– Я ничего не понимаю, – откровенно признался я.
– Да что тут понимать! Ты хочешь верить, что оказался здесь не по своей воле, что здесь творится что-то странное – опыты или ещё что похуже. Почему ты не желаешь верить, что здесь нет никакого подвоха, что ты действительно болен и что тебе пытаются здесь помочь?
– Почему? Ну, во-первых, я вообще не желаю верить во что бы то ни было. Я желаю знать. Во-вторых, весь этот туман с именами и прочим напустил не я, а они. Не было бы тумана, никто бы и не стал искать подвох и выдумывать что-то.
Афродита скрестила руки на груди и мрачно расхохоталась.
– Так уж и не стал бы никто? Да ладно! Твоя наивность меня поражает. Бо?льшая часть человечества только тем и занимается, что ищет подвох и выдумывает что-то, лишь бы сбежать от реальности, разве это не очевидно?
– Очевидно? Да, оче-видно. Ну что ж, вероятно, очам этих беглецов не нравится то, что они видят, вот они и бегут куда-то.
– Вот именно! Не нравится! А почему они бегут, а не борются? Потому что трусы и слабаки. Но ты-то не трус и не слабак!
– Откуда ты знаешь? – усмехнулся я.
– Знаю. Ты и сам это знаешь.
– Не понимаю, чего ты от меня хочешь.
– Хочу, чтобы ты перестал закрывать глаза и вернулся в реальность. Разве тебе плохо здесь?
Я почувствовал лёгкую пульсирующую боль в левом виске.
– Мы с тобой раньше близко общались?
Афродита прекратила хождение туда-сюда и теперь стояла в двух метрах от меня. В ответ на мой вопрос она странно улыбнулась и сказала:
– А ты как думаешь? Но то, что было раньше, не так важно, как то, что происходит сейчас. Завтра ты встречаешься с женой, и это намного важнее, чем наше общение в прошлом.
– А ты замужем?
– Нет, но у меня есть друг.
– Он к тебе приезжал?
– Конечно. Он часто меня навещает, минимум – три раза в месяц. А твоя жена, насколько мне известно, приедет сюда впервые.
Я уловил в её тоне хорошо скрываемое недовольство, но не смог понять, чем конкретно она недовольна: тем, что моя жена так долго не навещала меня или тем, что всё-таки решила навестить. А может, и тем, и другим одновременно? В любом случае сам факт такого недовольства говорил о многом…
– А твой друг… Он что-нибудь рассказал тебе о прошлом?
На лице Афродиты снова появилась странная улыбка. Меня вдруг охватило сомнение: не комедию ли она разыгрывает передо мной?
– Он хотел, но я не позволила.
– Почему? – удивился я.
– По двум причинам. Во-первых, меня вполне устраивает этоблаженноезабвение, – три последних слова она произнесла нараспев. – Во-вторых, я полностью доверяю руководству, и если оно считает, что знание прошлого может нам навредить, значит, так оно и есть.
– Удивительно. И тебе совсем не интересно, как ты жила раньше? Ты хоть знаешь, как здесь оказалась?
– В общих чертах. Я пыталась покончить с собой, но попала в больницу, а врачи направили меня сюда.
– Значит, всех нас объединяет склонность к суициду. Но вот что странно: я не нашёл на теле никаких шрамов.
– Не вижу ничего странного: если вовремя наложить швы, следов не останется.
Я понял, что бесполезно её переубеждать, да и сам я не был ни в чём уверен.
– Кстати, ты в курсе, что Несмеяна, ну, которая философ, уехала? Между прочим, кое-кто считает, что перед этим она пыталась покончить с собой.
– Слышала, что уехала, и про попытку повеситься слышала. Враньё.
– Что именно? – уточнил я с усмешкой.
– Второе. Не такой она человек, чтобы пойти вешаться.
– А мне показалось, что она именно такой человек. Из её глаз прямо-таки лилась смертельная тоска.
– Ах, как поэтично! Вы, поэты, умеете красиво говорить. Точнее, красиво обманывать. И, главное, обманывать самих себя, – она вздохнула и продолжила: – Не верю я в заговор, хоть убей!
– Знаешь, что она мне сказала за несколько часов до того, как якобы излечилась? Что на дворе не две тысячи восемнадцатый, а будущее, что Солитариус – это планета, которую мы прилетели заселять, но некоторые из нас подхватили здесь какую-то болезнь и потому были изолированы.
Афродита громко рассмеялась.
– Фантастический бред! И ты в это веришь?
– Дело не в том, верю я или нет, а в том, что выдумать такое мог только не совсем здоровый человек. Но мне говорят, что она излечилась! Как? Либо я – дурак, либо руководство слепо, либо мы действительно находимся на другой планете.
– Ну не знаю… – нахмурила она тонкие брови. – Ты уверен, что она не шутила?
– Абсолютно.
– Не знаю, – повторила она. – Но ведь теперь она убедилась, что её теория неверна.
– Убедилась ли? Я бы хотел убедиться в том, что она убедилась.
Афродита подняла глаза к небу.
– Вот об этом я и говорю. Тебе-то это зачем? Я не понимаю. Тебе здесь плохо? Хочешь вернуться в стадо, которое называется народом или человечеством? Чего тебе не хватает? Имени? Я могу звать тебя Серёжей или Лёшей, если хочешь. Что изменится? Уехавшим отсюда я не завидую. Тут идеальные условия для жизни, интересные люди. А что там? Блеющее стадо, которое вдобавок плохо пахнет. Прошлое? К чёрту прошлое! Создай себя заново. Думаешь, если узнаешь прошлое, тебе станет лучше? Но ведь лучше не станет! Всё, что у нас есть – это настоящее.
– Почему ты так беспокоишься обо мне?
– Потому что ты мне нравишься, и мне не хочется, чтобы ты стал параноиком.
– Разве тот, кто хочет знать правду, параноик?
– И как далеко ты готов зайти ради правды? Готов разрушить свою жизнь из-за голой девки, которую все имеют как хотят? Правда – всего лишь шлюха, которая любит клиентов побогаче.