Блуждающий

Но я не мог ответить.

Мы остановились у подъезда пятиэтажного дома, где жил дядя. И вдруг липкая тишина, висевшая в воздухе, дала трещину. Я почувствовал, что должен что-то сказать. Взвешивал фразы, гадал, прикидывал, но, как это обычно и бывает, ни одна здравая реплика так и не пришла на ум.

– Спасибо, Тонь, за все спасибо, – сказал я.

Тоня сжимала двумя руками руль и не обернулась. Посмотрела на меня через зеркало заднего вида, и в глазах ее я увидел только выражение безразличия.

– У меня будет к тебе просьба, – сказала она бесцветно. Мою благодарность Тоня пропустила мимо ушей.

– Да, конечно. Любая, – тихо ответил я.

– Не ищи меня и никогда не вспоминай. Представь, что меня не было в твоей жизни. Никому обо мне не рассказывай и сам представь, что все увиденное было лишь сном. И продолжай жить, как прежде, – произнесла она тихо, но в голосе ее не было ни грамма сожаления.

«Это невозможно. Я никогда тебя не смогу забыть», – пронеслось в голове, но я ответил:

– Конечно, не беспокойся.

– Ты не понял, Дим, – прошелестела Тоня и повернулась ко мне, протягивая документы. Глаза ее смотрели внимательно, но без интереса. – Я хочу, чтобы ты забыл все. Никогда меня не вспоминай. Сделай над собой усилие и забудь.

«Не смогу, ты же и сама прекрасно это понимаешь», – горько изрек я про себя, но вслух произнес:

– Постараюсь. Мне просто нужно немного времени, и о тебе ни одной мысли не останется.

Тонин взгляд в миг покрылся злобной пленкой. Кровь моя словно застыла. Неужели, она умеет читать мысли?

«Интересно, а она тоже обдумывала эту просьбу? Так ли волновалась, как я, или сказала легко, без сожаления», – подумал я.

А Тоня, немного помолчав, вдруг добавила:

– Не ищи меня. Никогда не ищи. Если вдруг увидишь – пройди мимо. Так будет лучше. Мы никогда не встретимся. Наша встреча была ошибкой. Живи, следуй своей мечте. И никогда не оборачивайся.

Я смотрел на нее, внимая каждому слову, но ничего не понимая. Мне было страшно, но чувства самосохранения словно и не осталось.

– А можно я задам тебе последний вопрос?

Она, чуть подумав, кивнула. Без особого энтузиазма.

– Про какое представление ты писала? Зачем я тебе нужен был? – спросил я. И никак не мог ожидать того, что случится после моего вопроса.

Тоня, кажется, позеленела. Ее словно поработил кто-то другой. В лице не осталось ни капли Тони. Это был кто-то другой, кого я еще не знал. Она по-звериному хмыкнула, облизнула губы, и, сверкнув белоснежными зубами, ответила:

– Лучше тебе не знать, Дима Жданов. Считай, что я ошиблась. Молись об этом, молись, чтобы я никогда тебе не встретилась. Считай, что это наставление – мой прощальный подарок. Пользуйся им с умом.

И клянусь, в тот миг я был безумно счастлив, что пришел момент расставания.

Я вылетел из машины, а Тоня все еще смотрела на меня звериными глазами и улыбалась. Точно так же, как и утром. Я судорожно проверил свои вещи, закрыл багажник и уже хотел было идти к дяде, но понял, что не проститься с моей попутчицей было бы невежливо.

К моему удивлению, когда я постучал в окно, Тоня уже отвернулась и смотрела вперед, положив руки на руль. Изнуренная и поникшая.

– Тонь, – начал я, и девушка опустила стекло, но так и не посмотрела на меня. – Спасибо тебе за все. И прости за то, что было не так.

Тоня медленно повернулась ко мне, и на лице ее остались только грусть и усталость. Ни намека на ярость, что окрашивала глаза-болота всего несколько минут назад.

– Удачи, Дим. Будь счастлив, – прошептала она в ответ.

– Скажи, а ты хоть когда-то говорила правду за это время? Или всегда мне врала?

Я не спрашивал, чтобы раскрыть очередное надуманное детективное расследование. Просто за день так устал, так измучился, что хоть в чем-то хотел быть уверенным.

Тоня долго на меня смотрела, не говоря ни слова.

– Для меня в нашем знакомстве было намного больше лжи, но она может стать истиной для тебя, – прошептала она загадочно и выдохнула. – Прощай, Дима Жданов. Будь счастлив.

Стекло поднялось прямо перед моим носом, забрав с собой аромат крыжовника и клубники, никогда не существовавший. Глаза, цвета затянувшего в себя болота, для меня закрылись.

Но я прошептал: «До встречи, кем бы ты ни была».

Черный автомобиль Тони медленно сливался с серостью московской улицы, а я чувствовал, как занавес медленно опускался.

Третья запись

Читатель, боюсь представить, каков объем твоей злости, обращенной к нерадивому Диме Жданову. Писать об этом так же тяжело, как и читать. Но прошлое остается в прошлом. Любой камень – всего лишь часть фундамента.

Может показаться, что я преувеличиваю. Но уверяю: я скорее преуменьшаю. К сожалению, текст еще не научился вбирать в себя все до последнего чувства. Если бы я описал все, что думал и ощущал, вы бы либо уснули, либо бы бросили читать, либо перелистнули.

Иной раз вспоминаешь все это и думаешь: да нет же, не могло такого быть. Жизнь – не театр абсурда, но иногда он все-таки заезжает и остается погостить на прибыльных гастролях чуть дольше, чем планировал.

И можно бы сразу же отвернулся от истории, переключаясь на ту, что намного интереснее, но не могу не рассказать о том, что же случилось со мной в тот год, когда я начал жить в Москве. Ведь иначе вы, скорее всего, и не узнаете меня.

А потом, обещаю, вернемся к тому, ради чего собрались.

Глава XIV: Первый шаг во взрослую жизнь

Меня оставили у подъезда прямоугольной панельной пятиэтажки. Все те же заплатки мозаики утеплителя, как и везде. Я прокручивал в голове слова Тони и чувствовал, что земля уходила из-под ног. Все смотрел на то, как черная машина удалялась во мгле, и понимал, что вместе с ее колесами, все еще несших в себе травинки моих родных полей, уносилась и последняя частичка дома.

Я все стоял, словно врос в асфальт, чувствовал, как промозглый августовский воздух мегаполиса бил кулаками в спину. Над головой пустынными грифами кружили низкие облака, а трава, пожухлая и исчерченная дырами, не шла ни в какое сравнение с той, что колосилась в моих родных просторах. Разноцветные дома забылись в калейдоскопе всех оттенков серости. Столица с первых минут дала понять – ничего родного от нее ждать не придется.

Не знаю, сколько я бы так простоял. Наверное, до зимы. Но тут сзади раздался недовольный голос:

– И долго ты торчать на улице будешь?

Я обернулся, даже не сразу поняв, что обращались ко мне. Передо мной стоял незнакомый мужчина, а я пытался мысленно прочертить нити родства между нами.

– Здравствуйте, Михаил Васильевич.

– Здравствуй, здравствуй. И что ты не позвонил, что приехал? Мать твоя сказала, что скажешь, как на въезде в Москву будешь.

– Да я… Я как-то забыл.