Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

– Я видел – живой, живой он. Художники в трапезную его понесли.

– Я боялся – помрёт. А я говорил ему всю дорогу, что трудно, но надо, а он усталый был и недовольный, невыспавшийся. А когда вошёл в храм, то это был уже не Поэт, а кремень. О-о-о, и он, Блаженный, как упал на колени и в голос звал, просил, умолял. А когда и вовсе на пол упал, я подумал – умер же он! Умер! На небо ушёл… Эх, а теперь радость, счастье, друзья! О Боже, божественное счастье во мне. Господи, я же ради этого жил целый год! С самого входа в монастырь. И дождался! Ах, нереально! Меня трясёт до сих пор. Гляди, Сторож, смотри – руки трясутся от радости! О-о, я это запомню на всю жизнь! Ох, теперь, Сторож, будут красивые фрески на куполе! Будут!

– Пойдуть фрески, пойдуть красивые. Истинный крест!

– С Божией помощью дело пойдёт! Благодать.

– Да-а-а, божественно, Благода-а-а-ть, Благодать. Пойдуть фрески, пойдуть.

Постник в рясе шёл в сопровождении Сторожа, и много, восторженно рассказывал и пересказывал, и не мог остановиться, а Сторож кивал. От храма они пришли к народу, к столу, и тут Постник с удивлением увидел – Поэт спал за столом на коленях у Мэри. И тогда он захлопотал, запричитал и скомандовал всем:

– Осторожно вы! Ради Бога! Несите в машину, он же дитя Бога. Осторожно же!

– Все мы дети Бога.

– Я так не думаю! Осторожно, говорю вам, несите. Через Поэта прошёл божественный ток, это мы были грешные, а теперь святой Дух на нас отражается. Тихонечко вы! Тихо-тихо-тихо, вот так. Несите в машину его. Да осторожно же вы!

Спящего Поэта всем миром бережно несли на руках до микроавтобуса и уложили на задний диван как самое дорогое дитя. Обожание полное! Все хотели непременно нести его и хоть пальцем дотронуться до него. Если бы Поэт не уснул за столом, его растащили бы на сувениры!

Постник продолжил командовать:

– Отойдите же! Осторожно же! Подушку несите. Где подушка? Ну, слава Богу.

Подушку уже подали в руки Мэри. Она нежно и бережно положила голову спящего Поэта на подушку и тихо поцеловала его.

Постник решил быстрее вернуться в свой храм, пусть недорасписанный, холодный, но теперь радостный, хранилище Ангелов и Благодати божественной. Он хотел непременно вернуться в Храм и остаться там подольше, радоваться и молиться, работать и штукатурить. Счастливый, он, конечно, понимал, что был не настоящим монахом, а только послушником, учеником и алтарником, и ему вместе с художниками предстояло ещё долго работать и расписать храм. А на Пасху вместе с Настоятелем и с художниками в присутствии Спонсоров из Москвы надо провести праздничную пасхальную службу. И если раньше он не верил, что так и будет, то сегодня искренне уверовал – да, так и произойдёт! Сам Господь Бог взял храм под свой личный контроль и опеку. Аллилуйя! Постнику не терпелось поскорее вернуться в свой храм. Он уже трижды поклонился спящему Поэту, а потом Юродивому земными поклонами, крепко обнял, поблагодарил их за помощь грешным братьям и, радостный, скорее побежал в храм.

Постник, коротко стриженный, с ещё маленькой кучерявой бородкой, летел по улице без шапки. И вдруг что-то толкнуло его в грудь и остановило! И лёгкая неземная радость вновь охватила Постника, и он удивлённо услышал сладостный звон – колокола ударили на колокольне. И будто из ведра его елеем облили. И заплакал от счастья Постник в рясе, и от великой Благодати шептал:

– Благодать-то какая! Господи Боже мой, я тоже Дитя Бога. Я теперь тоже Дитя Твой. Боже, простил меня, простил! Я видел, ощутил Твою Благодать. О, радость во мне! Ангелы, Ангелы! Расскажешь кому – никто не поверит.

Стоял и не мог ни говорить, ни идти, плакал радостными слезами и беспрестанно крестился монах. Бог простил все грехи его тяжкие, явно послал Благодать! Стоял и улыбался самый счастливый человек на земле. А вокруг – зима белая, снежная, и мороз крепчал, а ему, счастливому, всё было жарко, и отчего-то очень хотелось летать, и непременно высоко-высоко. Так и стоял без шапки, и улыбка от уха до уха. Расстегнулся и счастливо и сладко вздохнул:

– Эхма! Какой радостный день! Ура-а-а!

Воздух вокруг был чистый и сладкий, и оказалось, что для радости, счастья не обязательно ему, Постнику, быть знаменитым артистом или богатым банкиром, быть модным футболистом или купаться в лучах славы популярным певцом. Сегодня он был истинно счастлив в старом неотремонтированном храме, далеко от Москвы. Весь год Постник пребывал в послушании и мечтал, что когда-нибудь божиим словом будет лечить людей, крестить и заблудших спасать, крестом изгонять бесов из грешников, и побеждать бесплотных врагов, молиться за Патриарха, за Президента и воинство, за весь российский народ, и этим он Россию спасёт от набегов и бед, и от разорения. И будет он Воин Света Божественного из армии Христа и будет биться с бесами и прогонять супостатов. А если предстоит умереть, то обязательно как Поэт – за людей и за друзей в геройском поступке! А ещё мечтал Постник, что будет ощущать Благодать – сладкую, как мёд, и лёгкую, словно полёт Ангела, и душа его счастливая тоже будет летать. Но до сего дня или грехи мешали ему, или его маловерие, но Благодать была очень слабенькой. А сегодня впервые он ощутил в полную силу на себе Благодать и любовь Отца Господа Бога к нему, простому монаху послушнику. До слёз радости и до самой глубины юной души эта божественная любовь сейчас сотрясала и грела его. Хотелось пить. Монах рукой зачерпнул снег, в рот положил и стал его есть. И казалось ему, что слаще и вкуснее этого снега он ничего не едал. Постник улыбался во весь рот, а колокола забили звонче, сильнее, и поплыл по всей округе праздничный проелейный святой перезвон. «Благодать! Благодать!» Это поди Сторож храма, звонарь, от Благодати на радостях ударил в колокола «Пасхальное Воскресение». И от счастья Постнику захотелось всех сразу обнять. Он искренно верил, что может летать, и огромная душа его теперь не помещалась вся в нём и радостно кружила над ним:

– Боже мой! Боже!.. Счастье, – шептал монах. – Слава Тебе! Слава Тебе! Много ли надо для счастья? Много, много внутри! Благодать и колокола! Мама, мамочка моя покойная на небесах, слышишь ты, как я счастлив? Я Счастлив! О, Господи Боже! Стоп, стоп! Господи Боже, так вот же – я понял себя, я хочу быть Батюшкой и служить Иереем в этом храме чудесном, в храме моём вместе с Ангелами служить Литургии, Молебны, Вечерни! О, Господи, вот же то, что мне надобно, и Бог всемилостливый специально меня привёл в этот храм! И заставил меня работать и его штукатурить весь год, а сегодня… О, Господи! Конечно же, непременно, я умолю Настоятеля направить меня в семинарию! И я буду Иереем счастливого храма. У меня будет жена, детки и Ангелы! Ах-ха-ха-ха! Мои Ангелы свыше! Ага-а-а!

Со стороны было видно, как радостно размахивал руками, кричал и смеялся юный послушник в рясе, и алые щёки его растянулись в счастливых улыбках. Постник улыбался, а перед ним стоял его храм с Ангелами, снег и мороз – и всё для него, это рай на земле. Сегодня впервые для него пели Ангелы… Пели в грешном земном мире его.

Неожиданно Постник заметил женщину, что сидела на скамейке и плакала. В её трясущихся от личного горя руках была недокуренная сигарета. Постник встал рядом и, улыбаясь, спросил:

– Ты чего плачешь?

– Эх-х-х, парень… Счастья больше не будет. Нет, не-бу-дет. (Затянулась сигаретой.) Впереди только лямку тянуть: и детей, и мужа умирающего и злого. Безнадёга, ничего впереди. Понимаешь? Парень? Ни-че-го. И больно. Обидно мне! Жизни нет, и не будет радости больше, и плакать хочется. Эх! Все мечты, что были, ушли и не сбудутся, нет… нет… Плакать хочется, парень, мне, плакать. Я в стену упёрлась, впереди только… Эх-х-х, парень… (Она курила и плакала.) Тоска-а-а.

– Не плачь же! Пошли со мной, сестра, обещаю – жизнь твоя наладится.

– Ну что ты говоришь, парень? Что ты в жизни понимаешь?

– На колени встану – пошли, дело делать.

– Ты дурак? На какое дело зовёшь?

– Очень важное дело! Будешь свечками торговать, записки о здравии принимать, полы мыть и о здравии мужа молиться. И детей с собою возьмёшь, побегают, с Богом поговорят. Ты просто не представляешь, сестра, как мне сейчас хорошо! Пошли со мной, пошли налаживать жисть твою…