Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

– Твоя Цель – до Воскресения дожить?

– Да, моя цель – Благодать получить.

– А как же рай, Старик?

– Это смысл жизни – прожить радостно и очутиться в раю, хочу радоваться.

– Погоди ещё, Старик, придёт время, помрёшь.

– Ох, время, ненавижу я время – оно безжалостно ко мне! Ко всем безжалостно.

– Может, помощь нужна? По хозяйству?

Но Старик жаждал поговорить:

– Мне поговорить не с кем! За окном пурга воет, а я хочу говорить. В жизни моей цель – дожить до Воскресения и божественную Благодать получить. А что есть цель вашей жизни, друзья? У каждого есть цель и мечта. Мечта и есть цель вашей жизни, личный рай, кх-кх-кх (закашлялся), это я говорю, а я пожил жизнь. А чтобы её понять, мне пришлось прожить целую жизнь… Моя мечта – до Воскресения дожить, а там придёт Батюшка и причастит, и, может быть, получу Благодать. Раньше были грандиозные желания – весь мир подсолнечный обойти, принцессу в постели любить и сочинять поэмы лучше Шекспира. А теперь что? Теперь желания маленькие – встать и сходить в туалет, поесть пирога и кефира, лекарства выпить и опять лежать. Выйти из квартиры я не смогу – падаю. Кхе-кхе-кхе, – закашлялся Старик.

– А где дети твои?

– Что? Внук приезжает ко мне, но он далеко живёт. А водитель старшего сына привезёт продукты и кефир в холодильник, сфотографирует меня, как бревно, и обратно с отчётом. Дочь на гастролях. Что-то детям я сделал не так, не любят они меня и в Бога не верят. Плохой у меня сын, никогда не звонит, а дочка из Парижа звонила. Но внук приезжает, внук очень хороший… Всё от того, что надо было каждый день говорить детям «я вас люблю», а я не говорил. А внуку говорил, и внук меня любит… Поэт?

– У него обет молчания, а ты говори, Старик, он тебя слышит.

– Поэт, помолись за меня, умоляю – пусть Бог заберёт меня в воскресение или ночью сегодня. Тяжело мне терпеть, и спасу нет, устал я страдать. Приближается участь исхода из бренного тела, ох, быстрей бы уже. А? Поэт? Я хочу в рай, очень хочу туда, где нету никакой боли – ни телесной и ни душевной, ни стыда, ни страданий… Устал я. Устал! Душа моя молодая, а тело гнилое, причиняет страдания невыносимые мне. Ты помолись, пусть старое тело умрёт, а душа моя к Господу, к Нему туда воспарит. Мне хочется рая, уж больно страдаю я, очень страдаю. Поэт?

– М-м?

– Мама приходила ко мне.

Поэт бессознательно погладил Старика по голове, и от этой ласки заплакал Старик.

Юродивый сказал в утешение:

– Не плакай, старик! Сегодня помрёшь.

Старик дрожащей рукой вытер слезу:

– Хорошо бы! Поэт? Поэт, я причащался сегодня. Одно скажу – ох уж эта вечность! Никому не нужна, ни вечный день, ни страдания, не нужна мне вечная жизнь. Уж лучше счастливым пожить – умереть. Зачем же мне вечно болеть и страдать?

Юродивый согласился:

– Верно, Старик, жизнь всегда кончится, надо бы ей дорожить. Великие слова! Сейчас запишу. (Достал блокнот и записал карандашом.)

– Без смерти не будет ни поэзии, ни красоты, ни любви. Ох, Поэт, умоляю тебя – помолись за меня, чтобы сегодня забрал Господь. Я жизнь прожил, пора мне… М-м-м! Жаль, прощения не смогу попросить у тех, кого в жизни обидел. Эх, душа болит.

– Что так?

– Поздно, Юродивый, никого уже или не найдёшь, или померли, а душа всё равно болит.

– Помолись ты за них!

– Молился, очень молился… Я теперича знаю, как жить, да поздно жить, старый я. Утром три часа читаю молитвы и за себя, и за всех, а потом весь день, чтобы не сойти с ума, читаю стихи. Забываю стихи – начинаю снова. Когда читаю молитвы или стихи, мне не так страшно и больно. Я стихи с детства читаю, люблю.

Старик в сотый раз рассказывал про свою жизнь, ему хотелось говорить, говорить… Поэт молча взял книги писателя с полки, посмотрел и полистал их. Юродивый поправил подушку Старику:

– Ладно, Старик, ты не плакай, Бог любит тебя – заберёт, готовься. Старик!

– А?

– Покойна ли душа твоя?! Не боишься чего в смертный час или ночью один?

– Жажду разрешиться я от старой жизни, скорее преставиться.

– Каждый сам за себя ответит Ему! Предстанешь ещё.

– Я готов! Хоть сейчас!

– Это хорошо. Немного осталось, Старик, закончишь подвиг терпения и радости, отойдёшь в вечность. Смерти боишься? С косой придёт страшная! А?

– Я буду хохотать ей в лицо! Хохотать! Ха-ха-ха! Я в этой жизни столько начудил и ошибок наделал, что без хохота никак мне нельзя вспоминать! Комедию можно написать. Я правда, я готов смерть увидеть! Я её не боюсь! Слава Богу, дал мне красиво пожить!

– Молодец! Вот молодец – настоящий боец! Старая школа!

– Да! Буду смеяться!

– Настоящий боец, не сдрейфил. Но нам пора, э-э, нам ещё жить. Старик, пошли мы.

– Куда?

– Весь день на ногах! За милостью Божией по снегам ходили. Сильно продрогли и есть хочется.

– Юродивый, стой же! Ко мне Рита приходила, уколы сделала, полы помыла, большой пирог принесла, я стихи ей читал. Как я забыл! Там пирог, там целый противень, возьмите половину, он освящённый, а мне не доесть. Возьми, пирог на столе, угощайтесь… Я, правда, очень рад, что пришли, хороший знак.

– Что так?

– Значит, сегодня помру или в воскресение? А если не умру – приходите после службы, расскажите мне. Мне поговорить хочется… Возьмите пирог! Там пирог, там!

Юродивый с радостью аккуратно разломил большой пирог на две части:

– Спасибо, Старик.

– Заходите, не бросайте меня одного. (Старик закрыл глаза и старческим голосом начал читать молитвы.) Господи, я бы хотел летать в раю. Господи, чистое сердце во мне сотвори… Поэт, а Поэт?

– М-м?

– Тебя все сильно любят, и я тебя люблю! Прошу, молись за меня.

Поэт подошёл ближе к кровати больного, со всей серьёзностью перекрестил полуслепого Старика и мысленно молитву над ним сотворил: «Молю… Ныне же, Владыко, отпусти Старика, раба Твоего православного верного, по слову моему и по Твоей милости и воле, Господи Боже, с миром из жизни его. Умоляю Тебя, возьми его в рай… Аминь». Поэт наклонился и поцеловал Старика в лоб и еле слышно шепнул губами: «Сегодня». Старик закрыл полуслепые глаза и улыбнулся улыбкой счастливого ребёнка, и лицо его просияло с твёрдой верой, а больше ему ничего и не надо было. Юродивый молился на иконы Старика: