт со стеклом, Питти. – компаньон как-будто читал мысли. – И всё стекло я получаю от тебя. Когда мы поедем осматривать Эрмитаж, пожалуйста, не роняй на меня витражи.

Машина проскочила через открывшийся шлагбаум и въехала на пандус, где уже поджидали люди в белых халатах. Лазара подхватили, переложили на «каталку» и повлекли внутрь больницы. В процессе перемещения из кармана Сэма что-то выпало, Питер поднял оброненное, машинально сунул в карман и попытался зайти за носилками.

– Ожидайте в приёмном покое! – безапелляционно заявили ему.

Горелик растерянно постоял у захлопнувшихся перед носом дверей и побрёл в поисках предназначенного для посетителей входа. Изрядно смеркалось. В двадцати метрах от пандуса Питер разглядел курилку и одинокий огонёк.

– Угостите, пожалуйста, сигаретой, – Горелик устало опустился на лавочку.

Курящий молча протянул открытую пачку.

– Благодарю. – Питер затряс головой, прикурив от предложенной зажигалки. Дымили молча.

– Ваш друг служил в армии? – вдруг спросил Горелика «благодетель», и Питер узнал в нём «старшего» по санитарной машине.

– Служил. – усмехнулся Питер. – Но не в Российской.

– Жаль.

– Что «жаль»?

– Что не в Российской. – военный встал. – Крепкий мужик.

– Скажите, – Горелик тоже встал, – где здесь можно купить сигареты?

– Пожалуй, сегодня уже нигде, – ответил военный, глядя на часы, – возьмите мои. И зажигалку.

Питер начал отнекиваться, но медик сказал, что «у него ещё есть», и направился к своему санитарному экипажу, чей силуэт уже практически сливался с ночью. Одаренный стал запихивать пачку в карман, но там что-то мешалось.

Горелик пошарил в кармане и вытащил выпавшее с носилок, когда Лазара перекладывали из машины. Это была карточка на вход, такой же кусок серого пластика, как и у всех, имеющих доступ в ангар. Помимо стандартного набора цифр, на пропуске было нанесено то, что с первого раза разглядеть не удалось. Только подойдя к фонарю, освещающему вход на пандусе, Питер смог прочитать имя: «Лазарев Семён Юрьевич».

28.

Профессор с начальником полигона просматривали запись последних секунд жизни мишени. Через секунду после того, как рожица загорелась и луч прожёг в ней дыру, бетонная стена взорвалась. Несколько блоков разрушились, осколками снесло ближайшую камеру, остальные от ударной волны завибрировали. Края стены выстояли, а середина отсутствовала.

– Скажите, милейший, – Жилин внимательно смотрел на военного, – у вас за мишенью была взрывчатка?

– Никак нет! – чётко ответил главный по полигону.

– Так отчего же стена взорвалась?

– Её построили три дня назад. Блоки совсем свежие, и раствор ещё не схватился.

– То есть, Вы хотите сказать…

– Да, профессор. – продолжал излагать свою мысль военный. – Судя по скакнувшей мощности, установка перешла в импульсное состояние, температура резко выросла, вода в блоках и растворе превратилась в пар и разнесла стену. Жаль, видео без звука.

– У вас основательные познания в физике. – удивлённо-уважительно сказал Жилин.

– Нас же не только маршировать учат. – улыбнулся начальник полигона. – Желаете осмотреть результат? Впрочем, уже темнеет. До утра мы не будем ничего трогать, так что после завтрака – милости просим.

– Да, конечно…– пробормотал Жилин и в задумчивости потёр подбородок.

– Профессор! Что-то не так? – участливо поинтересовался военный.

– Всё так… Я вот думаю, какого джинна мы сегодня выпустили из бутылки? – Жилин направился к выходу и наткнулся на стоящего посередине убежища Терещука.

– Серёжа, пойдёмте.

Коллега не отзывался. Профессор заглянул ему в лицо – отсутствующий взгляд и беззвучно шепчущие губы говорили о том, что человек не в себе. Жилин взял замершего под локоть и бережно повёл к выходу.

– Позвольте ещё вопрос! – учёный остановился и повернулся к военному. – Когда мы сможем приступить к осмотру установки и выяснению причин её нештатной работы?

– Если ходовая тягача не повреждена, – последовал незамедлительный ответ, – то сегодня, до полуночи, установка будет в ангаре.

––

Питер бесцельно ходил взад-вперёд по коридору приёмного покоя. Голова взрывалась от потока мыслей, на лету перебивающих друг друга. Почему работа установки вышла из-под контроля? Если он ошибся в расчётах, то где? Насколько серьёзны повреждения? Как быстро можно починить?

Впрочем, последние два вопроса были настолько несущественны перед главным: что это означает? Эти слова на карточке! Он снова и снова доставал её из кармана, читал три слова, засовывал пластик в карман и начинал ходить по приёмному покою с удвоенной силой.

Пару раз Питер выскакивал на улицу, чуть ли не бегом добирался до курилки, наскоро тянул сигарету, яростно её тушил и снова, вприпрыжку, устремлялся в коридор больницы, боясь пропустить выход врача – когда Горелика пустят к другу? Надо, нет, не так – просто необходимо задать Сэму этот вопрос.

Сердобольные врачи, дежурившие в ночную смену, приняли его метания за переживания о здоровьи больного: они, набросив на Питера халат, провели его в ординаторскую, напоили горячим чаем с домашними пирожками и всячески его успокаивали.

Героически отказавшись от добавки, Горелик решил не злоупотреблять гостеприимством и искренним сочувствием эскулапов. Он вышел в холл приёмного покоя и понял, что курить совершенно не хочется, а хочется просто присесть. Питер плюхнулся на видавший виды диванчик. Эмоции и события этого дня сделали своё дело – сидящий задремал.

… Когда распахнулись двери стационара, и как Лазар в кресле-каталке оказался перед спящим, Питер не знал – он просто открыл глаза и увидел улыбающегося друга. В глаза бросалась разница между Сэмом до и Сэмом после аварии на установке: мятые пиджак и сорочка, непонятные мешковатые штаны вместо отутюженных классических брюк, тапочки на босу ногу и пластиковый пакет на коленях.